Йорг Кастнер - Смертельная лазурь

Мы поспешили вверх по лестнице, Деккерт, несмотря на полученную рану, старался не отставать. Если мы верно угадали, куда бросился ван дер Мейлен, он опережал нас. Во всяком случае, видно его не было. Или я что-то напутал и повел нашу небольшую группу не туда, куда нужно? Нет, это был тот самый коридор, по которому меня препровождали в мастерскую мастера Рембрандта, расположенную в мансарде. Дверь мастерской была распахнута настежь, что ничего доброго не предвещало.

Ворвавшись внутрь, мы увидели, как ван дер Мейлен что-то втолковывает мастеру. Наверняка торговец подбивал старика бежать. При виде нас ван дер Мейлен явно сконфузился — он ведь рассчитывал, что уйдет, — и запаниковал. Пистолет в его руке растерянно сновал между нами и Рембрандтом.

Интересно, успел он перезарядить оружие? Этого я знать не мог, да и выяснять не собирался. Я отважно швырнул пистолет в оторопевшего ван дер Мейлена. Увесистое оружие угодило торговцу прямо в висок.

Промычав от боли что-то нечленораздельное, он выронил пистолет и, крякнув, инстинктивно отступил на пару шагов, задев стоявшие тут же мольберты, затем с шумом упал прямо на доходившее до пола широкое окно. Раздался звон стекла, и почтенный торговец антиквариатом выпорхнул наружу. Раздался крик, за которым последовал глухой удар тела о брусчатку.

Подбежав к окну, я посмотрел вниз. Ван дер Мейлен в неестественной позе неподвижно застыл на камнях мостовой. В том, что он мертв, сомнений не было.

Подошел Деккерт.

— Нет, Зюйтхоф, вы действительно мастерски владеете пистолетом.

Ничего не ответив, я повернулся к Рембрандту. Тот с ошарашенным видом взирал на нас. Я заметил, что с зажатой в пальцах кисти мастера оторвалась ярко-синяя капля и упала на пол.

— Что все это значит? Что вы сделали с господином ван дер Мейленом, Зюйтхоф?

— Только то, что он заслужил, — с горечью ответил я. — Вы лучше скажите, что ему нужно было от вас!

— Я должен был пойти с ним. Он очень спешил. А я пытался ему объяснить, что сначала необходимо закончить вот эту картину.

И мастер ткнул кистью в то самое полотно в лазурных тонах, которое мне уже приходилось видеть во время первого визита в эту мастерскую.

— А куда вы с ван дер Мейленом должны были пойти? — продолжал я задавать вопросы. — Он вам не сказал?

Этого Рембрандт не знал.

— Он упоминал о Корнелии? Не говорил, где она сейчас?

— А где ей быть, как не в нашем доме на Розенграхт?

Судя по всему, дочь Рембрандта доставили сюда тайком даже от него. Мастер и понятия не имел о постигшем ее несчастье. Причем с моей, отнюдь нелегкой, руки.

— Ван дер Мейлен действительно ничего о ней не говорил?

Рембрандт раздраженно тряхнул седыми локонами.

— Какого дьявола вы привязались к Корнелии? Вы на нее не заглядывайтесь! Моя дочь выйдет не за какого-ни-будь оборванца без роду и племени, а за солидного человека с положением, например, за ван дер Мейлена.

Я невольно взглянул в сторону окна, через которое минуту назад вывалился сей респектабельный жених, распластавшийся сейчас внизу на брусчатке. И почувствовал не то чтобы жалость, нет. Скорее досаду — ведь он мог бы сообщить нам о местонахождении Корнелии.

— Крепитесь, — подбодрил меня Деккерт, заметив выражение отчаяния у меня на лице. — Мы все вверх дном поднимем, но если ваша Корнелия здесь, найдем ее непременно.

Я помогал им в поисках. Мы обходили комнату за комнатой. Большинство из них пустовало. Нигде мы не обнаружили ни малейшего следа присутствия девушки. Обойдя почти весь дом, мы встретили инспектора Иеремию Катона, как раз отдававшего распоряжения начальнику охраны, куда направить арестованных.

В надежде узнать что-либо о пропавшей дочери Рембрандта я обратился к нему, но и Катон понятия не имел, где Корнелия. Об этом наверняка знали и Фредрик де Гааль, и Антон ван Зельден, но их не было в числе арестованных.

В нижнем этаже дома имелась комната, обставленная запыленной мебелью. Измученные беготней по лестницам, мы с Катоном и Деккертом в изнеможении опустились на потрепанные стулья. Деккерт возложил раненую ногу на низенький столик, на который в лучшие времена ставили посуду после обеда.

— Это был сокрушительный удар по заговорщикам, — заявил Катон. — Хотя главарей пока обнаружить не удается. Жаль, что ушел ван Зельден, прямо из-под носа ускользнул.

Я спросил, как было дело.

— Ван Зельден и привел нас к вам, Зюйтхоф, — к моему удивлению, объявил инспектор. — Я ведь, как и обещал, взял его под наблюдение. Сначала он отправился на Розенграхт забрать дочь Рембрандта. Мои люди шли за ним по пятам до этого заброшенного квартала. Ван Зельден с девушкой вошли в какое-то полуразвалившееся здание, и тут сопровождавшие их потеряли. Осмотрев дом, как полагается, и порасспросив кого надо, мы установили, что здесь и есть гнездо заговорщиков. На протяжении всей ночи мы готовились и к утру смогли встретить их во всеоружии.

— А почему же не ночью? — спросил я. — Здесь, в этих катакомбах, что ночь, что день — все темно.

— Мы не знали, с чем здесь придется столкнуться. Кроме того, понадобилось время, чтобы собрать достаточное количество людей и оцепить весь район.

— Тем не менее кое-кому все же удалось бежать!

— Ну что вы меня укоряете, Зюйтхоф? Лучше бы поблагодарили. Судя по тому, что мне рассказал Деккерт, ваше положение было серьезнее некуда.

— Прощу прощения, — смутился я. — Вы совершенно правы. Это все тревога за Корнелию. Я просто с ума схожу. Да и ко всему прочему я тут такое натворил. Такое устроил, что и рассказать страшно. Приди вы ночью, ничего бы не произошло.

И я поведал инспектору о пережитом минувшей ночью ужасе, не забыв упомянуть и о ставших мне известными планах заговорщиков.

— Вот уж воистину невероятная история, — признался Катон. — А я вам так и не верил, Зюйтхоф. Считал все эти россказни про какие-то там подземные ходы досужей выдумкой, пока сам не побывал там. Ваше счастье, Зюйтхоф, что побывал. А не то распорядился бы отправить вас в дом умалишенных.

— Как видите, дьявольская краска не плод моих измышлений, — сказал я. — И прошу вас, позаботьтесь о том, чтобы ни одна из этих… картин не покинула пределы мастерской Рембрандта. Вы нашли склад, где хранилась эта окаянная лазурь?

— Нет, увы, пока что нет, — ответил Катон, и лицо его помрачнело. И впрямь радоваться было нечему. Кто знает, сколько еще бед принесут дьявольские полотна в синих тонах.

Два часа спустя мы с Катоном, взяв экипаж, отвезли Рембрандта в дом на Розенграхт. По улицам гулял резкий порывистый ветер, казалось, еще немного, и он перевернет карету. Осень вступала в законные права.

Катон не стал подвергать престарелого мастера аресту. Я был рад и благодарен инспектору. Речь не шла о полной невиновности старика — он не хуже своих работодателей понимал, что его картины несут смерть. Но можно ли считать вменяемым старика, впавшего в безумие от свалившихся на его голову несчастий и воздействия коварной лазури? Принимая во внимание время, на протяжении которого Рембрандт сотрудничал с жерардистами, мне вообще казалось непостижимым, как мастер сохранил даже остатки рассудка. Неужели Фредрик де Гааль избрал Рембрандта для воплощения своих коварных замыслов в некоем «озарении»?

В сотый раз я ломал себе голову, пытаясь отыскать ответ на вопрос: исходило ли зло от самой краски, либо угнездилось на этом далеком острове? В конце концов я избрал для себя образ некоего демона, тщившегося дотянуться вездесущими щупальцами до всех людей, населявших наш мир.

Ребекка Виллемс, издалека заметив наш экипаж, распахнула дверь. Заметив своего хозяина, у которого служила невесть сколько лет, став почти членом его семьи, женщина приветливо улыбнулась. Но в следующее мгновение морщинистое лицо ее омрачилось.

— На кого только вы похожи, господин! — всплеснула она руками. — И что с вами только сделали!

— Мастеру необходимо отдохнуть, он очень многое пережил, — предупредил я ее уже в прихожей. — Кстати, вам известно, где сейчас Корнелия?

— Корнелия? А разве она не с вами? — недоумевающе выпучив глаза, спросила Ребекка.

— Будь она с нами, я не стал бы о ней спрашивать.

— Ничего не понимаю, — вполголоса произнесла экономка, качая головой. — Когда я увидела, как из экипажа вышел господин Рембрандт, я была уверена, что и Корнелия тоже приехала. Ведь господин доктор ван Зельден заезжал за ней, уверив ее, что отыскал пропавшего хозяина, и велел Корнелии ехать с ним к отцу. Когда она и вечером не вернулась, я уже стала тревожиться за нее.

— И не зря тревожились, — заключил Катон. — Ван Зельден больше ничего не говорил? Может, хоть намекнул, куда собирается отвезти Корнелию?

— Ни слова не сказал, — ответила Ребекка. — Он очень спешил и торопил Корнелию, мол, пусть накинет на себя что-нибудь и едет с ним.

Я спросил себя, что могла подумать Корнелия, увидев на пороге своего дома ван Зельдена. Возможно, она была начеку, ей ведь было известно о заспиртованном Титусе, однако тревога за отца, похоже, перевесила все остальное.

Я повернулся к Катону:

— Может, в доме ван Зельдена отыщется хоть какой-то след? И кроме того, вам неплохо будет самому убедиться в том, что ван Зельден сотворил с Титусом ван Рейном.

— Разумно, — согласился инспектор.

В Рембрандта, до сих пор безучастно слушавшего наш разговор, казалось, возвращалась жизнь.

— Вы говорите о Титусе? Где он? Не у доктора ли ван Зельдена?

— Титус умер, — с нажимом произнес я. — А в доме ван Зельдена всего лишь его труп. Он заспиртовал вашего сына в огромной стеклянной банке.