Она тщательно закрыла за собой дверь и остановилась, глубоко дыша. Потом она услышала голоса. Мужские голоса. Она заметалась, всеми нервами ощущая тревогу. Макс и Ричард приближались к гостиной. Мысль о том, чтобы оказаться лицом к лицу с Максом, когда она только что выслушала от леди Арнсворт перечень обязанностей леди, растравивший ее раны, ужаснула ее. Подобрав юбки, Верити бросилась прочь.

Несколько раз повернув неправильно, Верити, наконец, нашла нужный коридор и, как она надеялась, нужную дверь.

Она открыла дверь и спросила себя, ту ли комнату нашла или неправильно поняла миссис Хенти. Это была гостиная, не спальня. Но все лампы были зажжены, как будто подготовлены в ожидании.

Она нерешительно ступила внутрь, стараясь вспомнить, что сказала та женщина, указывая на комнату. Внутрь они не заходили. «Это апартаменты хозяйки, миледи. Его светлость помещается в конце коридора». Верити даже не подошла к двери.

Апартаменты. Так что это должна быть та самая комната. Дверь на противоположной стороне была приоткрыта. Удивляясь мягкости драгоценного узорного ковра под ее подошвами, Верити решилась заглянуть во вторую дверь: ее глаза расширились. Такая огромная и роскошная спальня наверняка не может быть предназначена для нее. Это немыслимо!

Старая, потрепанная ночная рубашка, лежавшая на аккуратно отвернутой постели, заверила ее, что эго совершенно определенно ее комната. Ей стало жарко от смущения, ведь горничная, распаковавшая багаж, должна была видеть ее жалкий ночной убор.

Оглядевшись, она обнаружила в углу дорожное бюро своего отца. Его выщербленная, побитая в путешествиях древесина смотрелась совершенно не к месту в роскоши этой комнаты. Слезы потекли по ее щекам, и она вытерла их дрожащей рукой. Даже здесь, в своей спальне, она не смела плакать. Это была ее первая брачная ночь. В любой момент Макс может прийти через двери, соединяющие их покои, — она взглянула на золоченые часы, стоящие на каминной полке, — а может, и не прийти.

Так или иначе, Макса она не увидит. Вместо того Макса, ее нежного любовника и защитника, она получила лорда Блейкхерста — холодного, вежливого мужа. И мысль о том, чтобы делить с ним постель, ужасала ее.

Торопливо выпутавшись из свадебного платья, она умылась и натянула через голову свою ночную рубашку, радуясь ее огромному размеру и бесформенности. И с унынием взглянула на кровать. Кровать с шелковыми покрывалами и богатыми драпировками выглядела удобной и уютной и слишком большой для нее.

Можно посидеть у камина, пока не захочется спать. Верити методически обошла комнату, выключая лампы, пока из всего освещения не остался только свет лампы у постели. Устроившись в кресле, она слегка вздрогнула. Что ж, она добилась своей цели: она была в безопасности.

Безопасность — разве это не главное? Ее взгляд вновь пропутешествовал по комнате, отметив роскошную мебель, богато драпированные окна и соответствующий им полог постели. Ее постели. Она взглянула еще раз. Не похоже, что все это принадлежит ей. Изысканное убранство комнаты насмехалось над ней, требовало признать, что никогда маленькая провинциалка не будет достойна всего этого. Слезы хлынули потоком.

Она вжалась в кресло, пытаясь укрыться в нем. Может быть, нужно зажечь огонь…

— Я надеюсь, эти апартаменты вам по вкусу, мадам.

Низкий, протяжный голос вырвал ее из оцепенения. Ее муж стоял в дверях, которые предположительно вели к его собственной спальне.

Бывают вещи и похуже, чем найти свою невесту ждущей тебя в постели под одеялом. Например, увидеть, как она ютится в кресле у незажженного камина. Он вспомнил, какой холодной, мрачной, тесной была ее каморка у Фарингдонов.

Камин был подготовлен. Нужно было только поднести к нему огонь. Почему она это не сделала? Он подошел к камину и нагнулся. Через минуту за решеткой шипело и потрескивало пламя. Потом он увидел, во что она была одета. Боже мой!

— Что это за чертовщина? — проворчал он. И нахмурился, когда она напряглась и обхватила себя руками, будто защищаясь.

— Я собиралась лечь спать. Это моя ночная рубашка.

Чувствуя себя нелепо, он рявкнул:

— Я сам вижу, что это ночная рубашка. Почему Альмерия не купила для вас новую, когда тратила мои деньги? — В тот же момент, как эти слова сорвались с его губ, он понял, что сказал не то.

Темные глаза сузились.

— Благодарю вас, милорд. Этого совершенно достаточно для моих потребностей. В конце концов, никто ее не увидит.

Его брови взлетели.

— Ясно. — И тут же он проклял себя, когда ее щеки запылали, и вспомнил, по какой причине пришел к ней. Даже в этом ужасном, скрывающем все тряпье ее тонкая фигурка выглядела так, словно ее может унести дуновение ветра.

— Вы позвонили, чтобы вам принесли ужин? Вы едва коснулись обеда.

— Да.

Он редко слышал такую непосредственную ложь. Как догадался, что это ложь, он не знал. И не стал спорить. Просто шагнул к каминной полке и дернул за шнур звонка.

— Что вы делаете? — спросила Верити.

— Посылаю за вашим ужином! — прорычал он. И сам себе поразился. Он пришел, готовясь быть вежливым, даже нежным. Каким образом она успела настолько вывести его из равновесия?

Верити покраснела, потом побледнела.

— Совершенно незачем беспокоить ваших слуг, милорд. И… и я все равно не была голодна.

— Тогда вы, черт возьми, должны быть голодны сейчас, — сказал он. — И нечего дуться, это ничему не поможет.

— Я не дуюсь! — Ярость в ее голосе удивила его, но это было, по крайней мере, лучше, чем полная безжизненность, в которой она пребывала. — И я вполне способна решить, когда мне нужно есть!

— Разумеется, — ответил он, изо всех сил сдерживая раздражение. — Поэтому я скажу, чтобы принесли несколько яблок, хлеб и сыр, который вы можете съесть, когда решите, что вам это нужно.

Что-нибудь простое. Он не хотел морить ее голодом, но будь он проклят, если добавит работы прислуге только потому, что она не пожелала есть за столом.

— Благодарю вас, милорд. Это… это очень любезно с вашей стороны. Просто я… Мне очень жаль. Я уверена, что обед был прекрасный, но все эти соусы… и я не была так уж голодна.

Любезно? Он хмуро напомнил себе, на что была похожа ее жизнь. И — вспомнил, как был не в состоянии переварить обильную плотную еду после многолетней кампании в Пиренеях.

— Может быть, вы будете еще более любезны, милорд?

Он застыл. Черт. Он мог бы догадаться, что она попытается обернуть его мимолетный промах в свою пользу. Чего она теперь захочет?

— Возможно, — помедлив, произнес он.

— Я бы предпочла сама заказывать себе пищу.

Он нахмурился, колеблясь. Ее голос звучал так сдержанно, что нельзя было различить интонаций.

— Вы дадите мне честное слово, что пошлете за едой, а когда ее принесут — съедите?

Она кивнула.

— Ваше слово, сударыня, — настаивал он.

Очень медленно она повернула к нему лицо.

— Мое честное слово? — Мрачность ее глаз и тонкая линия сжатых губ полоснули его точно ножом.

— Да, — сказал он.

Он должен убедиться, что она что-нибудь съест. В глубине души он знал, что, если Верити даст слово, она его сдержит.

Она взглянула ему в глаза:

— Вы его получили. Чего бы оно для вас ни стоило. Спокойной ночи, милорд.

— Ваш покорный слуга, мадам.

Макс поклонился и вышел. Закрыв за собой дверь, соединяющую их покои, он прислонился к ней, раздумывая. «Чего бы оно для вас ни стоило…». Дьявол, что она имела в виду? Что он не может рассчитывать на то, что она сдержит слово? Нет, это не так. Она имела в виду нечто совсем иное. Неужели она считала, что он не придает ее слову никакого значения?

Лучшее, что он мог сделать, — это налить себе большой стакан бренди и лечь в постель. Когда-нибудь он привыкнет к тому, что она спит в соседней комнате. Он справится, особенно когда его тело привыкнет к мысли, что ему придется поддерживать полный контроль над собой во время любого визита к постели жены.

Глава 8

Два часа спустя Макс все еще не спал. Злясь на собственную глупость, он неотрывно смотрел на дверь, соединяющую покои. Он принял решение, черт побери! Он не пришел ночью к ее кровати. Он слышал, как входила миссис Хенти. Дважды. Значит, она принесла какую-то еду. К настоящему времени Верити должна была ее съесть. И должна была крепко спать.

Но если она не спит… если она ждет его… разве он не дал понять совершенно ясно, что не вернется в эту ночь? Или в любую другую ночь, пока способен управлять своими страстями. Мысль о том, что она может ждать его… нет. Он должен был проверить.

Он открыл дверь очень тихо. Если бы она уже спала, последнее, что он хотел сделать, — это разбудить ее. Огонь в камине прогорел до углей, но рядом с кроватью все еще мерцала лампа. В этой огромной кровати лежала его жена и сонно дышала, обняв подушку, словно прильнув к любовнику. Он должен был сохранить самообладание, иначе вряд ли сможет разделить с ней постель.

Мягко ступая, он подошел и посмотрел на нее сверху вниз. О дьявол! Ее глаза были покрасневшими, ее бледные щеки исполосованы следами от слез. То, что она плакала, пока не заснула, ударило его в самое сердце.

Он смотрел на нее. Она утверждала, что никогда не хотела заманивать его в ловушку, что собиралась стать его любовницей. А потом купить аннуитет. Неужели она действительно думала сохранить в тайне подобный обман? Эта мысль расстроила его. Мог бы он хоть когда-нибудь узнать истину, если бы Хардинг не дознался, что Верити Скотт жива?

Его пальцы потянулись погладить ее влажные щеки. Он отступил, дрожа. Подавив проклятие, прикрыл покрывалом ее плечи, отвергая искушение, преодолевая яростный протест своего тела, неотступно жаждущего оказаться в кровати рядом с ней и заняться с ней любовью, заглушая свое сердце, которое стремилось утешить ее. Любой ценой он должен был держаться от нее на расстоянии.