Лиза Громова - Смертельно влюблён

Мне так хочется лишить тебя зрения, слуха, голоса, возможности ходить и вообще двигать всеми своими конечностями. Оставить лишь право ощущать мои прикосновения, заставляющие твоё маленькое тело неметь от переизбытка нежности.

— Тогда принеси мне свой паспорт, — серьёзно потребовал я, чтобы у неё даже не было времени задуматься над тем, что она делает. — Он ведь находится в твоих вещах?

— Да, — тихо шепчет та, будто бы боясь увидеть моей реакции на любое своё слово.

— Принеси его мне, — снова требую я, поглаживая её растрепанные волосы.

— Прямо сейчас? — медленно, неуверенно и действительно, чуть ли не заикаясь спрашивает Полин, на что я киваю.

— Да, да, прямо сейчас. Принеси мне свой паспорт. Ты ведь хочешь поскорее снова уехать со мной? — вновь я спрашиваю, что увидеть её нужду во мне, пускай такую же сильную, как и моя в ней.

— Хочу.

— Тогда принеси его мне сейчас, Полин. И уже через несколько дней ты будешь в квартире, которая принадлежит тебе, со своим мужчиной, со своей любимой собакой, которая скулит без тебя ночами, — я уже приплетал сюда этого старого пса, лишь бы поскорее она принесла то, что так нужно мне.

Если бы я приготовил её паспорт заранее, спрятал бы у себя в сейфе, то сейчас не пришлось бы вымаливать у неё, пытаться задобрить, казаться не тем извергом и деспотом, в которого я превратился.

— Стаас, ты мне обещаешь, — вся в смущении, опуская взгляд, начала Полин, — что ты больше не будешь так вести себя? Что будешь отпускать меня в школу? И не будешь так сильно ревновать меня?

Чувствую себя истинным женихом, из которого вытягивают клятву в верности.

— Не буду я себя так вести, в жизни ты меня больше таким не увидишь. Я сделаю для тебя всё, что ты пожелаешь. Я стану тем мужчиной, которого ты полюбила.

Её тельце прижалось к моему, я мог ощущать тяжёлое беспокойное дыхание.

— Я сейчас принесу тебе паспорт, — прошептала она, и сразу же немного отстранилась от меня.

Если бы не паспорт, то я не нашёл бы сил отпускать её, только не сейчас.

— Ты подождёшь меня здесь? — отходя назад, трепетно и несмело спросила Полин.

— Конечно, я буду здесь, милая.

Наконец-то всё встанет на свои места.

Моё солнце и земля. Радуга после дождя. Капли дождя в пустыне.

Моя любимая девочка. Сокровище. Самое драгоценное и в то же время не имеющее никакой цены.

Боготворимое мною существо.

Теперь всё плохое закончится, моя любовь. Теперь у тебя никогда не будет выбор.

Только мы с тобой.

Только я.

Иногда я задумываюсь над самым главным, что может быть для неё.

Принесла ли в её жизнь та роковая встреча со мной что-то светлое, а не бесконечные слёзы, превращающиеся в сумасшедшие истерики, которые сопровождаются дикими приступами.

Не могу честно ответить на этот вопрос самому себе, что уж говорить о ней. Хочется верить, что для неё наша связь волшебная, словно сказка, о которой ей не удосужилась прочитать в детстве мать.

Не могу сказать, что слабоумной её нарекли ошибочно. В ней живёт эта детская глупость, которая не позволяет ей отвергнуть меня, понять, что плохого во мне больше, чем хорошего, тем более, если дело касается её, как отдельную составляющую от меня. Она ещё не понимает, что скоро она перестанет существовать без меня. Наивные желания, которым не суждено будет исполниться, — ходить в школу, общаться с людьми, просто жить — перестанут её заботить.

Я верну ей детство, создам его заново, накуплю ей красивых платьев, кукол. Я сделаю всё, чтобы превратить её в того ребёнка, который загнётся без моей заботы. Вплоть до того, что посажу её в игровой манеж, буду кормить её с ложечки на специальном стуле для младенцев, а в машине для неё будет установлено детское автокресло.

Да, пускай я безумен, неуравновешен, полностью слетевший с катушек мужик, который не ведает, что творит. Иногда мне кричит мой же голос, чтобы я не смел ломать её, в столь нежный возраст, ведь я и так удостоился чести называться её первой любовью, первым мужчиной, жаль, что не по её желанию. Но процесс необратим, я уже сломал свою малышку, мне остаётся только доломать, заменяя для неё собой весь мир и реальность.

Моя жизнь уже не станет прежней, той скучной, в которой то и дело бабы сменялись офисом, и наоборот. Никаких эмоций, серые чувства к жизни, только деньги как-то скрашивали моё существование. И-то, на что их тратить — я не представлял. Я просто вкалывал, чтобы заработать себе имя звучнее, а статус выше, чем был у моего отца. Статус и власть, которая полностью зависит от размера твоего счёта в банке, — вот залог уважения и страха в глазах других людей.

И она боялась меня, но не из-за моего статуса, о котором она и до сих пор, наверное, не знает, в силу своего непонимания жизни и юного возраста. Она боялась моих жестов в отношении её, моих подарков, моей силы, о которой думала потом, как о своей главной защите... До определённого момента.

Она полюбила меня, как ободранного, избитого, одноглазого и хромающего на одну лапу кота — искренне, без обмана, ведь по-другому такого уродца любить нельзя. А я напал на беззащитную девочку, и самое ужасное, что сделал бы это снова. Такова моя любовь к ней, в этом весь я. Подарю ей себя, заставлю любить, но не оставлю больше никакого выбора. Во мне будет вся её жизнь.

Она будет радоваться каждому прожитому вместе со мной дню, но другого ей не будет позволено. Просыпаться со мной. Разговаривать со мной. Касаться только меня. Смотреть лишь на меня. И даже если захочет другого, это не дано для неё.

Иногда я задумываюсь и о том, что принесла для меня та роковая встреча.

Многие люди ищут свой смысл жизнь, умирают, так и не найдя его. В двадцать шесть лет я нашёл то, что искал всю жизнь, даже не подозревая об этом.

Это несравнимо ни с чем, что было у меня в жизни, а было немало. Хочется завязать ей глаза, если она смотрит на кого-то, кроме меня. Закрыть ей рот, если говорит с кем-то, кроме меня. Заставить её не думать ни о ком, кроме меня, потому что я тот, кто нужен ей, я послан ей самим Богом. Он проложил ей тот путь, в конце которого оказался я, и свернут ей больше не удастся никогда. Только если я сам отпущу её, а этого не произойдёт в этой жизни.

Это моя личная слабость, моя неумеренная жажда, непреодолимое желание, которое вызывает в моём теле горячку, не даёт спать по ночам без неё, лежащей рядом.

Важнее моего желание может быть только то, что я так же ею желаем.

Мои руки трясутся, как при самой сильной зависимости. За эти семь дней я приехал к ней лишь один раз, когда попросил никому не говорить обо мне и о том, какое важное событие скоро произойдёт в её жизни.

Достаю очередную сигарету. Ощущение, что за эти семь дней я выкурил пачек сто, не меньше.

Сигареты уже сами чуть ли не выпрыгивают из пачки, предвкушая поцелуй с губами, которые посмертно окрасят фильтр в грязно-розовый с сероватым оттенком.

Никотин заполнял мои лёгкие, пытаясь успокоить меня, мой неудержимый душевный зуд, вызванный её отсутствием.

Кровь стынет, когда понимаю, сколько дней, часов и минут она провела без моего присутствия.

Но теперь всё, это последняя сигарета, которая укрощает мои мысли. Сейчас всё закончится. Совсем скоро.

Ещё немного — и больше никто не посмеет смотреть на тебя, не говоря уже о навязчивой идеи забрать тебя у меня.

Ты никогда больше не сможешь узнать, что будет без меня, потому что твоя жизнь, как и ты сама, теперь принадлежит мне.

На ней моё клеймо. Я первый и единственный, кто снял с неё пробу. И не только этот факт даёт мне право называть её главным мужчиной, но и то количество слёз, которое она выплакала из-за меня, позволяют мне нарекать себя им.

Окурок летит вниз, а мобильный выдаёт раздражающую, но настолько долгожданную мелодию, что кончики пальцев немеют.

— Да, — отвечаю я, проглатывая со слюной всю свою тревожность и беспокойство.

— Стаас Ленартс? — спрашивает резкий женский голос.

— Да, — вновь повторяю я.

— Ваше свидетельство о браке готово, — говорит женщина, и я вмиг забываю, как дышать, — Можете забрать его через полчаса.

— Хорошо, я понял.

— Отлично, буду вас ждать. Заходите в мой кабинет, — резво говорит она, а вскоре сбрасывает трубку.

Вот и всё, моя принцесса, через полчаса ты уже не будешь той одинокой девочкой, за которой никто не стоит.

Я дам тебе этот день, не более, чтобы ты смогла проводить свою старую жизнь. Завтра у тебя не будет возможности. Завтра ты поприветствуешь свой новый статус. Завтра ты выйдешь оттуда навсегда, как моя жена.

А я, твой муж, клянусь тебе, что вернее и нежнее мужчины ты не нашла бы, что любовь моя к тебе безгранична и жизнь без тебя просто отрывается, что никогда ты больше не сможешь выбраться из моих объятий добровольно.

И теперь единственное, что меня волнует, — как выдержать эти проклятые тридцать минут, разделяющие меня и мои документы на тебя.

Не гневи Бога, Стаас Ленартс, ты получил её почти бесплатно, в подарочной упаковке. Сделай всё, чтобы не потерять её, чтобы она каждое мгновение радовалась, что любит меня, что связала со мной свою жизнь. Теперь уже навсегда. Теперь моё право на неё законное и правдивое. Теперь она моя.

— Мне очень жаль, что так вышло, поймите, я не могла сказать по-другому, — оправдывалась Лоес, заправляя прядь белокурых волос за ухо. — Правда поставила бы под угрозу моё пребывание здесь, вы же понимаете, я изначально вас об этом предупреждала.