Большим пальцем провожу по её маленькому, аккуратному носику, захватываю суховатые губы и впускаюсь к шее.

Эти прикосновения успокаивают её даже в моменты немыслимого страха, растерянности и тоски. Что бы я ни говорил, как бы ни поступал, но каждое моё касание будет говорить ей о том, что она моя девочка, и за моей спиной может ничего не бояться. Только того, что я повернусь к ней лицом.

— Почему ты хочешь иметь на меня права? Почему не можешь просто любить, так, как раньше?

— Потому что я люблю тебя в миллионы раз больше, и не могу себе позволить оступиться.

Мои руки скользнули по её волосам, и я понял, что пора с этим заканчивать. А то ведь снова проснётся та паранойя, я оставлю её дома и никуда, никуда и никогда не выпущу.

— Хватит, если ты хочешь куда-то поехать. Хочешь ведь?

— Хочу, — в очередной раз пряча от меня свой взгляд, произнесла Полин, и спустя уже каких-то пару минут мы сидели в машине.

Жутко и странно, но вне дома я чувствую себя слабым ненужным куском дерьма. Как будто вся моя тирания действует только на моей территории. Вот она шла несколько метров до машины — казалось, что она убежит, закричит, будет просить о помощи — лишь бы спастись. Пришлось взять её за руку, неустанно боковым зрением заглядывать ей в рот, чтобы успеть ей закрыть его и дотащить до машины.

Но чудо моё, как бы я себя ни накручивал, не посмела сделать ничего во имя своего спасения. Может, не додумалась. Может, испугалась последствий, того, что я могу сделать. Может, любит меня настолько, что даже не рассматривает таких вариантов. И я надеюсь, что всё и сразу.

— Куда ты хочешь поехать? — спросила Полин, усевшись поудобнее и подтянув сползающие на коленках колготки.

— Ты была во многих местах этого города?

— Нет, только в одном, — застенчиво произнесла она, отводя свой взгляд к окну.

— Давай объездим все улицы, все места, что есть на карте. — Краешки её губ полностью выдавали почти уже готовую улыбку, которая была на грани, вот-вот — и заулыбается, потому что не сможет больше сдерживать. — Посмотришь на реку, на главную церковь в городе. Ты никогда её не видела?

Полин покачала головой, и всё-таки расплылась в спокойной улыбке.

— Уверен, тебе, ангелочку, там понравится, — ведь ты создание Божества. — Я покажу тебе, где я работаю. Это огромное стеклянное здание в семнадцать этажей с видом на весь город, на все улицы и дома, на всю архитектуру.

— И все семнадцать этажей твои? — с восторгом в голосе спросила Полин, будто бы забыла последнюю неделю своей жизни со своей, будто бы всё, как прежде.

— Нет, малыш, мне ни к чему так много, мой только последний.

— Полностью твой?

— Да, ты можешь делать там всё, что захочешь. Поедем туда в последнюю очередь, когда стемнеет. Ночной город очень красив.

Казалось, что Полин слушает меня с замиранием сердца, даже схватилась за мою ладонь.

— Скажи мне, если захочешь есть, пить или тебя укачает. Скажи, не молчи только, — нервно попросит я.

Да, мне было тяжело до лихорадки в ногах, настолько страшно было везти её куда-то. Но она не уйдёт, она со мной, вся в предвкушении, как никогда, даже счастливее, чем раньше.

Выезжаю на самую разгруженную трассу, через которую можно проехать почти к любому месту в городе.

Она немного открывает окно. Лёгкий прохладный ветер заставлял её волосы кружиться, попадал на глаза и в рот. Такая смешная.

Уверен, она соскучилась по свежему воздуху, поэтому вкушает каждый миг. Кто знает, сколько она будет сидеть взаперти. Но могу сказать, что немало.

— Ты меня любишь? — внезапно спросила Полин, нарушив такую приевшуюся тишину.

— Ты же знаешь, что да, — отвечаю я, не отрывая холодного взгляда от дороги.

— Почему тогда так ведёшь себя? — Этот вопрос застал меня врасплох, хоть и слышу я его теперь чаще, чем «доброе утро».

Не успеваю ничего даже подумать, чтобы соединить всё это в связное предложение. Какой-то урод подрезает меня слева, приходится резко затормозить, но столкновение машин всё равно произошло.

— Чёртов сукин сын! — выругался я, сразу посмотрев, всё ли в порядке с Полин. — Не ударилась?

— Нет, — испуганно произнесла она.

— Хорошо. Сиди здесь. А я разберусь с этим выродком.

Включаю аварийную ситуацию и выхожу из машины. Он делает то же самое.

— Какого чёрта ты делаешь, придурок? — раздражительно кричу я, подходя к нему.

— Что? Что я делаю? Я включил поворотник, — возмущался он, то ли дело смотря на трещину на машине.

— В жопу засунь себе свой поворотник, дебил! Мне что до твоих повортников? Ты видишь, что я еду в своём ряду на скорости, не уступаю, какого х*я ты лезешь? Сильно приспичило?

Весь мой настрой пропал из-за долбанного придурка. Теперь я видел только лишь знак, что выйти с ней из дома — гнилая идея. Но нет, я себя пересилю, я обещаю маленькой девочке.

И мне было плевать на машину, деньги на ремонт мне не нужны, выплачивать этому несчастному дебилу я ничего не собирался. Всё, что я хотел, — это высказать ему до конца, что таким ничтожествам лучше ездить на автобусе, и уйти, поехать по своему плану. Показать ей город, который к шестнадцати годам она не удосужилась увидеть.

И всё бы было в порядке, но двери машины открылась, из неё выскочила взъерошенная Полин, с округлёнными глазами. Полин, которую я попросил сидеть в машине, пока я разбираюсь.

Маленькая глупая идиотка.

— Короче, проваливай отсюда, пока я не сделал так, что тебя гаишники будут каждые сто метров останавливать, — прорычал я, потому что Полин вызвала во мне немыслимую ярость. — Удачи.

Подойдя к Полин, указываю на открытую её дверь.

— Сядь обратно.

Одно мгновение — и я сижу рядом с ней, зажимаю газ и объезжаю придурка, который до сих пор смотрит на пару своих царапин и трещин. Через две сплошные разворачиваюсь и беру путь домой.

Господи, помоги не разбиться, потому что если не наберу скорость, убью её на месте.

— Почему мы едем обратно? — не понимала она, морщила лоб и потирала свои ладоши.

— Помолчи, помолчи, Полин! — попросил я, и за всё время она не произнесла ни слова.

Вот мы снова в четырёх стенах, из которых она так сильно хотела выбраться.

— Почему мы вернулись? Ты же хотел...

— Я хотел, — оглушительно взревел я, что даже эхо отдались по квартире, — чтобы ты сидела в машине, пока я разбираюсь! Я попросил тебя сидеть и ждать! Какого чёрта ты вышла? Какого чёрта ты вышла при чужом мужчине?

— Но я вышла, потому что переживала, — еле кричала Полин, поворачиваясь ко мне спиной.

— Да мне плевать, что ты, зайка! Я попросил тебя сидеть в машине, только и всего! Я не хочу, чтобы другие мужики смотрели на тебя, а ты смотрела на них! Такого не будет! — говорил я на повышенном тоне, разворачивая её к себе.

— Что с тобой случилось, Стаас? Ты ведь обещал показать мне, где ты работаешь, город.

— Посмотришь на всё это в другой раз, когда научишься слушать то, что я говорю тебе.

— Почему ты снова такой! Ты был таким милым! — Её глазницы уже наполнялись слезами, которые вот-вот — и хлынут наружу.

— Да потому что я такой, Полин! О чём ты думала сама, когда садилась ко взрослому мужику в машину, когда ночевала у него дома, когда видела его вусмерть пьяного? Ты думала, я с тобой буду в барби играться? Нет, если ты хочешь, я куплю тебе всевозможных кукол, и ты будешь в них играться, но дома!

— Ты хочешь посадить меня в клетку... — будто бы подытожила Полин, и обессиленная упала на диван.

— Нет-нет, я хочу, чтобы никто не смотрел на тебя, не разговаривал с тобой, чтобы возможность касаться тебя была только у меня. Ты живой отсюда не выйдешь. Ты появилась на свет, чтобы быть под моим контролем. Понимаешь, маленькая моя?!

— Отпусти меня, Стаас. Пожалуйста. Я хочу подумать, — дрожа и пряча свой взгляд, проговорила Полин.

— Куда мне отпустить тебя?

— Обратно в приют.

Не знаю, ожидал я этого или нет, но та злость, что была пару минут назад показалась меня начальным уровнем. Только я услышал эти слова, трясти уже начало меня. Руки машинально сжались в кулаки, позволяя венам чуть ли не выходить наружу. С минуту я стоял, не понимая, как мне поступить. Лишь бы не ударить её, она же умрёт или калекой останется. Хотя второму я был бы рад.

— Хорошо. Я даю тебе шанс уйти, — спокойно произнёс я. — Но только сейчас. Если ты не уйдёшь, то больше тебя я никуда и никогда не выпущу.

Теперь её лицо излучало капельку надежды, которой я даю ей.

В тот же миг, только она встала с дивана, я отталкиваю её обратно и принимаюсь разрывать на ней платье. Почти, как тогда, только ещё с большей жестокостью.

— Пожалуйста, прекрати, Стаас! Ты же сказал, что разрезаешь мне подумать!

— Разрешаю.

Разрывая на ней одежду, я понимал, что она никуда не уйдёт, хоть дверь ей открой, хоть на улицу выставь. Она будет сидеть в полуголом виде, ничего не в силах сделать.

Это уже входило во вредную привычку. Надо будет накупить ей ещё сотню таких платьев, на каждый день в году.

— Ты ещё хочешь уйти от меня? Если да, то иди, только в таком виде, — потребовал я, когда из вещей на ней оставались только колготки, а платье... Уже нельзя было назвать даже тряпками, оно превратилось в непонятные белые клочья. — Так что, милая? Ты уходишь?

— Нет, — в истерике прокричала она, всеми силами пытаясь закрыть свою маленькую грудь, с которой только-только прошли мои засосы.