Ну что ж, она готова!


Чем меньше времени оставалось до приезда Пирата с девушкой и больше нарастал интерес и ожидание, тем спокойнее внешне становился Сергей.

Дуб, Стечкин и он вывели машины на улицу и ждали Пирата, не выключая двигатели. Ринк показал жестами очередность въезда и стал сбоку, держа в руках пульт от ворот.

Чуть сбавив скорость, машина Пирата пронеслась мимо.

— Теряете форму! Целую минуту провозились! — попенял Ринк, когда они рассаживались на террасе за стол. — На полигоне давно были?

— А куда спешить, никого ж не было! — проворчал Мишка.

В общем-то, ничего нового, обычный боевой порядок, задача ясна: в случае обнаружения хвоста одни действия, в отсутствие — другие. И Ринк, гоняющий до седьмого пота!

Замечательно!

Жаль, что хвоста не было, размялись бы!

Предусмотрительная Наталья, немного отстранив Пирата и не давая ему пройти на террасу впереди, чтобы он не обменивался, молча, как умели только они, информацией с остальными, перехватила у него девушку.

Все-таки Наталья — это нечто! Иметь такие мозги и чутье! И знать их так, как будто прошла с ними все обучения и все горячие точки!

Кнуров рассматривал девушку и чувствовал нарастающее разочарование.

«Черт! Слишком молодая!»

Он расстроился.

Странно, его чутье никогда не подводило, он кожей чувствовал — будет дело. Интересное, непростое!

И такой облом!

«Лет двадцать, что-то около этого! Жаль!»

Несколько раз к нему обращались молодые девицы. Разные — и умненькие, и глупые, и просто идиотки. Иногда это были дочки или любовницы бывших клиентов, решившие таким образом вызвать в нем или его заме, Игоре Весине, а проще — Кнуте, интерес к своей особе, доходящий до постели. Они разыгрывали целые спектакли с мифическими похищениями или безумными банковскими аферами. Эдакая развлекуха для не в меру богатеньких дамочек — залезть в постель бывшего спецназовца, нечто опасно-брутальное и настолько далеко отстоявшее в социуме от их папиков — нервы пощипать, в опасность поиграть, скуку развеять или насолить тем же папикам.

Были и другие, богатые истерички, ошалевшие от безделья, практически неограниченных возможностей и впадавшие в мании разного рода.

Не утруждая себя церемониями и дежурными улыбками, он жестко и холодно выпроваживал и тех и других — назад, девочки, назад, к социальным лестничным пролетам и «любимым» горячо мужьям-отцам.

За все существование его фирмы только одна девушка двадцати пяти лет была его клиенткой, и то по просьбе ее отца. У нее действительно случилась сложная ситуация, но только сложная, а не интересная, и девушка, слава тебе господи, была умненькой. Дамочке они помогли и заработали, конечно.

Ната знакомила Веронику со всеми, а он, рассматривая ее, понимал, что откажет, и расстраивался как-то тяжело, мрачнея от того, что ошибся.

Стареть, что ли, стал, или прав Ринк — теряет форму?

Ну, не может быть интересным дело у такой молодой девицы!

Она повернулась к нему, и его сердце пропустило удар.

«Да в чем дело?!»

Кнуров обалдел: несколько секунд она смотрела на него, встретившись с ним взглядом так, как будто давно знала и не чаяла увидеть. Настолько странно, что он не мог подобрать определение этому взгляду!

Она вдруг побелела, и он понял: сейчас упадет.

Он находился ближе всех к ним, стоя у края стола, поэтому Наталья и представила его последним. Сделав шаг, он подхватил Веронику под спину и усадил на скамейку, сняв с ее плеча дорожную сумку.

И от нее исходил еле уловимый запах вишни!

У Сергея окончательно испортилось настроение. Хотелось выматериться от души и с чувством!

Девушка быстро пришла в себя, и он, отодвинувшись подальше, передав заботу о барышне обморочной в другие руки, встал и отошел. К нему неслышно, как обычно, подошел Пират.

— Пусть хоть расскажет, в чем дело, — поняв его настроение, предложил он.

Сергей присмотрелся к нему, что-то в его тоне проскальзывало…

Они все, уже миллионы лет назад, научились разговаривать, понимать и чувствовать друг друга без слов. Если бы не умели, не парились бы сегодня в баньке и не пили ледяную водочку, закусывая шашлычком, а лежали бы неизвестно в чьей земле, без креста и поминовения.

— Ну, пусть расскажет, — отпуская Лешку на свободу, вяло согласился он.

Кнуров понимал, что расстроен, зол, поэтому и дал уйти «брату», не став выяснять, чего тот недоговаривает.

Девушка ела, а он ее незаметно изучал. Она односложно отвечала: «да», «нет», «спасибо», когда к ней обращались, улыбалась дежурно и с трудом — натянутая как струна. Ну, это понятно: не ожидала встретить здесь много людей, оконфузилась обмороком. А может, и специально разыграла, хотя не похоже. Он видел, что она что-то обдумывает, решает, и злился, накручивая себя.

У нее зеленые глаза.

Стоп! А в глазах-то у нас…

— Сколько вам лет? — резко, требовательно спросил он.

За столом воцарилась тишина, как пишут в романах: «гробовая».

Во-первых, потому, что всем стало ясно, что потеха закончилась и началось дело, то самое, которому час.

Во-вторых, вопрос, заданный громко, был весьма далек от деликатности.

Она поставила стакан с минералкой, которую так и не донесла до губ, на стол, посмотрела прямо ему в глаза и ответила:

— Тридцать.

Он ожидал продолжения, что-то вроде: «а что?» или «какое это имеет значение?», но продолжения не последовало.

Как говорится, без комментариев.

— Ты спрашивал? — посмотрел он недовольно на Пирата.

— Да… — расплылся тот в улыбке.

«Понятно!»

Его отпустило, полегчало, опять зазвенело внутри. И не у него одного, между прочим!

— Рассказывайте! — почти приказал он.

— Два дня назад я вернулась из больницы… — начала Вероника, прямо глядя ему в глаза, далеко не приветливым и добродушным взглядом.

Она рассказывала четко, подробно, излагая только факты, не добавляя эмоций или комментариев, никаких «мне показалось, я подумала…».

«Это хорошо! Соображает она замечательно, говорит только по делу. Значит, и работать будет легче», — отметил для себя Кнуров.

— Все, — сказала Ника и отпила воды из стакана.

— Когда умерла ваша бабушка?

— Три месяца назад.

— И до ее сороковин вас никто не беспокоил?

— Нет.

— Опишите, какая у вас квартира и какая у бабушки.

Она подробно рассказала, назвала адреса.

— Если работала одна команда и не торопясь, то неделя, если две, то дня три, — сказал Антон, имея в виду обыск.

— И узнали они совсем недавно, — подхватил Мишка.

— Правильно. Значит, либо в архивах что-то накопали, либо получили информацию, скорее всего, после чьей-то смерти, — кивнул Антон.

— А может, случайно что-то узнали, — предположил Пират.

— Может. А что за сотрясение у вас было? Что-то серьезное, раз вы целых пятьдесят дней в больнице лежали? — спросил Кнуров.

— Меня сбила машина.

— Какая, кто сбил? Это имеет отношение к этим людям? — стрелял вопросами Кнуров.

— Это имеет отношение к Евгению Александровичу Барышеву, вернее, к его сыну, потому что меня сбил именно он.

— Ого! — воскликнула Ната.

— Но его не посадили, — утвердил Антон.

— Нет, — ответила Ника.

— И сколько вам заплатили? — спросил Сергей.

— Нисколько. Я не взяла деньги.

— Вы его просто так отпустили?

— Да.

И опять без комментариев! Ну, не девка, а партизан на допросе!

— Почему?

Пират переглянулся с Антоном, и они понимающе усмехнулись — надо знать Матерого!

Когда он работает, никаких политесов, никаких мелочей, не проясненных до конца. Забудьте о тайне личности и неудобных темах. На то он и Матерый!

Ника посмотрела прямо ему в глаза. «Из-за тебя!» — подумала она со злостью и ответила:

— Он пострадал больше, чем я.

— Каким образом? Тоже лежал в больнице?

— Нет. Увидел и понял, что он пустая дешевка. С него достаточно и этого.

— Почти понятно. Где были ваши родители, когда обыскивали вашу квартиру?

— Там же, где и бабуля: на кладбище.

— Когда они умерли? — сбавив тон и напор, более мягко спросил Сергей.

— Четырнадцать лет назад. Разбились на машине.

— С кем вы жили после их гибели?

— С Соней.

— Кто такая Соня?

— Моя вторая бабушка, мамина мама.

— Где она сейчас? — уже зная ответ, спросил он.

— Там же, где и все остальные, — на кладбише.

Ната прижала ладошку к губам, готовая расплакаться, Антон аккуратно, чтобы не заметила Вероника, обнял ее одной рукой и прижал к себе, подбодрить.

Плакать нельзя, сочувствовать можно, а плакать нет!

— Когда она умерла?

— Год и три месяца назад.

Конечно, Ника понимала, что он спрашивает не из праздного любопытства и не старается сделать ей больно. Конечно!

Но ей все равно больно.

Она видела, что Кнуров работает, пытается разобраться, видела, как он, невзирая на расслабленную позу, собран, настроен на информацию.

Он задал жесткий темп их разговору: вопрос — ответ, вопрос — ответ.

И пусть неприятно, неуютно и он ее сильно раздражает, но она держала свои эмоции в кулаке. Даже, наверное, в двух.

Ника была готова к тому, что придется многое рассказать о себе и о своей семье. Ясное дело!

Ведь выплыло же откуда-то это «наследство»!

Она не была готова, что человеком, задающим эти вопросы, будет он!

— Что-то необычное или странное, какие-нибудь непонятные моменты, помимо аварии, происходили с вами после бабушкиной смерти?