Вне пределов досягаемости всех тех слухов, что разносились по Лондону, он вновь обрел бодрость и уверенность. Один или двое из его старых друзей время от времени писали из Бельгии: новости становились более оптимистичными. Прибыли некоторые из пиренейских полков, отозванных из Америки, да еще в прекрасной форме, и устрашающе разношерстная армия была искусно спаяна в единое целое – хвала старику Хуки! Пруссаки Блюхера тоже присутствовали в войске, и о них с одобрением отзывались как о дисциплинированных солдатах. Союзная армия на самом деле была готова принять Наполеона в любой удобный для него день. «Нам всем не терпится выяснить, какой костюм он собирается надеть по этому случаю» , – писал один из корреспондентов Адама, язвительно намекая на отложенную церемонию на Марсовом поле, где император, насколько можно было судить из опубликованных в газетах сообщений, предстал в псевдоисторическом облачении, пригодном разве что для маскарада в «Ковент-Гарден»[33] .

Тем временем Дженни спокойно занималась приготовлениями к своему первому домашнему приему, при воодушевленной помощи миссис Дауэс, которая усматривала в этом скромном начинании надежду вернуть Фонтли прежний статус.

Для Дженни отнюдь не стало сюрпризом, что Рокхиллы приняли приглашение. Она считала, что по некоторым причинам, ей по простоте душевной неведомым, Джулия не должна сторониться Фонтли и Адама, и у нее не было никаких оснований полагать, что Рокхилл станет чинить какие-то преграды на ее пути. Насколько она понимала Рокхилла, тот верил, что любовь Джулии к Адаму – всего лишь романтическая фантазия юности, которая расцвела в воображении и которая сойдет на нет перед лицом взрослой реальности. Дженни надеялась, что, возможно, он и прав, но ненавидела напряженность, которую вызывало у Адама это своеобразное «лечение».

Тем не менее все могло бы быть гораздо хуже. Она чувствовала себя обязанной пригласить их в Фонтли накануне званого обеда, поскольку у них ушло бы целых девять часов, а то и больше, чтобы добраться до поместья, но Джулия написала любезнейший отказ: она везла свою вторую по старшинству сестру Сюзан в детскую лечебницу в Бекенхерсте, с тем чтобы старая нянька выхаживала ее после приступа инфлюэнцы, от которого у нее остался хронический кашель, и им с Рокхиллом предстояло провести ночь там и поехать в Фонтли только на следующий день.

Броу привез Лидию семнадцатого, в субботу. Незачем было спрашивать Лидию, счастлива ли та: девушка так и сияла. Миссис Дауэс, очень растроганная, сказала:

– Ах, миледи, просто слезы на глаза наворачиваются от того, как они смотрят друг на друга, мисс Лидия и его светлость!

– Броу, есть какие-нибудь новости? – спросил Адам, как только Дженни увела Лидию наверх посмотреть на крестника.

Броу покачал головой, поморщившись:

– Ничего, кроме слухов. Кажется, не вызывает сомнений, что Бонапарта нет в Париже, – это все, что я знаю.

– Если он оставил Париж, то поехал соединяться со своей армией Севера. Сейчас в любой день следует ждать новостей: не похоже на него, чтобы он попусту терял время! Ты веришь во все эти россказни о том, что он уже не пользуется влиянием? По-моему, чепуха!

– Будь я проклят, если знаю, чему надо верить! – сердился Броу. – Я в жизни не слыхивал столько болтовни – это я могу тебе сказать! Странная вещь, Адам, – ты считаешь делом решенным то, что мы снова в это ввяжемся, но есть множество людей, до сих пор утверждающих, что никакой войны не будет, – людей, которым полагается знать о происходящем больше, чем, скажем, мне.

– Это война, – с уверенностью сказал Адам. – Непременно так! Я всю неделю ожидал услышать, что мы ввязались в боевые действия на границе, – Бони не станет ждать, пока его атакуют на двух фронтах! Его единственная надежда сыграть свою собственную партию – это разбить нас прежде, чем успеют подойти австрийцы и русские!

– Думаешь, ему удастся эта затея? – спросил Броу, вопросительно вскинув бровь.

– Боже правый, конечно нет!

Дамы вернулись в комнату, положив конец бурному обсуждению. О войне больше не упоминали. Она казалась далекой от Фонтли, дремавшего в последних солнечных лучах летнего вечера; но когда маленькая компания уселась за стол, война внезапно стала реальностью с прибытием в двухлошадном экипаже, нанятом в Маркет-Дипинг, одного из старших клерков мистера Шоли, доставившего письмо от своего хозяина.

Дюнстер принес его Адаму, сидевшему во главе стола. Адам, узнавший, пока брал письмо, знакомые каракули на конверте, проговорил с нотками удивления в голосе:

– Для меня?

– Да, милорд. Его, как я понимаю, привез один из клерков мистера Шоли. Молодой человек просил передать вашей светлости: это в высшей степени важно.

Адам сломал печать, расправил единственный лист и, нахмурившись, попытался его разобрать. Тревожное чувство охватило его собеседников, наблюдавших за ним. Он нахмурился еще сильнее; видно было, как сжались его губы. У Дженни упало сердце, но она спокойно спросила:

– С папой несчастье? Пожалуйста, скажите мне, милорд!

– Нет, ничего такого. – Адам взглянул на Дюнстера:

– Где молодой человек? Проводите его сюда! – Подождав, пока Дюнстер выйдет из комнаты, он добавил:

– Трудно понять, что случилось. Он считает необходимым, чтобы я немедленно поскакал в Лондон, и был настолько любезен, что дал знать в «Фентоне»: я прибываю завтра вечером. – Фраза прозвучала несколько раздраженно; сознавая это, он заставил себя улыбнуться и передал письмо Дженни со словами:

– Попробуй ты в нем разобраться, любовь моя!

– Мчаться в Лондон? – воскликнула Лидия. – Но ты не можешь! Как папа Шоли мог просить тебя об этом? Он знает, что ты не можешь оставить Фонтли, потому что я говорила ему о приеме!

Но мистер Шоли не забыл о нем: в постскриптуме он просил своего зятя не волноваться, потому что тот сможет приехать обратно в Фонтли с большим запасом времени.

Дженни, прочитав письмо с большей легкостью, чем Адам, так же, как и он, была далека от понимания, зачем понадобилось вызывать его в город, но сразу увидела, что мужа это разозлило. Никогда не отличавшийся тактом мистер Шоли дал полную волю своим чувствам. Адаму надлежало приехать в город на следующий день; он должен был прибыть на почтовых; должен был остановиться в «Фентоне» , где он найдет снятые для него спальню и гостиную, и находиться там, ожидая дальнейших сведений. Мистеру Шоли предстояло приехать в «Фентон» , чтобы сообщить ему, что он должен далее делать. Наконец, он должен был сделать все это, непременно как ему велено, а не то может пожалеть.

К тому времени, когда Дженни дочитала письмо, Дюнстер ввел в комнату остролицего молодого человека, сообщившего, что он приехал на почтовых, с указаниями от хозяина не возвращаться без его светлости. Хозяин не сказал ему, зачем его светлость нужен в Лондоне; сам он не слышал никаких новостей о войне. Было явно бесполезно расспрашивать его о чем-либо далее, так что Дженни увела его, чтобы представить миссис Дауэс, пообещав, что скоро его светлость даст ему знать о своем решении.

– Странное начало! – удивился Броу, когда Дженни вышла из комнаты. – Интересно, чем тут пахнет? Сдается мне, что у старикана есть какие-то новости, и не слишком хорошие.

– Вы слышали, что сказал клерк? Если были бы какие-нибудь новости из Бельгии, он бы их знал и сообщил мне.

– Может быть, и нет. Нет никакого сомнения, что люди из Сити узнают важные новости прежде, чем весь остальной мир.

– Тогда какого дьявола он не написал мне, в чем тут дело? – раздраженно спросил Адам.

– Вероятно, он не любит писать длинные письма или не хочет, чтобы в случае чего письмо перехватили…

– Адам! – взорвалась Лидия. – Если тебя не будет здесь, на моем приеме…

– Конечно же я буду здесь! Я не вижу ни малейшей причины; по которой мне следует сломя голову мчаться в город, что бы там ни услышал мистер Шоли!

Лидия посмотрела на брата с облегчением; но когда Дженни вернулась, она без обиняков сказала:

– Судя по тому, что рассказал мне этот парень, папа вне себя. Тебе все же придется ехать, Адам.

– Пусть меня повесят, если я это сделаю! Если твой отец хотел, чтобы я помчался в Лондон, ему следовало сказать мне зачем!

Она серьезно поглядела на него:

– Ну, письма ему даются нелегко. Но я знаю папу, и ты можешь не сомневаться: он никогда не послал бы за тобой вот так, не будь у него на то веской причины. Есть что-то такое, что, как он считает, тебе следует сделать или знать. Сдается мне, что это какое-то дело, связанное с бизнесом, а если так, сделайте, как он говорит вам, милорд, потому что в Сити нет головы умнее, чем его!

Адам выглядел злым и очень упрямым; но когда Броу одобрил этот совет, порекомендовав ему то же самое, он пожал плечами:

– Ну ладно!

Он проделал путешествие в своем собственном экипаже, взяв с собой Кинвера и клерка, и прибыл на Сент-Джеймс-стрит в шесть часов с небольшим. Казалось, здесь царило спокойствие, и, когда он вошел в отель, его приняли с обычной учтивостью, без каких-либо признаков волнения или тревоги. Адам, был настроен скептически, как никогда, и вошел в номер далеко не в благодушном расположении духа.

Мистер Шоли уже ждал его, в сильном нетерпении расхаживая взад-вперед по гостиной. Он выглядел необыкновенно мрачно, но когда его свирепый взгляд наткнулся на Адама, он издал могучий вздох облегчения.

– О, как я рад видеть вас, милорд! – сказал он, стискивая руку Адама. – Молодчина, молодчина! Адам слегка приподнял брови:

– Как поживаете, сэр? Надеюсь, я не заставил вас долго ждать?

– Да это не важно! До утра все равно делать будет нечего. Простите, что я вытащил вас из Фонтли в такой спешке, но ничего не попишешь – дело совершенно безотлагательное!

– Я так и понял, сэр! Однако подождите минуту! Вы заказали обед?