– Наверное, так и есть, – согласилась я, осторожно снимая теплую куртку Клима.

Через полчаса, надев розовую пижаму в мелкий цветочек, я уже плотно завтракала, и никакие жалобные мольбы («нет аппетита», «спасибо, больше не хочется», «можно я потом доем мясо?») абсолютно не имели силы: тяжелобольную пациентку Анастасию Ланье кормили за троих.

Нина Филипповна не сводила с меня глаз, будто я могла мгновенно исчезнуть, раствориться в воздухе, а Лев Александрович неспешно отправлял в рот яичницу, свинину, помидоры и практически непрерывно отвечал на телефонные звонки – его рабочий день начался в семь утра.

Выпив бокал сухого красного вина, я поблагодарила тетю за завтрак, отодвинула тарелку и сложила руки на столе перед собой. Не было желания шевелиться или говорить, я впитывала окружающую атмосферу и думала о том, что счастье на земле все же есть, но, наверное, оно полагается не каждому. Или его нужно заслужить…

Квартира Нины Филипповны и Бриля была большой – четырехкомнатной, и я с удовольствием обошла ее, прежде чем отправиться в кровать. Сначала некоторые предметы, детали, мелочи кололи в самое сердце, но потом стало легче. Фотографии на полках возвращали к мыслям о Тиме, красная статуэтка-кошка напомнила машину Коры, огромный букет чайных роз вызвал грусть, пиджак Бриля… «Интересно, Клим бы и правда убил Эдиту Павловну, если бы я не поправилась?»

– Мне, наверное, нужен еще один бокал вина, – сокрушенно произнесла я и посмотрела на Нину Филипповну.

В девять я легла в постель и сделала попытку заснуть, но почти час меня мучили колючие вопросы, а затем позвонила Симка… Что я могла ей сказать? Только правду: сначала мою судьбу в очередной раз решила Эдита Павловна, а затем Тим… Я осталась одна и совсем не хочу возвращаться в дом Ланье. Несколько дней ходить в университет не буду, мой организм пока находится в плачевном состоянии.

– Этого не может быть… Тим… Он… Как ты себя чувствуешь? Я хочу тебя увидеть! Тим… Невероятно… Твоего дядю надо пристрелить! Какой же гад! Чего ты молчишь? Немедленно говори, как себя чувствуешь?

– Нормально. – Я вздохнула и принялась изучать белоснежный потолок. – Как думаешь, Тим еще вспоминает обо мне?

– Он тебя будет вспоминать всю оставшуюся жизнь, и ровно столько же будет жалеть! Даже не сомневайся в этом.

– Я хочу его забыть.

– Вот и правильно. Раз, два, три – ты его забыла. Все. Точка.

– Симка…

– Что?

– Ничего… Просто так.

– Пожалуй, я пожму руку твоему Шелаеву, если когда-нибудь его увижу.

– Он не мой!

– Ну, это я образно. Что ты собираешься делать?

– Не знаю. Возвращаться все равно придется, наверное, скоро мне позвонит Эдита Павловна.

– А ты не бери трубку.

– Не хочу прятаться.

– Ты не прячешься, а отдыхаешь. О-о-о, не могу поверить, что тебя предал Тим! Прости, мне не стоит напоминать, но… Почему он не услышал тебя? Как же это все несправедливо! Ты мне звони, всегда, в любое время суток. Вдруг захочется поговорить… А сейчас как себя чувствуешь?

– Ты спрашивала минуту назад, – улыбнулась я.

– Вот именно, прошла целая минута.

– Нормально. Иногда на меня накатывает равнодушие, а порой так тяжело, будто на голову рухнула бетонная плита. Как получается, что люди встречаются, говорят друг другу важные слова и потом… Я была уверена в нем, не сомневалась ни на секунду.

– Хорошие мужчины все же есть, – оптимистично заявила Симка. – Бриль, Матвеев… э-э… Их, конечно, немного… м-м… но…

– Спасибо тебе за все. – Я слабо улыбнулась, перевела взгляд на светло-бирюзовую стену и, сдерживая поток слез, замолчала.

– О чем ты сейчас думаешь? – спросила Симка.

– О Шелаеве, – нехотя ответила я.

– И?

– Он иногда совершает странные поступки… Собственно, все его поступки странные, но некоторые вообще не поддаются никакому объяснению. Только, пожалуйста, не болтай всякие глупости, – быстро предупредила я, припоминая наши предыдущие разговоры о Климе.

– И что он сделал на этот раз? – настороженно спросила Симка.

– Он… ну, тогда, когда…

– Я умру от любопытства!

– Понимаешь, он лег на асфальт рядом со мной и обнял.

– Повтори…

Мне показалось, у Симки перехватило дыхание, и наверняка она замерла, превратившись в одно большущее ухо, напряженное до предела. Но, по сути, мне нечего было добавить к сказанному – несмотря на дождь и грязь Клим лег рядом со мной и обнял.

Лег и обнял.

Делать это было вовсе не обязательно… Данный поступок не разгневал бы Эдиту Павловну (она не узнает) и не мог разозлить меня (мое тело и мозг находились в катастрофическом состоянии).

– Полагаю, таким образом Клим хотел оказать первую медицинскую помощь. – Я усмехнулась и добавила: – Эй, отомри, ты где?

– Я вот сомневаюсь, что подобную помощь он оказал бы, например, Акимовой. Ты говорила, что Шелаев вроде собирается жениться на нашей Елизавете?

– Так сказала Лера. Думаю, Клим, как и Эдита Павловна, очень трепетно относится к своим врагам. – Я засмеялась, но смех получился скрипучий и неестественный, наверное, потому что в спине вновь появилась тягучая боль. – Ему будет скучно, если я умру. Кого тогда мучить с утра до вечера? – мрачно пошутила я, представляя Шелаева на кладбище возле могилы. «Анастасия, на кого же ты меня покинула? Твоя двоюродная сестра отказывается меня ненавидеть и хочет выйти за меня замуж. Жизнь стала невыносимой!» Теперь я засмеялась неслышно и вполне естественно. Да, Лера не могла быть оружием в руках Клима и поэтому не представляла для него интереса – меня стоило поберечь. «Если когда-нибудь захочешь отомстить бабушке – приезжай. Я охотно помогу в этом». – Никогда, – произнесла я и тут же резко вскочила, осознав, какое слово сказала только что. – А-а! – взревела я от боли в спине и пояснице, рухнула на кровать и вновь простонала: – А-а-а…

– Настя! – воскликнула Симка, испугавшись. – Что с тобой?

– Ничего, – скрючившись и отдышавшись, ответила я. – Я еще не выздоровела, все болит…

– Держись, я с тобой. Давай спи сейчас, я побегу на лекцию, а после занятий позвоню. И поправляйся, немедленно! Слышишь?

– Конечно, – ответила я. – Ты же кричишь мне в ухо.

Отключив телефон, я прогнала все мысли, которые лезли в голову, и, надеясь на успокоение, попробовала уснуть. Но вместе со сном ко мне пришли тоска и удушающее отчаяние. Около двух часов я металась по кровати и проснулась на смятой простыне, без одеяла, вспотевшая и замерзшая одновременно. Меня разбудила Нина Филипповна – до нее, наверное, донеслись мои жалкие всхлипы, бормотания и стоны.

– Настя, пойдем попьем чаю, – сказала она, поднимая одеяло с пола. – Все плохое уйдет, вот увидишь.

– Наверное, – согласилась я, не желая расстраивать тетю еще больше. – Как вы себя чувствуете?

– Хорошо, – она улыбнулась. – Только ты, пожалуйста, поправляйся побыстрее.

– Ладно.

– Обещаешь?

– Да.

В доме Нины Филипповны и Бриля я провела три дня. Дни пролетели быстро, хотя мне казалось, что время превратится в сонную улитку и каждая минута будет тянуться бесконечно. Тетю мучил токсикоз, но это ее ничуть не расстраивало, она постоянно читала журналы и книги про новорожденных и часто ходила по квартире с блаженной улыбкой. Глядя на нее, и я улыбалась. Но иногда взгляд Нины Филипповны становился напряженным и грустным, я догадывалась, что в такие моменты она думает обо мне и переживает. Чтобы не огорчать тетю, я старалась как можно меньше торчать в комнате, тщательно скрывала свое истинное душевное состояние, послушно пила таблетки и гадкую темно-коричневую жидкость, которую прописал Бриль. Я должна была поправиться хотя бы для того, чтобы порадовать Нину Филипповну. Лев Александрович каждые утро и вечер делал мне уколы, я их мужественно терпела и к пятнице практически выздоровела. Только иногда немела правая нога, из-за чего я начинала хромать. «Баба-яга костяная нога, – посмеивался Бриль и, приподняв брови, нарочно насмешливо спрашивал: – Сколько можно симулировать, Анастасия?»

Лев Александрович сделал попытку поговорить по душам, но я сжала губы, замерла и уставилась в пол, мгновенно потеряв дар речи. «А вколю-ка я, пожалуй, тебе еще один укольчик», – сказал он и погладил меня по плечу.

Эдита Павловна не звонила: я догадывалась, что Бриль пообщался с ней и потребовал дать мне передышку. Я была благодарна за это, но понимала, что долго спасительная тишина не продлится. Сто раз в день звонила Симка, однажды позвонил Максим Матвеев. Он разговаривал спокойно, о пустяках, но я все же чувствовала, что о моем душераздирающем приключении ему известно. Стоило ли сомневаться, если Шелаев его друг?

Клим не звонил, не писал, не объявлялся. Я же довольно часто подбирала слова, которые сказала бы ему в ответ на острые фразы. Стопка вещей Шелаева лежала рядом с моей одеждой (выстиранной, высушенной и выглаженной), я иногда открывала шкаф, чтобы посмотреть на это невероятное соседство. Ключи и кольцо. Они тоже лежали рядом и притягивали взгляд… Если ключи я не выбрасывала, потому что это была связующая нить с портретом мамы, то кольцо-цветок… Однажды мы с Климом заключили сделку, к тому же оно было настоящим, живым, кажется, я поняла это давным-давно… «Наверное, таблетки Бриля плохо действуют на мой мозг, я медленно, но верно схожу с ума…»

О Тиме я старалась не думать. Как только в душе поднималась волна отчаяния и боли, я тут же переключалась на кого-то другого или на что-то другое. Я не спрашивала Льва Александровича, какие лекарства он мне дает, но подозревала, что часть из них – успокоительное. Хорошее успокоительное. Еще бы знать, как я буду жить, когда целебная химия перестанет поступать в кровь и тени недавнего прошлого опять набросятся на меня, желая разорвать на мелкие части…

– Я забуду тебя, Тим, постараюсь и забуду. Мне уже не страшно без тебя. Мне все равно. Почти все равно.

Я врала себе, но иногда от этого становилось легче.