Юлия Климова - Смейся, Принцесса!

В пятницу, сразу после обеда, мы вышли с Ниной Филипповной на прогулку, и первое, что я сделала, – задрала голову и посмотрела на небо, по которому плыли серые облака. Хорошенько надышавшись прохладным воздухом, съев пломбир в вафельном стаканчике, налюбовавшись разноцветной осенней листвой, я принялась отчаянно скучать по университету, по Симке, по… Я не успела разобраться в скучаниях, потому что загудел мобильный телефон, а взгляд быстро выхватил имя звонившего.

– Эдита Павловна, – тихо произнесла я и посмотрела на Нину Филипповну.

– Я пойду присяду на скамейку, немного устала, – тактично ответила она.

Кивнув, я приняла вызов и прижала мобильник к уху.

– Да.

– Анастасия, добрый день. Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, твое здоровье улучшилось.

– Добрый день. У меня все в порядке.

– Отлично, мне кажется, тебе пора возвращаться домой. Мы соскучились, и к тому же накопилось много дел. Я очень рассчитываю на твою помощь, Анастасия. Кстати, вчера я получила приглашения от Матвеева – завтра у него день рождения. Максим не хотел отмечать, но потом передумал, и у нас на сборы всего сутки. Мужчины никогда не поймут, что означает для женщины подготовка к выходу в свет за столь короткое время, – в голосе бабушки появились ирония и осуждение. – Но я так люблю Максима, что готова прощать ему абсолютно все. Часа через два я пришлю за тобой машину, ты успеешь собраться?

Я бы удивилась, если бы Эдита Павловна повела себя иначе, но пока оставалось неясным, как поведу себя я?..

Сначала я почувствовала протест, потом мне показалось, будто в душу уже пробирается полупрозрачная рука холода, затем воображение предъявило Семена Германовича, пританцовывающего посреди зала, размахивающего собранными уликами, вслед за ним промелькнула Кора, рисующая на листке петлю виселицы, и наконец появилась Лера, рыдающая от обиды и ненависти ко мне.

– Я собираюсь остаться еще на пару дней, – быстро ответила я («Матвеев поймет и не обидится»), но бабушка сделала вид, что не заметила моей «вольности».

– Забыла сказать, Максим также прислал приглашение для твоей подруги – Серафимы. Как видишь, он очень внимателен и заботлив, на свете мало таких мужчин, и я рада, что судьба свела меня с одним из них. – Эдита Павловна многозначительно помолчала, что переводилось как: «Анастасия, может, самое время обратить внимание на достойного человека?» – Так мне прислать за тобой машину?

«Максим действительно хороший человек, он знает, как мне нелегко возвращаться…»

Симка ни за что бы не обиделась, если б я лишила ее возможности провести приятно завтрашний вечер, но рано или поздно мне пришлось бы перешагнуть порог дома Ланье, так зачем откладывать этот момент? Максим позаботился о том, чтобы я не чувствовала себя одиноко, и я не должна была отталкивать протянутую руку.

Симка, мы идем на день рождения Матвеева.

Развернувшись, я пошла к Нине Филипповне.

– Да. Часа через два я буду готова.

– С возвращением, Анастасия, – с нажимом ответила Эдита Павловна.

Мне оставалось лишь гадать, что о моей болезни сообщил Лев Александрович. Меня никто не беспокоил несколько дней, и сейчас бабушка не обронила ни слова упрека, наверное, Бриль сказал, что как минимум десять часов боролся за мою жизнь, и ему пришлось сделать три прямых массажа сердца подряд, вытаскивая меня с того света.

Я не успела дойти до Нины Филипповны, как телефон вновь загудел и запел. Пожалуй, я удивилась, когда увидела, кто мне звонит…

– Привет. Как дела? Ты правда заболела или притворяешься, чтобы поменьше всыпали? – нетерпеливо начала Лера, как только я с ней поздоровалась. – Не волнуйся, бабушка всем велела молчать о случившемся. Кто бы сомневался! Позорище-то какое! Ты здесь?

– Да, привет, – ответила я, борясь со всевозрастающим желанием попрощаться и убрать мобильник в карман.

– Я подслушала ваш разговор. Вернее, я слышала только то, что говорила бабушка. Еле вытерпела до конца, впрочем, ничего нового: про приглашение я узнала еще вчера.

– Тогда зачем ты звонишь?

– Завтра исторический день, и я волнуюсь!

– Обычный день, ничего исторического.

– А может, ты там головой стукнулась? – выдохнула Лера, не улавливая с моей стороны ни особого любопытства, ни какого-либо желания продолжить разговор. – День рождения Матвеева. А кто его лучший друг? Правильно, Шелаев. Завтра бабушка с ним пересечется, понимаешь?! Я хочу, чтобы они помирились. Обязательно! И Клим снова приходил бы к нам в дом. Как ты думаешь, они помирятся?

Я прижала ладонь ко лбу и покачала головой. Я не была готова встретиться с Климом. В очередном роскошном платье, на каблуках… Официально, как Ланье! То есть…

– Мне кажется, ты права, – спокойно ответила я. – Я действительно стукнулась головой об асфальт.

– Во сколько ты приедешь? Я хочу оранжевое платье. Да, оранжевое. И еще… – Лера, хмыкнув, продолжила: – Тим уехал и больше не вернется. Он бросил тебя. Какая же ты глупая. Мама сказала, что рано или поздно ты все равно выйдешь замуж за чернорабочего, потому что деревня у тебя под ногтями.

Дослушивать я не стала, прервав разговор, уверенно направилась к Нине Филипповне. И пока шла, мои плечи расправлялись, шаг становился тверже, сердце стучало четче.

– Я возвращаюсь. Сегодня, – сказала я тете, встретив ее внимательный взгляд.

– Ты уверена?

– Да. Лера сильно скучает, не может прожить без меня ни дня.

Нина Филипповна улыбнулась и ответила:

– Хорошо, только, пожалуйста, береги себя.

Но мне больше ничего не угрожало, самое страшное осталось позади, во всяком случае, я на это надеялась. Разве могло быть хуже?

Около дома стояла светившаяся чистотой машина Коры. За рулем сидел незнакомый лысоватый мужчина лет пятидесяти пяти и смотрел прямо – в одну точку, он изредка шевелил губами, будто разговаривал сам с собой, наверное, слушал музыку и подпевал. Или молился. Я бы точно постоянно молилась, если бы мне приходилось проводить с Корой приличное количество времени… Вспомнив напутственные слова Нины Филипповны: «Плохое забудется, вот увидишь», я оглядела двор и мужественно улыбнулась. Не стоило показывать бабушке, Коре, Семену Германовичу и Лере свое растрепанное душевное состояние – это доставило бы им удовольствие и ранило меня еще больше.

Аккуратные дорожки, подстриженные кусты, старомодные скамейки, каменные урны.

Вот я и вернулась.

Я сразу поняла, что мужчина за рулем – замена Тиму, наверное, Семен Германович, пожираемый ревностью, попросил Эдиту Павловну взять на работу кого-нибудь постарше и обязательно малосимпатичного. У нового водителя были крючковатый нос, маленькие круглые глаза, бледные впалые щеки и кустистые брови, все это делало его похожим на филина. Прогнав очередную волну воспоминаний, я отвернулась и направилась дальше.

Лев Александрович настаивал на том, чтобы лично доставить меня к Эдите Павловне, но я выбрала такси. Во-первых, не пришлось бы ждать позднего вечера (и Семен Германович, и Кора окажутся уже дома), а во-вторых, я хотела побыть одна перед тем, как дверца золотой клетки захлопнется за моей спиной. Лязг, лязг, лязг…

Бриль пообещал позже привезти лекарства и заодно сделать укол – это, безусловно, меня радовало. «Лев Александрович, пожалуйста, приезжайте почаще и мучайте меня уколами хоть целую вечность!» Я понимала, что теперь буду чувствовать себя одиноко, а значит, понадобится еще больше сил, стойкости и, пожалуй, упрямства. Если бабушка посчитает меня раздавленной, побежденной, то жизнь окончательно и бесповоротно превратится в ад.

«Справлюсь как-нибудь, у меня есть Симка… А у бабушки есть враг – Шелаев». Последняя фраза залетела в голову против моей воли, и я тут же прогнала ее. Самое лучшее – держаться подальше от Клима и не участвовать в его играх, но не так-то это просто…

Не встретив никого ни на первом, ни на втором этажах, я зашла в свою комнату и положила пакет с вещами в кресло. Ощущение, что я не была здесь тысячу лет, коснулось души и сжало ее. Ящик тумбочки не лежал на полу, шкаф закрыт, постель убрана, и на покрывале нет ни единой складочки… От моего маленького бунта не осталось и следа.

– Я начну новую жизнь. Да, – произнесла я, подошла к окну и распахнула его. Смешанные чувства задрожали, заволновались в груди, и со скоростью пули пронеслись слова Бриля: «Не знаю, как ты видишь дальнейшую судьбу Насти, но я уверен: очень скоро девочка покинет дом Эдиты Павловны…»

Резко развернувшись, я заходила по комнате, перебирая обрывки чужих фраз и собственные мысли. Иногда сложное кажется простым, а простое – сложным, почему так? Мечтала ли я покинуть дом Ланье навсегда? Мечтала, но… Я никогда не задумывалась об этом серьезно, не строила планы, не размышляла, не представляла, как все будет тогда, в деталях… Мне некуда идти и негде жить – вот самая огромная проблема! Чтобы снять комнату, нужны деньги, чтобы их заработать, понадобится образование, опыт… Я не могла вернуться в деревню – тетя Тома «занималась моим воспитанием» только потому, что Эдита Павловна платила ей.

Когда мы с Тимом были вместе, ситуация не казалась такой отчаянной…

«Диплом. Мне нужно получить диплом. Во что бы то ни стало!»

Остановившись, я сдвинула брови и начала мыслить расчетливо, как и положено одной из Ланье. Если бы бабушке удалось пробраться в мою голову, она бы точно оказалась довольна прочитанным и даже бы гордилась мною. «Диплом. Мне нужно получить диплом, – повторяла я, торопя время. – Осталось пять с половиной лет… Надо потерпеть. Иногда необходимо согласиться на определенные правила, чтобы потом… Сбежать!»

Нет, пожалуй, моя последняя идея бабушке бы не понравилась.

Ужин получился коротким. Семен Германович методично съел овощное рагу, половину рульки, кусок яблочного пирога, выпил кофе и покинул столовую, ни разу не посмотрев в мою сторону. Кора, ограничившись фруктовым салатом и свежевыжатым соком, тоже ушла, сказав напоследок с усмешкой: «Как же хорошо, когда за столом собирается вся семья». Лера продержалась дольше родителей, она ерзала, бросала на меня короткие и продолжительные взгляды, размазывала по тарелке грибной соус, грызла огурец и сделала попытку завязать беседу. Но Эдита Павловна не поддержала разговор – раздосадованная и умирающая от любопытства Лера скривила губы, встала и удалилась, обернувшись на меня раз десять. Наверное, больше всего ее интересовало, как теперь бабушка станет со мной общаться и что скажет относительно моего будущего в доме Ланье. «Анастасия, я вычеркиваю тебя из завещания, немедленно собери вещи и отправляйся обратно в деревню», – наверное, воображение Леры торопливо рисовало именно такую картину.