— Следы лошадей, которые мы видели раньше, все незнакомые, — продолжал Хантер, никак не откликнувшись на ее слова. — Правда, это ничего не значит. Если у Быстрой Стрелы снова захромала лошадь, он мог разжиться другой у какого-нибудь очередного Барлоу. Нам остается только ждать, пока тот, кто скрывается внутри, не выдаст своего присутствия. Видишь, над трубой поднимается едва заметный дымок? Подобраться поближе незаметно трудно, место слишком открытое. Но против большого вооруженного отряда хижина беззащитна.

— Как странно, когда бывалый человек вроде тебя строит жилье, не учитывая этого.

Хантер промолчал. Он не собирался вспоминать о том, что несколько лет подряд только и ждал, когда кто-нибудь прикончит его во сне.

Подождав еще несколько минут и убедившись, что обитатель хижины не собирается выходить, он повернулся к Сэйбл:

— Знаешь, я бы не прочь услышать, что ты меня хочешь.

— Леди не должна произносить подобных непристойностей, мистер Мак-Кракен!

— Но мне-то можно! — возразил Хантер, ухмыляясь.

Однако Сэйбл расслышала под ласковой насмешкой невысказанную просьбу: скажи, что ты так же принимаешь меня сегодня, как и вчера.

— Люби меня! — вдруг прошептала она, придвигаясь ближе.

Запах сочной травы примятой ее телом, густо и опьяняюще поднялся в неподвижном теплом воздухе, какой-то скромный белый цветок добавил в него свой волнующий горький аромат.

— Люби меня…

В ее голосе что-то иное, чем страсть, думал Хантер, наклоняясь к губам Сэйбл. Она сказала» люби» так, словно в этот момент нуждалась именно в любви в ее высоком смысле. Поэтому он поцеловал ее осторожно, очень нежно и нетребовательно, ничем не выказывая желания, которое чувствовал. И он не удивился, когда увидел слезы в широко раскрытых глазах Сэйбл.

«Он целует так, словно признается в любви, — думала она. — И мы не просто любовники. Мы связаны друг с другом всем тем, что уже случилось, и вместе вынесем все, что случится потом, потому что это может только сильнее привязать нас друг к другу, а не оттолкнуть».

Она еще не была уверена, но уже могла надеяться, что будущее для них двоих существует… Существует ли?

Она медленно отстранилась. От земли поднимался целый букет запахов, который, казалось, можно было потрогать руками: по-весеннему плодородная влажная земля, зеленый ковер травы, нагретая солнцем кожа обуви — все благоухало, заставляя ноздри жадно раздуваться.

Хантер не нарушил тишину ни единым словом. На лице его было мирное, почти безмятежное выражение, словно никто и не думал таиться в хижине, возможно, готовя им разные сюрпризы. Потом, с видимой неохотой, он снова взялся за бинокль и отвернулся.

Сэйбл поймала себя на том, что пристально рассматривает его профиль. Лицо его вновь было настороженным, веер морщинок в углу глаза возник оттого, что Хантер щурился, боясь упустить какую-нибудь жизненно важную мелочь и тем самым дать врагу лишний шанс. «Врагу», мысленно повторила Сэйбл. Это слово относилось слишком ко многим — в сущности, ко всей армии, в том числе к коменданту Мейтланду и ее отцу. Как странно было теперь, когда они с Хантером вдвоем противостояли такому мощному противнику, вспоминать то, что составляло жизненные интересы Сэйбл Кавано несколько месяцев назад. Наряды, чепчики по последней моде, вращение в свете. Все это ушло слишком далеко, чтобы даже по-настоящему смешить.

Стала ли она личностью с тех пор? И как именно человек становится личностью? Убив, защищая чью-то жизнь, двух человек за одно утро? Или выполняя день за днем тяжелую рутинную работу? Выживая? Уже давно она поставила целью стать достойной Хантера, чтобы он мог гордиться ею так же, как она гордилась им: тем, что он выжил, и тем, что, не колеблясь, делал для этого все, что нужно, как бы сильно это ни шло вразрез с общепринятыми нормами и правилами.

Он выздоравливал душой. И она старалась помочь, чем могла, сожалея лишь о том, что ему не требуется для выздоровления кровь, которую она могла бы отдать за него.

Но для нее ли он выздоравливал? Может быть, для свободы, о которой только и мечтал?

А она мечтала отказаться от свободы ради жизни рядом с ним, до конца дней.

Очень странно было чувствовать себя полной надежды и одновременно беспомощной.

— У тебя грустный вид. Почему?

Она вздрогнула от звука его голоса, хотя тот был негромким и мягким. Хантер полулежал, глядя на нее, видимо, уже какое-то время. Сэйбл заставила себя принять непринужденный вид.

— Ну и что там происходит?

— Ни черта там не происходит!

Хантер нахмурился. Это было так не похоже на Сэйбл — держать в себе то, что ее снедало, — и эта неожиданная сдержанность обеспокоила его. Впрочем, он не собирался лезть к ней с расспросами.

Нахлобучив шляпу, он махнул рукой в сторону оврага, на дне которого они оставили лошадей.

— Значит, ты собираешься ехать прямо к хижине только потому, что за ней привязана всего одна лошадь? А если рядом сидит в засаде целый взвод?

— За то время, которое мы здесь провели, хоть один из солдат шевельнулся бы, я же не заметил никакого движения. — Спустившись в овраг, Хантер отвязал свою лошадь и повернулся к Сэйбл:

— Я поеду один, и на этот раз даже не пытайся спорить.

— Нет, я буду спорить! За кого ты меня принимаешь? Неужели я позволю тебе отправиться туда в одиночку? И нечего так свирепо шевелить бровями, я нисколечко не боюсь! К тому же теперь ты знаешь, что я умею стрелять. — Хантер слушал молча, и это подстегивало сильнее, чем бурные возражения. — Лишняя пара глаз и лишний ствол, прикрывающий спину, еще никому не вредили. Не заставляй меня думать, что ты отказываешься от помощи только потому, что это уязвит твое мужское самолюбие.

— Мое мужское самолюбие уже так уязвлено, что почти рассыпалось в прах, — усмехнулся Хантер.

— Послушай, может быть, разумнее выманить его… их… из хижины? Например, пострелять немного, с разных сторон?

— Это только привлечет всех, кто слоняется поблизости.

Он не собирался принимать ее помощь. Сэйбл поняла это по тону Хантера и вздохнула, сдаваясь. Ее взгляд переместился с его лица на травянистую равнину, постепенно переходящую в леса. После продолжительного молчания Хантер не выдержал:

— Ну а теперь-то что?

— Мне страшно, Хантер. Я стараюсь не поддаваться этому, но боюсь все равно. Маленький Ястреб слишком долго оставался без женской заботы… Нет-нет, выслушай, раз уж спросил! — Она топнула ногой, досадуя на то, что слезы норовят навернуться на глаза. — Не ты ли сам говорил, что Быстрая Стрела никогда не имел дело с детьми? Кто знает, что еще жизнь приготовила нам в качестве сюрприза? Допустим, кто-нибудь напал на Быструю Стрелу из засады, и он был ранен или даже убит? Что, если Маленький Ястреб так и лежал рядом с его мертвым телом, изнемогая от крика, пока его не растерзали дикие звери? Ты и сам не знаешь, кто поджидает тебя в твоей собственной хижине. Мне страшно! Мне все время кажется, что лучше выждать подольше.

— А если там Крис и малыш? Если они ждут не дождутся, когда мы приедем? Мы будем сидеть здесь, пока не появятся солдаты и не доберутся до них первыми.

— Да, но…

Хантер поцелуем заставил ее умолкнуть. Кроме всего прочего, она боялась и за него, и это согревало душу. Из-за него она прошла через слишком многое, чтобы когда-нибудь впредь он смел винить ее за страх или излишнюю осторожность. Она была в его руках, как безумная, судорожно прижимаясь всем телом, впиваясь пальцами, кусаясь. Она целовала его так, словно это был последний их поцелуй.

— Обещай быть осторожным! — шептала она снова и снова, и Хантер невольно начал проникаться страхом, который звучал в ее голосе. — Прошу тебя, милый, прошу, будь осторожнее!

— Да ничего со мной не случится, — пытался он урезонить ее, но тщетно. Одинокая слезинка скользнула по щеке Сэйбл, но Хантер сделал вид, что не замечает этого. — А ты жди меня здесь, как и было решено. Слышишь? Жди до тех пор, пока я не подам знак. Сэйбл! Я не двинусь с места, пока не услышу согласия.

Она кивнула едва заметно, не поднимая глаз от земли, но когда он вскочил в седло, вцепилась в стремя, не давая двинуться с места. Она была совершенно вне себя.

— Ты точно не поедешь за мной?

— Я кое-чему научилась за время пути, Хантер.

Это по крайней мере было что-то. Тень обычной живости. Хантер почувствовал себя легче.

— Скоро стемнеет, Сэйбл. Держи оружие наготове — мало ли что…

Он уже сказал это дважды за день, но она все же показательным движением приподняла юбку и стиснула рукоятку ножа, лихо торчащего над голенищем высокого ботинка.

— Умница, — одобрил Хантер (в третий раз за день).

Он проверил, легко ли вынимается притороченное к седлу ружье, надел шляпу и уже собрался тронуть лошадь.

Только тут Сэйбл, молча стоявшая в стороне, встрепенулась и сделала шаг к нему.

— Я люблю тебя, Хантер Мак-Кракен, нравится тебе это или нет. Ничего не отвечай на это, просто знай — и все.

Хантер уже однажды слышал ее признание, но и на этот раз был поражен ничуть не меньше. Они посмотрели в глаза друг другу, и ему снова пришло в голову, что все это почему-то напоминает прощание навсегда.

— Для леди у тебя не слишком утонченный вкус, — выдавил он из себя жалкое подобие шутки.

— Иногда лучше махнуть рукой на утонченность.

Хантер наклонился и торопливо поцеловал ее, стремясь покончить со сценой, которая становилась для него все более тягостной. Погоняя лошадь по направлению к хижине, он постарался подавить неприятные предчувствия.

Для начала он обогнул холм, на котором стояло строение, из осторожности держась под защитой хилой растительности, хотя та и не представляла собой достаточного укрытия. По открытой лужайке он прошел пешком, осмотрел лошадь, привязанную поодаль от хижины, помедлил. Возможно, Сэйбл была права и не стоило открыто входить даже в собственный дом. Быстрая Стрела никак не мог настолько забыться, чтобы позволить трубе дымить.