— Корнелис, с чего это вы так расщедрились? — игриво спросила Корнелия, когда служанка торопливо поставила на наш стол вино. — Не забудьте, вам ведь еще оплачивать занятия у моего отца.

Я нагнулся к ней поближе:

— Могу я доверить вам один секрет?

— Какой?

— Договариваясь с вашим отцом, я произвел на него такое впечатление, что он даже запамятовал взять с меня обещанные деньги за первую неделю.

Корнелия улыбнулась.

— Рановато радуетесь, господин Зюйтхоф. Дело в том, что за все денежные поступления в этот дом отвечаю я.

— Вы?

— Разумеется. Вы забыли, что ли? С тех пор как мой отец одиннадцать лет назад был объявлен банкротом, ему ничего не принадлежит. Это для того, чтобы кредиторы не ободрали его как липку, забрав все нажитое до последнего гульдена.

— Но ваш отец работает и получает за это деньги. Как же он умудряется обхитрить кредиторов?

— Тогда у нотариуса было составлено соглашение, в соответствии с которым отцу предоставили место в лавке художественных изделий, принадлежавшей моей матери и моему брату Титусу. Отец, таким образом, получает крышу над головой и пропитание за свои ценные советы и за работу.

— И все это законно? — не поверил я.

— Вполне.

— И после смерти матери и брата все дела ведете вы?

— Можно сказать и так. Я получила от матери в наследство свою часть лавки. Конечно, за все важные вопросы отвечает мой опекун, художник Кристиан Дузарт. Но полагающиеся от вас отцу деньги вы спокойно можете передавать мне, ведь мы с Ребеккой рассчитываем все расходы по дому и делаем покупки.

Девушка полушутливо протянула руку за деньгами, и я, шутливо-театрально закатив глаза, вложил ей в ладонь гульден. И тут мы оба рассмеялись — вновь ставший беззаботным художник Корнелис Зюйтхоф и успевшая расстаться с детством Корнелия ван Рейн.


Что за сюрпризы преподносит нам порой судьба! В этом мне предстояло убедиться вечером того же дня, когда я проводил Корнелию домой.

Еще не наступили сумерки, но у канала Розенграхт, где домики на узеньких улочках жались один к другому, было темно. Весь день меня не покидало чувство, что за мной кто-то тайком следит, причем казалось, будто за мной подглядывали даже во время наших с Корнелией скитаний по Лабиринту. Но там было столько народу — купцов, мушкетеров, моряков, радостно смеявшейся детворы, приличных и не совсем женщин, — что тому, в чьи намерения входило не упускать меня из виду, явно приходилось туго. В конце концов я отнес все мои предчувствия на счет расшатавшихся за последние дни нервов. Но теперь, шагая по узеньким переулкам, я ощущал незримую ледяную руку у себя на спине, словно предостерегавшую от неизвестной опасности. И тут я услышал за спиной шаги. Я несколько раз менял направление, однако шаги не исчезали, то затихая, то снова становясь громче. Все мои попытки украдкой разглядеть преследователя успехом не увенчались. Стоило лишь повернуть голову, как он мгновенно растворялся в тени домов. И вот, проходя мимо пекарни, где громоздились большие ящики, я принял решение. Проворно юркнув за ящики, я съежился в засаде. Если меня на самом деле кто-то преследует, он обязательно пройдет мимо. Я до сих пор пытался убедить себя, что шаги принадлежат какому-нибудь безобидному прохожему, как и я, возвращавшемуся из Лабиринта в город.

Снова до меня донесся звук шагов, и тут же кто-то возбужденно зашептал. Нет, случайностью это быть не могло. Вспотевшими от волнения ладонями я стал лихорадочно искать по карманам нож и не сразу понял, что подарил его своему будущему учителю мастеру Рембрандту. Я неистово проклинал свою щедрость и непредусмотрительность. Ту самую непредусмотрительность, если не сказать больше, что погнала меня в засаду выслеживать невидимого преследователя, о физической силе которого я мог лишь предполагать. Но сделанного не воротишь, и надумай я сейчас покинуть свое убежище, меня бы тут же обнаружили.

Я разглядел троих мужчин. Вид их мне явно не понравился. Здоровяки с патлатыми бородами, каких полным-полно околачивается в порту или в квартале Йордаансфиртель. И Боже упаси встретиться с ними где-нибудь в темном закоулке. К слабакам меня причислить трудно, не спорю, однако без оружия я при всем желании не смог бы устоять против этой троицы.

И когда один из них, широкоплечий, со шрамом через всю правую щеку, заговорил, у меня отпали последние иллюзии.

— Куда это он делся? Я же сам видел, как он прошел мимо этой пекарни.

— Свернуть здесь некуда, — заключил другой, с красным носом пьянчуги. — Могу поспорить на бочку бренди, что он где-нибудь здесь схоронился!

— Тогда ему от нас деться некуда, — отозвался третий, рассеянно проведя ладонью по голому, как колено, черепу.

— Если только в один из этих домов не забежал, — усомнился красноносый.

— Кто это, скажи на милость, пустит неведомо кого к себе в дом? — возразил лысый.

— А черт его ведает, может, к какой зазнобе завалился или к приятелю там, — пробормотал в ответ красноносый.

Бородач со шрамом, судя по повадкам, явно вожак, в молчании оглядывал улицу и дома. И как бы я ни съеживался, рассчитывать на то, что я так и отсижусь за ящиками, было вздором — рано или поздно он заметит меня. Так и произошло. Обезображенная физиономия растянулась в улыбке.

— Глядите-ка, вот где наш друг! Оказывается, сидит за ящичками!

Все трое, неспешно подойдя, обступили меня. Глаза у них светились радостным блеском, словно у охотников, сумевших выследить крупную дичь.

Поднявшись, я огляделся в поисках средства обороны, но ничего подходящего вокруг не было. Отчаянность положения усугублялась ножами в руках у человека со шрамом и лысого. Красноносый извлек откуда-то из-под одежды небольшую дубинку.

— Чего вам от меня надо? — спросил я, медленно пятясь к стене. — Кто вас подослал?

— Незачем было тебе, мазила несчастный, таиться от нас, — произнес вожак. — Мы на тебя обиделись. Вот пойди ты спокойно дальше, тогда ничего бы и не было. А так…

Судя по их довольным мордам, они предвкушали радость от осознания того, что сейчас со мной сделают. Негодяи были из тех, кто всегда найдет повод поизмываться над тем, кто слабее. Из тех, по чьему черепу плачет дубина палача.

Наткнувшись спиной на стену, я понял, что дальше отступать некуда.

Пальцы судорожно пытались нащупать хотя бы камень, с ним все-таки я чувствовал бы себя куда увереннее. Где там!

Я уже был готов к самому что ни на есть худшему исходу ночной встречи, как вдруг в темноте раздался чей-то бодрый голос.

— Эге-ге! Как же так — трое вооруженных на одного безоружного! Разве это по правилам?

Говорящий явно следовал в том же направлении, что и мои недруги. Это был рослый мужчина крепкого телосложения. Сначала мне показалось, что он из той же шайки, что и мои преследователи, но нет. Одежда незнакомца отличалась опрятностью, на голове у него была высокая темная шляпа, что говорило о принадлежности к числу зажиточных, именитых граждан Амстердама, а темная бородка была аккуратно подстрижена. Я чуть воспрянул духом от появления этого человека, но потом, убедившись, что и он без оружия, спросил себя, а способен ли он воспрепятствовать их недобрым намерениям.

Явно опешив, верзила со шрамом на щеке повернулся к нему:

— Чего тебе здесь надо! Проваливай, куда шел! Тебя это не касается!

— Что меня касается, а что нет, позволь уж мне решать, милейший, — с улыбкой отпарировал незнакомец, подходя ближе. — Когда я вижу, что трое оборванцев собираются напасть на порядочного человека, это меня как раз касается.

— Ну, а нам тогда ничего другого не остается, как навалять тумаков сразу двум порядочным, — осклабился бандит со шрамом на щеке. — Тебе следовало бы прихватить с собой оружие, прежде чем совать нос в чужие дела!

Неизвестный вытянул обе руки. Кулакам его можно было позавидовать.

— Вот мое оружие, и не одно, а целых два! — хохотнув, ответил он.

— Ладно, сам навязался, — пожал плечами предводитель троицы.

И тут этот флегматичный человек молниеносным движением схватил красноносого за правую руку и одновременно как следует врезал ему ногой в правое бедро. Подействовал этот прием в буквальном смысле сногсшибательно. Застигнутый врасплох, бандит выронил дубинку, не устоял на ногах и навзничь свалился на мостовую, крепко ударившись затылком о камни. Под головой у него быстро росла лужица крови. Все произошло настолько быстро, что вызвало замешательство в рядах его дружков.

Тут же мой спаситель, воспользовавшись секундной паузой, в два прыжка одолел расстояние, отделявшее его от верзилы с обезображенной щекой, и заломил ему за спину правую руку. Взвыв от боли, вожак выронил нож, но все же сумел вырваться из захвата нападавшего и, рыча от ярости, бросился на него с кулаками. Тот ловко уходил от ударов, и кулаки вожака молотили воздух. Ловким приемом незнакомец ухватил противника за плечи и что было сил швырнул на груду ящиков. Они рухнули, погребая под собой человека со шрамом.

Все это было настолько невероятно, что я, увлекшись зрелищем, не заметил набросившегося на меня лысого. Его нож оказался в каком-нибудь дюйме от моей груди. В мгновение ока отреагировав, я упал на землю и при этом невольно подшиб его. Он тоже рухнул вслед за мной. Когда негодяй попытался подняться, подоспел мой союзник и, вывернув ему руку, заставил выронить нож.

Тем временем человек со шрамом, с трудом выбравшись из-под завала, недоумевающе уставился на нас. Мой спаситель, недолго раздумывая, подхватил лысого под мышки и швырнул его на предводителя нападавших.

— Забирайте своего красноносого пьянчугу и прочь отсюда поскорее, вонючий сброд! — крикнул незадачливым бандитам незнакомец. — А если не уберетесь сию же минуту, вами займется городская стража.