Сэр Джордж захихикал.

– Леди очень любят обсуждать моды, – твердо, сказала Ребекка прежде, чем тот успел вновь разразиться речью. – Правда же, леди Шерер?

– Вы можете называть мою жену просто Синтия, – сказал сэр Джордж. – В эти дни нам хотелось бь встречаться с вами почаще.

– Мы приехали на очень короткое время, – пояснил Дэвид. – Вскоре мы возвращаемся в Стэдвелл.

– Стэдвелл, – повторил вслед за ними сэр Джордж. – Это в Глостершире?

Дэвид кивнул.

– Отец Синтии живет в городе Глостер, – сказ сэр Джордж. От его дома рукой подать до кафедрального собора. А ведь мы его часто посещаем. В один из наших приездов в Глостер мы обязательно заглянем вам в гости.

– Вы встретите сердечный прием, – сказала Peбекка, улыбнувшись леди Шерер.

– Благодарю вас, – заметила та. – Но мы бывает там не так уж часто.

Сэр Джордж ухмыльнулся:

– Теперь вы понимаете, майор, как жены выставляют нас лгунами?

* * *

Ребекка почувствовала большое облегчение, когда они с Дэвидом наконец оказались в экипаже и отправились домой. Она подумала, что с ее стороны было ошибкой надеяться, будто она узнает новые подробности о неизвестном ей периоде жизни Джулиана. Было ошибкой и проявлять любопытство в отношении героизма Дэвида, коль скоро он сам не хотел говорить на эту тему. «Проведенный вечер удачным не назовешь», – решила она.

Но теперь, когда все завершилось, Ребекка все-таки подумала о забавной стороне визита. Она хотела повернуться к Дэвиду и вместе с ним посмеяться над странным характером сэра Джорджа Шерера. Ребекка собиралась спросить мужа, не приходилось ли ему когда-либо жалеть, что он спас тому жизнь. Но, повернув голову, чтобы получше рассмотреть Дэвида в темноте внутри экипажа, она поняла, что подобная шутка была бы проявлением дурного тона. Возможно, Дэвид вообще не воспринял бы ее слова как шутку. Он выглядел довольно мрачным.

И опять она почувствовала прежнюю атмосферу, хотя они уже не были в доме на Портмэн-Плейс. Ту самую трудно определимую атмосферу, которая породила в ней беспокойство. И потому она не упомянула ни единым словом вечер, проведенный у Шереров. Большую часть пути по лондонским улицам они провели в молчании.

– Я хочу, Ребекка, чтобы все завтрашнее утро ты пролежала в постели, – спокойно сказал Дэвид, когда они уже приближались к дому. – После полудня мы отправимся в Стэдвелл.

– Завтра? – спросила она. – А я-то полагала, что мы не уедем до пятницы.

– Мне бы хотелось, чтобы ты была дома, – ответил он. – Там ты сможешь отдохнуть по-настоящему. Здесь уже больше нет смысла оставаться.

– Завтра вечером к нам на обед собирались прийти Хорас и Дениза, – напомнила она.

– Я им пошлю извинения, – сказал он. – Они поймут. Ведь они осведомлены о твоем состоянии. Мы едем домой завтра после полудня, когда ты как следует отдохнешь.

– Хорошо, Дэвид. Все в порядке, – согласилась она. Ребекка почувствовала огромное облегчение. Внезапно она захотела очутиться дома. Дома нужно было так много сделать. Там между нею и Дэвидом не повисает молчание. Им всегда есть что обсудить. Дома они друзья. Да-да, это не преувеличение! Они – друзья.

Ребекка ужасно хотела вырваться из атмосферы, в которой оказалась сейчас. Вокруг – Лондон, сплошной Лондон. Жизнь в большом городе не по ним. Здесь слишком много времени для безделья и совершенно нечем себя занять. В этом-то и вся беда. А теперь все эти неприятные ощущения еще больше усилил тот ужасный человек. Как только они покинут Лондон, исчезнет и эта атмосфера.

– Будет так приятно оказаться дома, – сказала она. Дэвид впервые взглянул на нее.

– Да, – откликнулся он. – Да, конечно.

* * *

Удивительно, как быстро то или иное место может стать домом. Стэдвелл принадлежал Дэвиду с самого его рождения. Но он жил там лишь последние два месяца. И все-таки, когда он сошел вместе с Ребеккой с поезда и увидел, что их ждет все тот же ободранный, старомодный экипаж, который встречал их в день свадьбы, для Дэвида возвращение домой стало воистину прекрасным. Сердце его затрепетало еще больше, когда он бросил первый взгляд на Стэдвелл: да, несомненно, это его родной дом. Запущенность по-прежнему ощущалась очень сильно. Но хорошо, что ветви деревьев больше не закрывали выходящие на запад окна, а на лугу за рекой и мостом не цвели маргаритки. И мраморных львов подняли снова на колонны у ворот, ведущих в поместье.

После менее чем двухнедельного отсутствия Дэвид чувствовал себя разбитым. Врач не обещал благополучного исхода и не назначил Ребекке лечения, на что Дэвид так надеялся. Создавалось впечатление, что Ребекка почти непременно вновь потеряет ребенка. От этой мысли Дэвид приходил в отчаяние. Он так хотел ребенка, который стал бы для него единственным реальным связующим звеном с Ребеккой, единственным напоминанием об их слишком короткой интимной близости. И Дэвид еще неистовее хотел видеть Ребекку счастливой. Он не мог забыть выражение ее лица, когда она сказала ему, что хочет ребенка больше всего на свете.

Дэвид почувствовал громадное облегчение, уехав из Лондона и избавившись от страшного беспокойства, которое принесла их поездка. Чего, например, стоило, что из всех знакомых он встретил именно Джорджа Шере-ра?! Достаточно было увидеть лицо Шерера, чтобы все прошлое нахлынуло вновь. Дэвид вспомнил, когда он до этого в последний раз видел его лицо. А Синтия Шерер, с которой в отсутствие Ребекки развлекался Джулиан?!

Это было отвратительно. Дэвид надеялся, что он больше никогда не увидит Шерера с женой. Теперь же он признал, что всегда допускал возможность того, что их пути когда-нибудь снова пересекутся. Но даже при этом Дэвид был уверен, что Шерер так же, как и сам Дэвид, не захочет, чтобы воспоминания опять выплыли на поверхность. Ведь этот человек вынужден был жить с мыслью, что его жена оказалась ему неверна.

Однако Шерер отнюдь не уклонился от воспоминаний. Дэвиду очень быстро стало ясно, что, приглашая его и Ребекку на обед, сэр Джордж задался целью унизить и наказать свою жену. Если он и испытывал глубокую благодарность к Дэвиду, то она практически сошла на нет, как только Шерер познакомился с Ребеккой и узнал, что она прежде была женой Джулиана. Дэвид понял и то, что Синтия Шерер в отличие от Ребекки знала истину. Ей явно было известно, что Дэвид убил ее любовника и спас жизнь ее мужа. Во время этого ужасного вечера она, вне всяких сомнений, чувствовала себя наказанной.

С тех пор Дэвид и Ребекка никогда обо всем этом не упоминали.

Они с радостью вернулись к своему обычному образу жизни, которого придерживались в Стэдвелле с момента свадьбы. Правда, теперь Дэвид не позволил бы Ребекке ходить так много, как раньше. А вскоре она уже и не смогла бы ходить вообще или подниматься с кровати более чем на несколько минут. Дэвид намеревался быть в данном вопросе непреклонным, хотя и не был уверен в том, что ему это удастся. Между собой они не заговаривали на эту тему, но оба были исполнены решимости сделать все возможное для того, чтобы спасти свое дитя.

– Мне нужно чем-то занять руки и голову, – однажды сказала она ему за ленчем, посетовав на то, что ей пришлось, перед тем как лечь в постель, проследить, чтобы помощница поварихи отнесла утром корзины с продовольствием в четыре коттеджа.

– Я чувствую себя полностью бесполезной, Дэвид, и это огорчает меня. Не взяться ли мне за шитье штор для школьного класса? Сейчас он выглядит совсем голым. Я могла бы этим заняться. Правда?

– Да, – ответил Дэвид. – Но только до того момента, когда ты должна будешь перейти на полный постельный режим. – Он радовался, что Ребекка не хотела поддаваться скуке, хотя и недоумевал, как она справится с необходимостью – если это понадобится – провести целый месяц в постели. Он не хотел заострять внимание на этой мысли. Конечно, у них множество соседей, которые будут только рады навещать их и проводить время с Ребеккой. Все они вскоре узнают о ее состоянии.

Ребекка послала за тканью и с энтузиазмом принялась за работу. Но этим дело не закончилось.

– Дэвид, – сказала она ему за чаем примерно неделю спустя после своего возвращения домой, когда он встретил собиравшихся уже уходить леди Шарп и Стефани и проводил их вниз, – Дэвид, у меня возникла идея. Я думаю, что ее можно осуществить, и она поможет нам решить несколько проблем. Правда, потребуются известные затраты.

Казалось, что Ребекка очень не любит обсуждать денежные проблемы, считая, что они с Дэвидом превратились в нищих, снизив аренду и повысив заработную плату.

– Что, чай остыл? – спросил он, наливая себе чашку. – И что же это за идея?

– Чай, может быть, и не холодный, но слишком перестоял, – сказала она, с отвращением глядя на темно-коричневую жидкость в его чашке. – Я позвоню, чтобы принесли еще.

Но он придержал жену, когда она захотела подняться.

– Каковы же затраты? – спросил он, размешивая сахар в чае.

– Я подумала, – сказала Ребекка, – что могла бы начать постепенно заменять некоторые наиболее ветхие шторы в доме. Они не будут стоить так дорого, если я сама стану их шить. Хотя они обойдутся немного подороже, если я найму себе в помощь несколько женщин и девушек. Мириам Фелпс, например. Она вечно плачется, Дэвид, что, дескать, здесь для женщин нет работы – разве что несколько рабочих мест в нашем доме. Поэтому много девушек в конце концов отправляются в город, где есть фабрики. Их жизнь там складывается ужасно. Я могла бы дать еще нескольким из них долговременную работу в нашем доме, и они к тому же получили бы здесь специальность.

Дэвид на мгновение задумался, но изъянов в ее плане не нашел.

– Кроме того, я получу удовольствие от совместной работы, – продолжала Ребекка. – Точно так же, как мне нравится по вечерам работать с группой вязальщиц. Всего лишь несколько раз в неделю, Дэвид. По утрам?

– Лучше в послеполуденное время, – сказал он. – Ты же слышала, что я против твоего намерения быть на ногах уже с утра.