Мне всё ещё не хватало слов, чтобы понять — что именно. Я всё ещё был захвачен парадигмой, говорящей о том, что есть одни «настоящие» отношения, окружённые несколькими «внешними» отношениями, которым запрещён доступ во «внутреннее святилище». И да, несмотря на растущий дискомфорт я всё ещё не мог увидеть другой способ поддерживать множественные отношения.

После того, как Амбер покинула Тампу, я стал замечать изменения в полиамурном сообществе. Возможно, они происходили только в моём собственном восприятии — я начал ставить под вопрос идеи, которых придерживался годами, так что могла сработать склонность к подтверждению своей точки зрения, но это также могло быть настоящее изменение мнений.

В давние дни мы все были первопроходцами, пытающимися проложить новый путь в ненаселённом бездорожье. Мы знали, что религиозная полигамия (точнее, полигиния) не годится. Мы понимали, что хотим не того же, чего вроде бы хотят свингеры: эмоциональная моногамия плюс секс для развлечения. Мы искали способы иметь более одних устоявшихся любовных отношений, но у нас было мало примеров и мы ещё не выработали моделей устойчивых отношений такого рода.

Практически всё, написанное о полиамории в те давние дни фокусировалось на одной модели: одни настоящие отношения плюс ещё отношения. Если дополнительные отношения угрожали стать слишком близкими, считалось, что дополнительному партнёру надо найти себе собственного основного партнёра. Сейчас это очевидно, однако тогда мы не замечали, что это означает отношение к людям, как к заменимым объектам. (Ты хочешь более близких отношений с Бобом? Вместо этого, сойдись со Стивом! Стив заменит тебе Боба!) Мы приглашали людей в свои сердца, но не дальше прихожей.

Но к 2003-ему году всё больше и больше людей начали подобно Амбер задавать сложные вопросы. Что значит любить кого-то, если действует условие «имеются дополнительные ограничения и исключение, предложение не действительно, если вы не угодили моему основному партнёру».

Предполагалось, что переезд Амбер сделает ситуацию проще. Этого не случилось. Мы оба становились несчастнее день ото дня. Спустя годы, она оглянулась на те дни формирования наших отношений и написала об иерархических структурах вот что: «ведёт к эмоциональной катастрофе особого рода… Потому что иногда мы входим в эту структуру, держа в руке своё сердце и иногда наш партнёр встречает нас там. После чего структура превращается в лабиринт из захлопывающихся дверей и мин-ловушек. Когда партнёр встречает вас подлинной близостью и любовью в поставленных снаружи и необсуждаемых рамках, эмоциональный опыт складывается из одновременного притяжения и отталкивания.»

Амбер думала, что она знает на что подписывается, принимая все ограничения, которым должны были соответствовать наши отношения. Но она не понимала, что там её встречу я.

Я тоже не этого понимал.

12

Где-то в середине 2003-го я обнаружил себя сидящим в съёмной комнате Амбер в Орландо. Вокруг светились рождественские гирлянды похожие по форме на ос. Комнатка была уютной и в ней доминировала большая кровать с красивым красным балдахином. Я чувствовал себя как дома. Быть с Амбер означало быть как дома.

Я был почти в слезах. Она крепко обнимала меня. В моих отношениях с Целести напряжение начало перевешивать радость. Она была убеждена, что я собираюсь её бросить, и её казалось, что каждый прожитый день приближает этот момент. «Мне страшно» — говорил я. «Я чувствую, как будто где-то далеко-далеко в море случилось землетрясение. Слабая рябь на воде. Но приближается цунами. Я не знаю, насколько огромным оно окажется, когда достигнет берега.» Амбер слушала и почти ничего не говорила. Мы оба ощущали тяжесть того, что хотели, но что нам было не позволено иметь.

За годы, проведённые мною с Целести, я пожертвовал ради её комфорта жизненно важными частями своей личности. Когда-то давным-давно я пересёк невидимую линию и даже не заметил этого. Мало-помалу я променял многое важное для меня — жизнь, которую я хотел прожить, путь, которым я хотел идти. И в какой-то момент, уже очень давно, я согласился на то, чтоб отказаться от возможности относиться к людям этично. Каждый отдельный шаг был так мал, что я не замечал, куда меня завели все эти крохотные шажки. Во всех своих отношениях я позволял страху Целести отталкивать прочь любивших меня людей.

Обвинять во всём этом было некого, кроме меня самого. Я ничего не возражал против ни единого из этих шагов. Я верил (я заставил себя поверить) в том, что все эти тысячи маленьких шагов были логичны, необходимы и уместны. Благодаря своему автоматическому мысленному дзюдо, которому я научился в маленькой белой комнате воскресной школы, я прекратил думать о них критически. Каждый шаг сам по себе был проще, чем спорить с Целести о предметах вроде намерений и ответственности и, возможно, рискнуть нашими с ней отношениями. Я позволил своему страху потери отношений сформировать то, как я обращался с любимыми людьми. Я позволил этому страху ограничивать все мои остальные отношения.

И я впервые начал понимать, как эти маленькие акты выбора привели меня к тому, что я пожертвовал своей собственной этикой. Я плохо обращался с людьми. Я не смог защитить своих остальных партнёров. Я стоял в стороне и позволял причинять боль тем, кого любил и даже причинял им боль сам. Я всё это время был слеп к моральным последствиям своего собственного поведения.

Отношения с Амбер открыли мне глаза.

Амбер побудила меня приглядеться ко всему, что я променял на спокойствие Целести. Более того, она побудила меня сделать кое-что получше, то есть стать лучшей версией себя.

Той ночью, в окружении осиного роя рождественских огоньков я сказал Амбер, что наложенное на Элейн вето было землетрясением. Где-то далеко от берега земная кора проскользнула по разлому. Волна идёт через толщу воды. Это была просто рябь на воде где-то далеко в море. Просто крохотное волнение, которое можно легко не заметить. Но я знал, что она приходит. У меня не было возможности узнать: насколько велика она будет, когда достигнет берега. Я боялся того, что тогда произойдёт.

Я чувствовал себя в ловушке. Я мог перестать быть полиамурным не в большей степени, чем отрастить крылья и улететь. Я не мог построить такие отношения с Амбер, как мне хотелось и в то же время остаться в рамках наложенных Целести ограничений. Я не мог представить себя без отношений с Целести. Я страдал и тем самым заставлял страдать других.

Я начал проводить больше времени в Орландо, приезжая туда на выходные, чтоб побыть с Амбер. Меня разрывало на части. Моя семья растянулась на всю ширину Флориды.

Мы с Амбер провели долгие часы, беседуя о том, что значит быть дополнительным партнёром. При каких условиях возможно быть дополнительным партнёром и в то же время ожидать этичного обращения? Какой уровень заботы о своих интересах разумно ожидать как не ведущий к обвинениям в неуважении? Как много права голоса должно быть у каждого участника отношений? Допустимо ли двоим договариваться о поведении третьего, не давая ему слова? Как я могу справедливо относится к своим партнёрам, в то же время помогая Целести чувствовать себя уверенно?

Мы выносили эти вопросы и в более широкое полиамурное сообщество. Они вызвали длинные обсуждения в ПолиТампе и других дискуссионных группах Флориды. В июне 2003-го мы с Амбер, используя результаты этих обсуждений набросали новую страницу (перевод взят отсюда) моего растущего веб-сайта о полиамории. Она включила в себя то, что мы назвали «Предлагаемая декларация прав дополнительного партнёра». С тех пор она менялась, но по-прежнему остаётся частью моего веб-сайта.

Самая первая версия Декларации Прав выглядела примерно так:

В двух словах: я имею право на вежливое и уважительное отношение, на признание важности моего мнения. Это должно быть верно всегда, вне зависимости от формы и статуса отношений. В данном случае под «правом» понимается следующее: «То, чего мне нормально ожидать со своей стороны и нормально давать мне со стороны партнёра».

Кто-то может сказать, что эти «права» представляют собой набор идей, которые должны использоваться в любых отношениях: моногамных и полиамурных, основных и дополнительных, если хочется, чтоб эти отношения были счастливыми. Это совершенно верно. Но увы, легко позабыть, что дополнительные отношения — тоже отношения.

   • Я имею право на то, чтобы со мной общались прямо и честно, с состраданием и уважением к моим потребностям.

   • У меня есть право и обязанность ясно понимать правила, действующие в данных отношениях. Я имею право на то, чтобы, когда я присоединяюсь к отношениям, мне были бы разъяснены правила и причины их появления, право получить ответы на свои вопросы. «Потому что это так» — не ответ. Если я не понимаю причин возникновения правил, я могу неожиданно нарушить их дух, соблюдая букву. Правила не должны добавляться или изменяться без объяснений. Я вправе не ожидать того что узнаю правила, управляющие моими отношениями только тогда, когда нарушу их или приложусь об них лбом.

   • Я имею право участвовать в обсуждении решений, затрагивающих меня, в той мере, насколько это представляется возможным и разумным. Сообщать об изменениях формы отношений и действующих в них правилах post factum не вполне честно. И, хотя мне не разумно ожидать полного права голоса во всех вопросах, касающихся основных отношений, например, у меня может не оказаться права решающего голоса, когда основная пара решает переехать за лучшей работой, но я могу ожидать, что я буду участвовать в обсуждениях, которые будут прямо влиять на форму, которую будут принимать мои отношения.

   • У меня есть право и обязанность устанавливать чёткие границы даваемых мной обязательств. Отсутствие основного и/или других дополнительных партнёров не означает что я буду всецело отдаваться этим отношениям. Равно как я не могу, будучи побочным партнёром, рассчитывать на монопольное обладание временем своих партнёров, они не могут рассчитывать на монопольное обладание моим.