Однако то, что у меня пять девушек — не везение. Это был выбор и этот выбор привёл меня к тому, чтобы забыть многое, чему я научился и выучить новое, к множеству пугающих решений, которые приходилось принимать на не нанесённых на карты землях. А также этот выбор стоил довольно изрядной боли, сопровождавшей меня на этом пути.

Но он также принёс в мою жизнь невероятную любовь.

Дело в том, что любовь настолько же сильна, как и говорится в волшебных сказках. Любовь чудесна и вселяет ужас, она даёт вам фундамент и она же меняет вас. Любовь это не что-то такое, что можно легко держать в определённых границах. Любовь разрушительна. Она требует отваги. Она выдёргивает вас из дома, из вашей спокойной и уютной жизни и бросает вас к Полярному Кругу.

Это история о необычном выборе, неожиданных приключениях и том, как я учился жизненной отваге. Это история о неудачных решениях и пришедшей через них мудрости. Это история о сознательности и том, как я стал по настоящему взрослым человеком. Это история разрушений и изменений. Но, в первую очередь, это история о любви.

1

Три наихудших момента моей жизни случились в машинах.

Первые два… мы коснёмся их позже. Последний произошёл 28 мая 2004 года. Мы с моей женой Целести возвращались домой после нашего второго и последнего визита к семейному консультанту.

Однако, мы были не просто парой. Мы с Целести были давно женаты. Но также я встречался с Амбер, которая тогда жила с нами. Мы с Амбер были вместе уже около двух лет.

Во время всей встречи наш консультант слушал, как мы говорили об испытываемых нами сложностях. Я любил Амбер. Я любил Целести. Целести хотела поместить мои отношения с Амбер в определённые рамки. Они не помещались. Целести чувствовала в этом угрозу. Она была расстроена. Я защищался. «Амбер манипулирует им» — сказала она консультанту. «Она делает вид, что хочет вернуться к учёбе, потому что знает, что Франклину нравятся образованные женщины. Она не уважает превосходство наших отношений».

И Целести была права, по крайней мере частично. Не в том, что Амбер якобы делала вид, что хочет вернуться к учёбе. Но другая часть, о том, что отношения между Амбер и мной вышли за отведённые им пределы, это было правдой. Мы с Амбер строили не слишком безопасные и удобные отношения. Целести была напугана. «Почему ты не можешь просто встречаться с кем-то, не так серьёзно?» — спрашивала она. «Почему это не может быть просто секс? Почему оно должно так разрастаться?»

У нас в тот день были разные цели. Целести искала средство сделать мои отношения с Амбер безопасными, удобными и, в первую очередь, ограниченными. Я же был там потому, что Амбер открыла мои глаза. Я впервые начал понимать, что соглашения, заключённые мною с Целести, всё, что казалось ей необходимым для того чтоб чувствовать себя в безопасности при наличии у меня других партнёрш, всё это стоило очень дорого. И платить за это приходилось тем людям, которые любили меня.

Но я забегаю вперёд.

По пути с консультации домой, Целести была сердита и настроена обличительно. «Ничего, что говорит и делает Амбер, не является искренним. Она пытается заполучить тебя себе», — говорила она.

Мы остановились на светофоре. Целести повернулась и посмотрела на меня. «Ты сделаешь всё, что бы она ни сказала. У тебя совсем не осталось воли. Она обвела тебя вокруг пальца».

Я уставился на неё, открыв от удивления рот. Я не знал, что хуже: её мнение об Амбер или её мнение обо мне. Я спросил: «Ты действительно так думаешь?»

Она не ответила.

— Мне надо знать это. Ты действительно так считаешь? Что мной так легко манипулировать?

— Да, — ответила она. Зажёгся зелёный свет.

Натянутая до предела верёвка где-то внутри меня не могла растягиваться дальше. Цунами достигло берега, и я впервые смог оценить настоящий размер этой волны.

— Я хочу развестись, — произнёс я.

Наша поездка завершилась в молчании.

Разумеется, было и продолжение. Почти двадцатилетние отношения не могут закончиться из-за одного разговора. Фундамент развода был заложен задолго до этого, в сотнях других разговоров, в тысячах накладывающихся друг на друга травм. Часть этих травм была её, часть — моими, но большинство их было нанесено людям, которые были близки к нам в эти годы.


Мы с Целести познакомились очень молодыми. Шёл 1986 год. Я покинул колледж после первого года обучения, в облаке обвинений в хакерстве и отозванной стипендии. Я не был уверен в том, что ещё когда-нибудь захочу иметь отношение к высшему образованию. Её семья только что переехала во Флориду из Пенсильвании. Мы оба работали в фаст-фуде, пытаясь понять, что нам делать с нашими жизнями.

Я работал там потому, что столкнулся с экзистенциальным кризисом и приготовление бургеров казалось мне хорошим способом справиться с ним. Я совершенно не представлял себе, чем бы я хотел заниматься в будущем.

Полутора годами ранее я был уверен в том, что хочу стать компьютерным инженером. Моя любовь к компьютерам началась в 1977-ом, когда мой дядя взял меня в RadioShack и купил мне на Рождество TRS-80. В те времена большинство людей думали о компьютерах как о чём-то, занимающем площадь футбольного стадиона, иметь компьютер дома, определённо, не было чем-то нормальным. Я принёс машину домой, соединил с её ужасным чёрно-белым монитором и оказался на крючке, мгновенно и необратимо. Так началась моя любовная связь с компьютерами, только усилившаяся за годы старшей школы. Когда пришло время выбирать колледж, я подумал:«О, разработка таких штук должна быть отличной карьерой!»

Я прошёлся по всем обычным подозреваемым: первоклассным учебным заведениям, которые должны быть впечатлены моими результатами, показанными при тестировании, а также обширными записями о моих внешкольных результатах в странных, но внушительно звучащих организациях. Несколько из них сочли меня подходящим, в том числе Лихайский университет в Пенсильвании, имеющий отличную репутацию в области подготовки инженеров. Когда он предложил мне стипендию, решение оказалось предопределено.

Лето перед колледжем было бесконечным. Впервые в жизни, я не мог дождаться когда оно закончится. Я буду изучать компьютеры в колледже! Что может быть лучше?

Но когда я попал туда, разочарование распростёрло надо мной свои кожистые крылья. Я очень быстро обнаружил, что профессора знают о том, как работают компьютеры куда меньше меня. Мне стоило огромного труда не спать на занятиях, во время которых человек, у которого было положение, но почти не было знаний, стоял перед доской в аудитории размером со стадион и монотонно бубнил о том, чему я самостоятельно выучился почти десять лет назад.

Эйфория обернулась крушением надежд. Учебные задания были непостижимо нудными. «Напишите программу, которая показывает дату и время в верхней части экрана», например. Я только что доделывал последние мелочи в симуляторе посадки на луну, начатом летом, и вот я сижу в дорогом классе, изучая как вывести дату и время вверху экрана? Обычно, когда профессор заканчивал объяснять задание, в моей тетради уже был набросок решения. Далее мне следовало пойти в компьютерный зал, содержащий небольшой комплект старых и неуклюжих компьютеров (из которых в любой момент времени работала только половина), для того, чтоб перепечатать решение из тетради.

Как я ни любил компьютеры, процесс был настолько нудным, что я предпочитал заниматься чем угодно другим. Ночью, вместо того, чтоб делать домашние задания, я предпочитал проводить время забираясь на крышу красивой старой церкви в центре кампуса и смотреть в тишине на медленно падающий снег или пробираться через лабиринт тесных и жарковатых тоннелей для пара, простиравший свои подземные пальцы под кампусом.

На некоторое время я превратил учебные задания в игру. Я находил наиболее необычный и затейливый способ получения того тривиального результата, который требовался в задании. Я показывал свой код профессору и старался не улыбаться, пока он разъяснял мне все причины, по которым моя программа совершенно не может работать. Когда он заканчивал, я наслаждался выражением его лица, когда я запускал её для него. Это развлекало меня половину первого семестра, но в итоге и это потеряло способность меня развеселить.

По ночам, когда я не забирался на здания вокруг кампуса, я играл с университетским мэйнфреймом (большая многопользовательская вычислительная машина). Я узнал о нём всё, что мог, ненасытно читая все технические материалы, до которых смог дотянуться. Вместе с несколькими друзьями, разделявшими ту же страсть, я регулярно оставался в терминальном зале до двух часов ночи. «Смотрите» — мог сказать я. «Регистрация событий безопасности не запускается, пока не завершится процесс входа в систему! Если создать входной сценарий, который запустится достаточно рано, ничего из того, что вы в него поместите, не будет зарегистрировано!»

В результате университет всё-таки поймал меня на том, что я делал с мейнфреймом такие вещи, который совсем не должен был делать. И когда это открылось, гнев администрации обрушился на меня пламенем, серой и огненным ветром. Моя стипендия была отозвана. Собственно, я не был исключён, но некоторые члены администрации мрачно намекнули мне, что если я появлюсь в следующем году, они опробуют на мне недавно принятые в штате законы против хакерства.

Так что я вернулся домой в Кейп-Корал, штат Флорида, в пригород Форт Майерс, начал работать в фаст-фуде и раздумывать о том, что делать со своей жизнью.

Изнутри предприятия быстрого питания представляют собой спутанные клубки сексуального напряжения, объединяющие людей почти во всех сочетаниях, которые вы только можете себе представить. Спустя чуть меньше, чем год с того момента, как я начал там работать, я потерял девственность с Кейтлин: яркой, остроумной, симпатичной девушкой с длинными струящимися волосами. Мы работали вместе. Кейтлин встречалась с моим лучшим другом Джейком, с которым я тоже познакомился на этой работе.