По причинам, никак не связанным с всё умножающимися проблемами в наших отношениях, Руби решила покинуть Новый Колледж. Она приехала из северной части штата Нью-Йорк и его красота и смена сезонов звали её к себе так, как Флорида этого сделать не могла. Она закончила семестр и уехала. Вскоре после этого, Джейк последовал за ней на север. На этом закончились его сексуальные отношения с Целести.

Мы с Руби сохранили контакт и после её переезда. Парадоксальным образом, наша дружба не только восстановилась, она стала прочнее. Мы начали писать друг другу длинные письма, настоящие письма, написанные настоящими ручками на настоящей бумаге и отправляемые по почте. Я находил для своих писем необычные материалы: длинные рулоны коричневых бумажных полотенец, какие бывают в туалетах на заправках, крохотные ярко окрашенные листочки для напоминаний, аккуратно сложенные и распирающие конверт в середине. Руби отвечала и открытками и длинными письмами, написанными аккуратным почерком. Она писала о том, что видела накануне в походе вдоль каньона и о том, как смотрится луна сквозь деревья в её дворе. Я хранил её письма в шкафу в обувной коробке. Со временем она переполнилась, и я стал складывать письма в следующую коробку.

Я снова открылся перед ней, но одно я никогда не обсуждал — то, как я вёл себя перед тем, как она уехала. Это был слон, терпеливо стоящий в комнате, его хобот ощупывал цветы на подоконнике, а хвост болтался над плитой на кухне. Я пытался не встречаться с ним глазами, думая, что если я не буду замечать его, он когда-нибудь уйдёт. А коллекция писем в обувных коробках всё росла.

Жизнь вне кампуса оказалась ужасной для моей учёбы. Я забросил занятия. Казалось, что вокруг меня всегда происходит множество всего куда более интересного, чем учёба. Я запустил свою собственную BBS. Мы провели домой вторую телефонную линию, специально для BBS. (Телефонная компания не знала что и думать о жителях, желающих иметь в квартире вторую телефонную линию так что почти год забывала брать с нас за неё плату.)

Я перерыл мусорный контейнер за местной конторой по ремонту компьютеров и нашёл в нём гору выброшенных дисководов для дискет. После того, как я почистил и починил их и создал специальное оборудование для того, чтоб мой TRS-80 мог с ними работать, на них хранились все сообщения моей BBS. Они стояли рядом с компьютером на столе в жилой комнате, соединённые изолентой, а провода окружали их неопрятным нимбом. Я сделал для них источник питания, но не имея других вариантов, поместил его в картонную коробку вместе с крысиным гнездом проводов, питающих дисководы. Пронзительный писк старого модема вместе с жужжанием и шипением дисководов стали неумолкающим фоном нашей жизни.

Я заново открыл свою любовь к изготовлению и запуску воздушных змеев, моему хобби времён жизни в Венанго, забытому, когда моя семья переехала во Флориду. Я начал писать для нескольких малотиражных подпольных журналов. Том показал мне мир зинов (’zines): странных эклектичных журналов, выходивших крохотными тиражами и посвящённых всякого рода эксцентричным и нишевым темам. Я полюбил их.

Наша квартира стала как бы клубом. Мы с Целести часто устраивали вечеринки, которые обычно выплёскивались во двор, забавляя некоторых наших соседей (и вызывая гнев у остальных). В любое утро было обычным делом увидеть от одного-двух до семи-восьми наших друзей спящих на диване и надувных матрасах меж уставленных компьютерами столов. Бен был обычным гостем в нашем доме и даже в нашей постели. Целести спала свернувшись между нами. У большинства друзей были ключи от входной двери, впрочем, она редко запиралась.

Однажды к нам пришёл Том, чтоб рассказать мне о новом подпольном зине, который он начинает делать. Мир малотиражных журналов был хаотичным. Даже самые популярные из них могли иметь тираж только в несколько сот копий, в крайнем случае — тысячу, так что они редко приносили прибыль. Это были детища любви, редко окупавшиеся и часто доставлявшие ужасную головную боль при подборе содержимого и выпуске. Это означало, что они быстро появлялись и так же быстро исчезали. Том уже создавал два зина, у обоих вышло по несколько номеров, а потом их пришлось закрыть из-за нехвати времени и денег на.

«Этот будет называться Мифагора» — сказал он. «Я хочу, чтоб он был сосредоточен на маленьких рассказах. Он будет делаться по-настоящему качественно. Художники и писатели уже выстроились в очередь, но мне нужна некоторая помощь. Ты участвуешь?

Ответ на этот вопрос мог быть только одним: «Конечно!»

Одним из выстроившихся в очередь художников был парень по имени Джоэл — талантливый карикатурист, очень известный в узких кругах мира зинов. Джоэл стал проводить с нами много времени, работая над журналом и, впоследствии, над другими проектами. Он стал частым гостем на наших вечеринках. Он мог сидеть на потрёпанном диване, который мы с Целести нашли на помойке, рисовать карикатуры на гостей и раздавать их.

Как только Целести с Джоэлем встретились, между ними возникло взаимное притяжение. Оно быстро переросло во флирт, потом в страстные объятия и вскоре они начали встречаться.

Моя BBS начала набирать популярность. Компьютер, на котором она работала, был древним даже для 1989 года и на нём работало странное самодельное программное обеспечение, не бывшее ни быстрым, ни изящным. Оно было кривым и неуклюжим, склонным к вывертам и полным проблем. Я так и не доделал по-настоящему функцию обмена личными сообщениями, которая имела обычай зависать и разрывать соединение. Одновременно к BBS мог подключиться только один человек, так что популярность означала, что люди часто сталкивались с сигналом «занято». Соединившись, пользователи оказывались один на один с текстовым меню и командной строкой, позволяющими просматривать сообщения и обмениваться личными письмами с другими пользователями.

Тем не менее она начала обретать популярность, сначала в местном сообществе, а потом и по всей стране. Вокруг неё возникла группа восторженных пользователей: хакеров, художников, писателей (в том числе несколько публикующихся фантастов), студентов и активистов. Они построили там свой виртуальный дом и этим привлекли внимание более широкого сообщества. Моя BBS приобрела репутацию в связи с высоким качеством дискуссии, вопреки низкому качеству программ, которые её обеспечивали.

Сообщество людей, связанных с BBS было в те дни невелико и тесно связано. Владельцы BBS часто устраивали вечеринки, чтоб встречаться и общаться с другими операторами и пользователями. Я часто устраивал такие встречи. Я устраивал квесты, правила которых можно было найти на BBS, отправляя пользователей собирать умышленно избыточный список предметов (пункт Е: нечто, обычно имеющееся в комнате дешёвого мотеля), а затем приходить в условленное время и место. Все приносили еду и соревновались в оригинальности собранных квестовых предметов. Я приглашал пользователей на вечеринки в нашей квартире и просил их распространять это приглашения через другие BBS, которыми они пользовались. Я говорил: «Приходите в костюмах. Самый креативный получит приз!»

Одним из тех, с кем я сначала познакомился на BBS, а потом лично, был Ньютон.

Он быстро стал моим близким другом. Добродушный, вальяжный, с необычным чувством юмора и склонностью к невозможным приключениям. У меня до сих пор хранится фотография, на которой он изображён стоящим по колено в воде позади мятно-зелёного Фольквагена Жука с огромной глупой улыбкой на лице. Мы гуляли с друзьями, разъезжая по глуши в стороне от дорог. Он раздразнил меня переехать на машине прямо через пруд.

— Ну, не знаю, — сказал я, с сомнением глядя на пруд. — Думаю, что вероятность переехать через него — пятьдесят на пятьдесят.

— Это прекрасные шансы. Двигай! — ответил он.

Один раз мне это удалось, но я не подумал о том, что если я окажусь на другой стороне, мне придётся ехать обратно. На обратном пути мотор залило. Как только мы остановились, машина по оси увязла в жидком иле, покрывающем дно. Ньютон вылез, чтоб толкать машину, и полностью одетый стоял, улыбаясь по колено в воде. Я достал маленький фотоаппарат, который всегда носил с собой и сделал этот снимок.

Ньютон, как и Джоэл стал частым гостем на наших вечеринках.

Однажды мы с Томом решили отправиться на посвящённый фантастике конвент в Тампу, расположенную в паре часов пути на север. Мы позвали Ньютона с собой. Он согласился с энтузиазмом, хотя никогда на конвентах не бывал. Это был его первый выход в широкий мир. Он ходил на семинары, смотрел с открытым ртом на людей в костюмах фантастических персонажей и пожимал руки известным авторам. «Это был здорово!» — сказал он в конце воскресенья. «Хотел бы я проводить так каждые выходные!»

«Вот что я скажу», — ответил я. «Давайте устроим конвент в твою честь!»

Я пошутил, но в нашем социальном кругу в Сарасоте такие шутки были небезопасны. Идея быстро сбежала от меня. О ней пронюхала Целести и решила, что это было бы чудесно. Ещё до того, как я понял что происходит, мы уже планировали вечеринку под названием «РуфусКон», в честь имени, которое Ньютон использовал на BBS.

Мы с Целести сильно недооценили возможную популярность РуфусКона и приняли неудачное решение провести его в нашей квартире. В своём необузданном пессимизме я ожидал скромную вечеринку, возможно дюжину близких друзей или что-то в этом духе.

Я прорекламировал РуфусКон на BBS и расклеил в кампусе листовки. Мы с Целести украсили квартиру рождественскими гирляндами и повесили на двери огромный баннер с надписью «РуфусКон», сделанный из старомодной перфорированной бумаги для печатающего устройства.

С приходом вечера начали прибывать люди. Джоэл пришёл в невероятном костюме розового кролика, скрывавшим всё тело. Они с Целести на некоторое время скрылись за дверью спальни, откуда донеслось хихиканье, сменившееся относительно громкими стонами. Вернулись они с широченными улыбками. Целести сказала: «Я никогда раньше не делала этого с мужчиной в костюме кролика. Это было здорово!»