Несмотря на все отношения, которые были у неё с другими людьми за то время, когда мы были вместе, Целести по-прежнему считала себя моногамной. Даже во время отношений с Беном, самых эмоционально близких за исключением наших её отношений, она говорила, что на самом деле это не полиамория, так как она его не любит. Так как теоретически лучше учиться на чужих ошибках, чем на своих, мы с Целести обратились за ответами к более широкому полиаморному сообществу.

Мы присоединились к списку рассылки, предназначенному специально для людей в смешанных моногамно/полиамурных отношениях. Мы надеялись найти кого-нибудь, кто справился с проблемами, возникающими в отношениях включающих как моногамных, так и полиаморных людей, но оказалось, что какого-нибудь волшебного решения не имеется. Целести начала вести блог о наших отношениях, надеясь найти кого-нибудь, находящегося в сходной ситуации и нашедшего решения.

Результаты оказались ни полезными, ни ободряющими. Как и ожидалось, наиболее распространённым ответом на наши вопросы было то, что Целести следует восстановить своё главенство в роли моей супруги и сказать всем моим остальным партнёршам, что они должны либо поступать как она скажет, либо проваливать прочь. «Это ваш дом, а не Амбер. Вы можете делать всё, что захотите. Амбер не имеет права чувствовать что-либо кроме благодарности.»

Некоторые комментарии заставляли вспомнить сердитые отклики на Декларацию Прав Дополнительного Партнёра. Похоже, множество людей оказалось очень привязанными к мысли, что находясь в положении дополнительного партнёра, никто не имеет права ни о чём просить или ожидать нормального обращения. Мы снова и снова слышали что такие люди не заслуживают ничего, кроме того, что достаётся им по милости основного партнёра и они должны быть благодарны за то, что получают.

Рассматривать эти части полиаморного сообщества было подобно взгляду на альтернативную реальность, в которой не было последних двух столетий просвещения и прогресса. Люди говорили о дополнительных партнёрах так же, как могли говорить о женщинах в 1800-х, то есть как о скотине, если не хуже. Некоторые из полученных нами советов напугали бы и консультанта по вопросам домашнего насилия.

Всё стало особенно неприятно, когда участница списка рассылки, описывающая себя как моногамная партнёрша полиаморного мужчины, начала преследовать меня в сети. Она следовала за мной по всем форумам и сообществам, где только могла меня отыскать, включая технические форумы, никак не связанные с отношениями. Она оставляла в моём блоге отвратительные комментарии. Она писала мне с огромного количества адресов о том, каким монстром я являюсь, как непристойно и аморально открыто говорить о желании иметь несколько партнёров и критикуя моё ожидание того, что Целести может быть добра к другим моим любимым. Почти сразу я взял за правило вообще не связываться с ней: не отвечать ни на её письма, ни на комментарии в блогах и на форумах. Это не работало. Она продолжала делать это в течение года. Как заметила Целести, мне повезло, что моя преследовательница жила на другом континенте.

Каждый совет, приходящий из этого списка рассылки оказывался всего лишь эхом испытываемых Целести страхов. Ответов не было. Ответы повторяли то же сообщение, которое несёт в себе любая голливудская романтическая комедия, любой социальный стереотип: Если ваш партнёр любит кого-то другого, всё кончено. Если ему нравится кто-то другой, значит вы недостаточно хороши. В каждый момент времени можно любить только одного человека. Если дать человеку возможность вас покинуть, он так и сделает. Что бы предотвратить это надо ограничить ему возможность общения с другими людьми. Ваш партнёр на самом деле не хочет быть с вами. Он с вами только до тех пор, пока на горизонте не появится кто-нибудь получше. Держите его на коротком поводке. Не давайте ему сблизиться с кем-нибудь другим. И если слушать это всю жизнь, как можно не поверить во всё это?

В какой-то момент я покинул список рассылки. Целести продержалась там несколько дольше, пока тоже не решила, что от него нет никакой пользы.

Мы искали поддержки в местном полиаморном сообществе. Одна женщина по имени Джой особенно сблизилась с Целести. Они стали подругами, потом близкими подругами, потом, однажды… ну, сложно сказать кем именно. Не то, чтоб партнёршами, но и не платоническими подругами. Джой проводила с Целести всё больше и больше времени, иногда оставаясь в нашем доме в те ночи, которые я проводил с Амбер.

Джой и Целести были странной парой. Джой была бесстрашной, страстной адреналиновой наркоманкой, едва сдерживаемой природной стихией. Мне многое нравилось в ней: то как она жила в точности по своим правилам, то, как она следовала по жизни с неостановимой энергией урагана. Она была сильной и уверенной в себе. Она работала медиком спасательной службе и у неё был бесконечный запас баек о рушащихся вокруг неё горящих складах, борьбе с аллигатором, решившим сделать послеобеденную закуску из неосторожного туриста и множестве таких вещей, по поводу которых персонаж остросюжетного фильма мог бы сказать: «Чёрт, ты не могла бы немного замедлиться?» Если у неё было девяносто девять проблем, страх среди них не числился.

Мои отношения с Целести пошатнулись. Мы начали проводить за обсуждениями несколько дней в неделю и быстро обнаружили, что наши навыки в области коммуникации попросту недостаточны для этой задачи. Мы просто больше не понимали друг друга.

В корне проблемы лежало фундаментальное несогласие о норме. Целести, как и раньше, считала, что у меня нет подлинного права быть полиамурным. С её точки зрения, у меня могли быть другие любимые потому, что она разрешила это, а не потому, что это был выбор, который я имел право сделать. И в течение долгого времени я с ней в этом соглашался.

Но через постепенное понимание наносимого мной вреда, через мягкие и осторожные вопросы Амбер, я начал верить в то, что я, как и любой другой, имею право выбирать какие именно отношения я хочу. В моногамии не было ничего, что давало бы ей решительное моральное превосходство над полиаморией. Мы идём по жизни, пытаясь понять, как стать счастливыми. Мы стремимся к этому. Жизнь не такая штука, когда один размер подходит всем. У каждого из нас есть равное право договариваться о том, что может делать нас счастливыми.

Но если у меня было право выбрать полиаморные отношения, у Целести было ровно такое же право выбрать моногамные. И перекинуть мост через такую пучину было непросто. Ни один из нас по-настоящему не чувствовал себя согласившимся на отношения, в которых мы оказались. Целести считала, что раз она любит меня, то ей следует быть в отношениях со мной. Она неоднократно говорила: «Я люблю тебя и это значит, что я никогда тебя не покину.»

Я же со своей стороны, в начале наших отношений я не мог поверить в то, что мог бы найти кого-нибудь, кто позволил бы мне быть полиамурным. С ходом лет и по мере общения с людьми думающими подобно мне это постепенно изменилось… но к тому времени я считал, что вложил так много труда и так много лет в отношения с Целести, что тоже не могу их покинуть. Мы были вместе с очень ранней молодости и наши отношения так жёстко соединены, все выступы так хорошо подходили к пазам, что ни один из нас не понимал, как можно договориться об изменениях, не разрушив их при этом.

Таким образом Целести, Амбер и я решили поговорить с семейным консультантом. Мы сидели в её офисе: мы с Целести на диванчике, а Амбер — напротив нас, зажатая в угол большим растением в горшке. Это был неловкий час. Терапевт задала нам множество вопросов, по большей части о множественных отношениях. Нам рекомендовали её как эксперта в области альтернативных отношений, но, похоже, для неё «альтернативные» означало «отношения между людьми одного пола», что было не тем видом альтернативы, в которой мы нуждались. Получилась, что мы тратили свои деньги на то, чтоб просветить её о полиамории, вместо того, чтоб обсудить проблемы, которые привели нас на этот берег.

Она сказала, что как дополнительный партнёр, Амбер имеет очень мало прав на то, чтоб просить о чём-то. «Я хочу снова поговорить с вами.» — сказала она, когда мы выходили. «С вами и с Целести. Не с Амбер. Амбер на самом деле не имеет к этому отношения.»

Пару недель спустя мы с Целести снова были в её офисе. Я слушал, как она говорила о роли Целести в качестве моей жены и основной партнёрши. Я говорил мало.

По дороге домой, Целести заговорила о том, как Амбер манипулирует мной, вернувшись к учёбе. Она сказала: «Это способ контролировать тебя. Она знает, что ты любишь умных женщин. Она пытается заставить тебя полюбить её сильнее. И как только она заполучит тебя себе полностью, она бросит учёбу. Увидишь!»

У меня отвисла челюсть. Амбер, реализующая такой грандиозный хитрый план для того, чтоб сохранить отношения со мной… это было совершенно неправдоподобно. И как возвращение к учёбе могло бы быть решающим фактором, если к тому моменту мы были вместе уже два года? Ну и защита диссертации в области нейронаук представляется довольно сложным и малоэффективным методом манипуляции.

В глазах Целести, желание Амбер иметь право голоса в наших отношениях тоже было лишь манипуляцией. «Если ей удастся заполучить тебя для себя одной, оно не позволит тебе иметь других партнёрш», — мрачно предупредила меня Целести. «Она только говорит о равенстве, просто для того, чтоб подцепить тебя на крючок.»

— Ты действительно так думаешь? — спросил я.

— Да.

Зажёгся зелёный свет.

— Я хочу развестись, — произнёс я.

Наша поездка завершилась в молчании.

Когда мы добрались до дома, Целести обернулась ко мне.

— Ты действительно собираешься это сделать? Ты собираешься разбить моё сердце.

— Моё ты уже разбила, — ответил я.

14

В тот вечер Целести написала об этом решении в своём блоге. Ответ был мгновенным, ошеломляющим и более чем странным.