«Как же я ее не просчитал? Как мог так расслабиться?! Но это ничего не меняет, просто придется больше работать!»


В середине дня Сергей почувствовал, что его пасут.

Именно почувствовал, потому что вели его грамотно, профессионально, даже по глухим пробкам, и, чтобы обнаружить их, ему пришлось покрутиться по центру Москвы, поводить ребяток за собой.

«Все чудесатее и чудесатее, как говорила девочка Алиса, путешествуя по кроличьей норе. Хоть выходи и спрашивай: «Ребята, из-за какого клиента пасете?»

Он достал сотовый и набрал номер:

— Кнут, минут через тридцать подошли кого-нибудь на Маяковку. Возле Сатиры перехватите за мной «девятку», мокрый асфальт, номера не видел, хорошо работают. Надо за ними присмотреть.

— Лады. Сам приеду!

Если это по последнему клиенту, то ничего страшного — вполне ожидаемо и естественно.

Но если они ведут его по делу Вероники Былинской, значит, он где-то прокололся!

«Стоп! Давай рассуждать, как они. Дамочка сбежала. Где она могла залечь? Сначала все друзья и родственники бабули и семьи. Ну, это день-два, просто посмотреть и убедиться, что ее там не было и нет. Потом они выходят на дом. Там тоже облом. Я бы на их месте стал искать ее у Кости. Вполне логично — он ее знает с детства, мужик богатый, может помочь. Да, но, если бы кто-то вышел на Костика и стал задавать вопросы или тереться рядом с домом и его заметила охрана или потревожили бы его сестру, он сразу бы мне сообщил. А собственно, совершенно не обязательно на него выходить, достаточно навести о нем справки, узнать, что два года назад у него случилась весьма непростая ситуация в бизнесе, и уточнить, кто ему помог решить проблему. Да хотя бы узнать у того, кто эту проблему создал. И все! Дальше просто — присмотреть за мной и моими ребятами, для порядку, как говорится, а вдруг девочка у нас. А вот тут возникает проблема у мужика: то, что хвост мы сразу обнаружим, это он понимает, значит, чтобы глобально нас вести, требуется большая команда. Пользоваться служебным положением он не станет, не будет светить поиски в конторе — делиться придется, или, не дай бог, начальство поинтересуется его делами. Он и не стал этого делать, Юрик проверил — в розыск Ника не объявлена, ориентировок на нее нет. Ладно, день-два относительно спокойных у нас есть, а нам как раз столько и надо. Мои их поводят, оттянут на себя часть его людей. Черт! Они профи еще какие, все бывшие конторские, и бог его знает, какая у них аппаратура, агентура и вся хрень прилагающаяся! Да и генерал просил сделать так, чтобы этот Михаил Иванович проявился-засветился! Надо подумать, с Ринком посоветоваться, очень не хочется Нику подставлять как приманку!»

Благополучно передав хвост Кнуту, он быстро оторвался от них.


После того как Антон с Сергеем уехали, Ника поняла, что если не займет себя хоть чем-нибудь, то начнет сходить с ума. Она решительно направилась к Наталье.

Ната с дедушкой устанавливали на лужайке перед домом большой детский надувной городок: какие-то домики, длинные ходы, похожие на больших червей, огромные кубы с лазами внутри и много всякого интересного и загадочного для детей.

— Ната, у вас здесь есть Интернет? — спросила Ника. Компьютер она видела в одной из комнат на втором этаже.

— Конечно! — разулыбалась Ната. — Я тоже об этом подумала, но мне надо сначала детей с няней на воздух выпустить, а ты иди посмотри, что там про монастыри есть, я к тебе потом присоединюсь!

Весь день Ника просидела за компьютером, ковыряясь в Интернете и выуживая из разных источников информацию о монастырях на всей территории бывшего Советского Союза.

Несколько раз приходила Ната. Один раз Ника сделала перерыв, спустившись в столовую обедать.

Дедушка потчевал их борщом необыкновенной вкусности, приготовленным по только ему известному рецепту.

Ей не хотелось уходить из-за стола, от легкой, шутливой беседы, сопровождавшей обед, от Натальиного звонкого смеха и чопорной, поджавшей губки няни, от посмеивающегося дедушки, солнца, заливающего кухню, восхитительного борща, но она заставила себя вернуться к мрачной и трагической информации о монашеской жизни.

Ближе к вечеру Ника поняла, что если еще немного почитает обо всем, что творилось с религиозными служителями после революции в России, то тошнить начнет от мрачного кошмара и бесчеловечного беспредела, происходившего в те времена.

Она вышла из Интернета и выключила компьютер.

Ужас какой-то, что вытворяли с монашками! Их насиловали, сжигали, топили, расстреливали! На всей территории страны действующие монастыри если и остались, то в какой-нибудь непролазной глуши, куда советская власть-то дошла не сразу, и то в виде одного-двух представителей. Были, наверное, и совсем оторванные от цивилизации монашеские скиты, спрятанные от глаз людских, в том числе и от церковных властей. Да, не так уж легко, как ей казалось, будет найти жену Олега!

Приехал Антон.

Подойдя к лестнице, чтобы спуститься вниз, Ника услышала, как его приветствует семья — Натальин смех, звук поцелуя, Машкино радостное лепетание, не менее радостный Сашкин басок.

Она улыбнулась: какое счастье, что есть такие семьи, такие родные, любящие друг друга люди! Как когда-то было и у нее. Вероника торопливо тряхнула головой, прогоняя непрошеное, запретное воспоминание — нет, ни вспоминать, ни думать об этом нельзя! Не готова она до сих пор!

— Ника! — прокричала снизу Наталья. — Иди к нам, хватит тебе там сидеть!

Ника спустилась на первый этаж, поздоровалась с Антоном и забрала у него Сашку, Марию взяла Ната, давая отцу возможность переодеться и умыться.

— Ужинать! — позвал из кухни-столовой дедушка.

Василий Корнеевич сегодня весь день дежурил по кухне, предварительно выдержав словесный бой с Натальей, волновавшейся, что он себя перетруждает, да к тому же готовит на эдакую ораву.

— Да с чего мне уставать, Наталья? Огородом я сегодня не занимаюсь, немощным пока себя не чувствую, да и уважаемая Вера Петровна мне поможет!

— С удовольствием, Василий Корнеевич, — поддакивала улыбчивая, маленькая, кругленькая, очень добродушная домработница.

Она старалась находиться рядом с дедушкой, помогая ему готовить, и, когда была свободна, приходила помочь ему с огородом.

Ника, подозревавшая, что Вера Петровна имеет на дедушку виды, улыбалась — а почему нет? Он еще о-го-го! Вон какой сказочный богатырь!

Но дедушка умело уходил от напора веселой домработницы, умудряясь переводить разговоры и намеки в дружеско-уважительный тон.

После шумного веселого ужина с детьми, сидевшими на своих стульчиках и громко тарабанившими по ним ложками, требуя к себе внимания, Натальиного рассказа про их дневные проделки Ника решила пройтись по участку.

Во-первых, чтобы скинуть с себя щемящую жалость, которая накопилась за целый день по мере поступления информации о монашках, а во-вторых, не давала ей покоя какая-то до конца не сформировавшаяся мысль.

Поймать ускользающую мысль так и не удалось, зато она вспомнила нечто важное, о чем совершенно вот напрочь забыла. Вероника резко вскочила, вызвав негодующий скрип качелей.

— Боже мой, как я могла забыть?!

У Марии Гавриловны сегодня день рождения. Она одна из самых близких подруг Сонечки и бабули, с детства. Каждый год в этот день они собирались у Марии Гавриловны и праздновали, гораздо более торжественно и значимо, чем принято отмечать обычные дни рождения, потому что с этой датой связано было что-то очень важное в их жизни, о чем они никогда не рассказывали.

В тот день, когда Вероника, демонстрируя следившим за ней активную разыскную деятельность, навестила Марию Гавриловну, они долго беседовали, пили чай, и Мария Гавриловна, словно извиняясь, попросила Веронику прийти в гости в день ее рождения.

— Я никак не могу привыкнуть и поверить, что девочек нет, а без них этот день не имеет значения. Ты приди, пожалуйста, Никочка, мы посидим, девочек вспомним.

У Вероники сердце разрывалось от понимания, что вряд ли придет, и она что-то неубедительно мямлила о плохом еще самочувствии и каких-то проблемах, сказала, что постарается, и чувствовала себя распоследней дрянью, обижающей близкого ее любимым бабушкам человека.

Ей было отчаянно стыдно врать, но и правду рассказать она не могла. Мария Гавриловна расстроилась, наверняка обиделась, но виду не подала, заверила с грустью, что все понимает.

Всю дорогу, пока добиралась до кафе, где они договорились встретиться с Милкой, Вероника мучилась чувством вины и злости на каких-то уродов, из-за которых приходится обманывать и обижать невниманием замечательную женщину!

— Так, что делать? — задала себе Ника вслух актуальный во все времена вопрос.

Она быстро ходила от качелей к забору и обратно, пытаясь сообразить, как ей поступить и что предпринять.

«Звонить нельзя ни из дома, ни с чьего-либо мобильника, ее телефон наверняка прослушивают, Мария Гавриловна лучшая подруга бабушек, рано или поздно я могу ей позвонить! Да сто пудов они разузнали об этом факте, нашли же эти козлы дедушкин дом!»

От качелей к забору, от забора к качелям — туда-сюда. Думай!

«Сейчас полвосьмого, если сесть на электричку, то часа через полтора — час сорок я у нее — это десять — двадцать минут десятого. Быстро поздравить и назад, около десяти есть электричка. Можно успеть! — Вероника рванула к дому, но резко остановилась от пришедшей вдогонку мысли: — Подожди, Никуша!

Во-первых, глупо так рисковать, за ее домом вполне могут следить и ждать тебя, особенно сегодня, наверняка они знают про день рождения Марии Гавриловны, а во-вторых, никто тебя не отпустит, тем более Антон!»

«Но я не могу ее не поздравить! — разозлилась она. — Давай, думай, ты же умная! Умная вряд ли поперлась бы куда-то, рискуя быть пойманной, это ты о себе слишком хорошо подумала! Давай успокоимся и расставим приоритеты! Ты можешь ее не поздравить? Нет! Категорически нет! — Она тяжко вздохнула, как пушкинская старуха перед разбитым корытом. — Тогда надо ехать!»