Лиза Громова - Смертельно влюблён

Раздвигаю безжизненно лежащие ноги. Раздеваюсь сам. Такое наслаждение — тереться о неё зная, что ты можешь войти в любой момент и как хочешь, можешь крутить её в своих руках — дёргаться не будет. Сплёвываю в руку и смазываю её проход в мой рай. Сразу же вхожу в неё, не в силах больше терпеть. Не до конца. Спустя столько ночей я так и не могу похвастаться, что смог полностью войти в неё. До самого конца. Настолько она узкая и маленькая. Даже детская, я бы сказал.

— О Боже, родная, как же хорошо и удобно, когда твои ножки не мешают нашему процессу, — восторгаюсь, раздвигая их ещё сильнее и шире, чтобы трахать её было ещё легче. — Надо было давно это сделать с тобой.

— Т-ты ведь говорил, что с-сегодня у нас н-ничего не будет...

— Я передумал.

Как же будоражит чувство, что я первый, кто завладел ею, и единственный, кому это позволено теперь и навсегда. Делаю толчок, после которого задерживаюсь в ней. Настолько глубоко, насколько могу. Полин смотрит на меня сквозь слёзы, ладони ложатся на груди.

— О господи, милая, да сколько можно? Ты всё ещё такая невинная. Сколько бы я уже ни трахал тебя, а ты до сих пор прикрываешь свои прелести. Зачем? Мы с тобой уже намного ближе, намного. Сейчас я в тебе. И так будет много-много раз. А скоро, совсем скоро ты подаришь мне первенца. Ты пройдёшь все стадии любви со мной. Ты не сможешь дышать без меня точно так же, как и я без тебя.

Снова начинаю двигаться в ней, медленно, но уверенно вперёд. Руки убирают её ладоши с груди, а мои губы прирастают к соску.

— Я заменю тебе всех родных, которых ты была лишена. Мать своих детей так не любит, как я люблю тебя. Я убью всех и каждого, кто будет нам с тобой мешать. Абсолютно всех. Даже если это будет наш с тобой ребёнок, выношенный тобой. Ты не сможешь находиться без меня больше одной минуты. Ты будешь кричать, вопить, молить, лишь бы я пришёл к тебе. Твоё тело и душа — будет жаждать меня, твоего главного мужчину. Будь у тебя мать или отец, я бы убил их, выкупил тебя, сделал всё, чтобы единственным нужным тебе человеком остался я. Никого больше.

Взгляд маленькой девочки становился таким осознанным и затуманенным, будто бы передо мной действительно слабоумный человек, не понимающий значения всех тех слов, что я пытаюсь донести до неё.

Последний раз целую её в губы. По-взрослому. Как, наверное, ещё никогда её не целовал. Кончаю, испускаю всю свою сперму в неё, пока её тельце содрогается и трясётся подо мной.

— Холодно, но всё, мы закончили, сейчас ты окажется в постели. В своей любимой постели со своим любимым мужем. Ты ведь любишь меня?

Как никогда долго застёгиваю запонки. Она мешает сосредоточиться даже на такой ерунде. Сидит и принимает на себе прыжки своего любимца, который тем самым показывает, что скучает. И правильно, ведь Полин днями лежит в спальне, в которую я его не пускаю. Только изредка выношу её на кухню, там у неё лучше проявляется аппетит, чем в постели, а я не могу позволить, чтобы моя принцесса голодала.

Коди игриво царапал её колени. Она только ласково гладила его в ответ, но уже без той живости, что была раньше. Хотя теперь у неё вся жизнь, каждый день и каждое движение, которое ей доводится сделать, — без живости.

— Хм, смотри-ка, теперь ты не чувствуешь его острых когтей на своих ножках, — заботливо произнёс я, когда наконец закончил с рукавами на рубашке. — Это сплошные плюсы не только для меня, но и для тебя.

Беру чёрный галстук со спинки дивана, подхожу к ней и присаживаюсь рядом.

— Поможешь мне завязать галстук, любимая? — спрашиваю я, накидывая его на себя.

— Но я никогда не завязывала его раньше, — шепчет Полин, жалостливо смотря на меня, будто бы за неумение я готов избить её до полусмерти.

— Потому что тебе некому было это делать, сейчас у тебя есть муж, — проговариваю, заключая её руки в свои и медленно направляю их так, что с моей помощью у неё получилось завязать мне галстук. — Видишь, это совсем несложно. Скоро ты сама будешь это делать. Моя единственная любовь, которой это позволено.

Может, только для этого мы и не тронем твои ручки, они должны выполнять функции моей жены.

Последний штрих — пиджак — и всё готово.

Она осматривает меня полностью. С головы до ног, то ли восторгаясь, то ли боясь.

— Можно мне ещё яблоко? — робко попросила она.

— Конечно, милая. Сейчас принесу.

Несколько секунд мне понадобилось, чтобы взять ещё одно яблоко для Полин из вазы на кухни. Зайдя в гостиную, вижу, как моя девочка безнадёжно тянется к ножу на журнальном столике. Руки так сильно стараются ухватиться за него, что тело теряет равновесие полностью и она падает на этот самый столик. Чёрт же тебя побрал, дурочка недоразвитая.

Подбегаю к ней, поднимаю и снова кладу на диван, как фарфоровую куколку. Такую нежную и хрупкую. Ночью трахаю её, как последний скотина, а днём боюсь дунуть на неё, чтобы не рассыпалась.

— Тебя нельзя оставить одну даже на пару секунд. Зачем тебе был нужен нож? Яблоко собиралась порезать? Или что-то другое? — Грубо хватаю её за руку. — Ты собиралась себя порезать, Полин? Ответь мне, потому что я не посмотрю, что уже одетый, я полностью разденусь и сделаю с тобой то, что ты так не любишь, от чего до сих пор плачешь. Ты этого хочешь? Ты собиралась себя порезать?

Полин виновато опускает голову вниз, тихо произнося «нет».

— Не ври мне, милая. Ты хотела это сделать? — опять спрашиваю, и в этот раз она уже положительно машет головой, что просто выводит меня из равновесия.

Всё же было так хорошо сегодня. Никаких срывов. Никаких криков. Ничего плохого и жестокого.

— Значит так, если я увижу на твоих руках хотя бы намёк на порез, то всё, что происходило с тобой до этого, тебе покажется детской сказкой. Ты поняла меня, любимая?

Никак не реагирует. Лишь смотрит вслед за собакой, которая выбегает из комнаты. Беру рукой её за подбородок, заставляя поднять взгляд на меня.

— Ты вообще понимаешь, что я могу завязать тебе ручки вместе с ножками, и без того неработающими, завязать глазки, оставить тебя на кровати и уехать, а ты, любовь моя, так и будешь лежать, не в силах даже в окно взглянуть. Я тебя лишу всех органов чувств, ты ведь знаешь, что я способен на это. Знаешь ведь, малышка?

— Да, — смирно проговаривает Полин, и мне становится чуть спокойнее.

Она знает меня. На что я способен. И поэтому она будет послушной и кроткой, совсем ручной.

— Вот и молодец, вот и умница. Ты знаешь, как я люблю твою покорность.

Весь мир против тебя ничто. Только ты можешь успокоить моего внутреннего зверя и точно так же спустить его с цепи.

— Сейчас мы тебя оденем и ты поедешь со мной на работу.

Как бы ни хотел, ни угрожал ей, но сейчас оставить полностью недееспособного ребёнка одного на несколько часов — не в моих силах. Не могу представить, если она так же упадёт, как сейчас, только меня рядом не будет. Будет лежать в холоде и с болью на теле. Такая безропотная и беспомощная. Без моей поддержки.

— Ты хочешь взять меня с собой? — с удивлением и теряясь спрашивает Полин.

— Да, я ведь давно тебе обещал это. Поэтому будь хорошей и послушной девочкой, и когда я буду нести тебя на руках, ведь сама идти ты не в состоянии, я хочу, чтобы твой взгляд был устремлён только на меня, никуда более, — серьёзно

предупреждал я.

Пару минут — и Полин была готова полностью. Первый раз за столько времени, когда я добровольно забираю её из дома. Такое волнительное чувство. Беспокойнее, чем когда на моих глазах её делали калекой. Тогда же напротив, я был вполне спокоен. Как будто так и должно быть.

В скором времени мы были на месте. Перед нами огромное здание, стеклянные окна делают его прозрачным. Просто небоскрёб, ведущий в небеса.

Полин увлечённо рассматривала его, даже не заметив, как я подошёл к ней.

— Давай будем выдвигаться. Ты ещё успеешь налюбоваться всем этим.

Беру её на руки. Это стало таким привычным для меня.

Перед нами открываются электронные двери. Захожу внутрь и подхожу к лифту. Люди здороваются со мной, но единственное, что я слышу — это её тяжёлое и волнительное дыхание.

Захожу в лифт. Поднимаемся с ней на последний этаж. Это занимает несколько минут.

Теперь мы словно поднялись выше неба, дорогой прямиком к Богу.

— Добрый день, Стаас, — удивлённо улыбаясь, проговорила моя секретарша.

Каждый день, что я прихожу сюда, меня бесит эта противная ухмылка на её лице. Но сейчас мне всё равно.

— Вам тут звонили несколько раз, — начинает говорить она.

— Не беспокой меня сегодня, пожалуйста, — проговариваю я, шагая в свой кабинет.

Всё, на что я мог обращать внимание, — только Полин, с интересом разглядывающая целый новый мир для неё.

Захлопываю дверь. Впереди нас прямоугольный стол. К стене прилегает чёрный кожаный диван. Несу её во главу стола, усаживаю на своё кресло, что стоит прямо у окна. Разворачиваю к нему лицом. В её глазах отражалась буря эмоций, множество оттенков удивления, такого неподдельного и долгожданного.

Она смотрела так восторженно, даже от переизбытка чувств ухватилась за мою руку. Первая. Мне не пришлось просить её, угрожать или ставить условия, по которым бы ей пришлось сделать это. Полин сделала это осознанно. Её рука нежно накрыла мою. Так нежно, что страшное осмысление вошло в моё сознание.

Что произошло со мной, пока я был с ней? Что я сотворил с ней, пока она была со мной?