Антея набрала в легкие воздуха, но, поскольку сказать ей было нечего, взяла свой носовой платок, оставленный на фортепьяно, и, не поднимая глаз на маркиза, ушла со сцены через небольшую дверцу в коридор, откуда обычно забиралась на галерею менестрелей.

Не помня себя от страха — она боялась и маркиза, и Гарри, который определенно рассердится, когда узнает, — Антея со всех ног бросилась бежать по длинному коридору в холл; за ним находилась гостиная.

Б гостиной не было никого, кроме двух лакеев, устанавливавших на другом конце комнаты игорные столы.

Фортепьяно покоилось в нише перед одним из арочных окон, выходивших в прекрасный розарий.

Оно стояло боком, и Антея торопливо, опасаясь, что кто-нибудь войдет и увидит ее, обратилась к лакеям:

— Пожалуйста, подвиньте фортепьяно. Милорд желает, чтобы я здесь играла. Поставьте, пожалуйста, инструмент прямо, я буду сидеть за ним спиной к окну.

— Конечно, мисс, — ответил лакей.

Он передвинул фортепьяно, как просила Антея, и поднял крышку, тоже представлявшую собой защиту от посторонних глаз.

Потом Антее пришла в голову еще одна идея.

Комната изобиловала цветами.

По обе стороны камина на подставках из черного дерева стояли две огромные китайские фарфоровые вазы, в которых благоухала белая сирень.

Девушка невольно подумала: старинные вазы представляют слишком большую ценность, чтобы ставить в них цветы, — но это уже ее не касалось.

Она велела лакеям поставить по вазе с обеих сторон фортепьяно, устроив себе таким образом дополнительную ширму.

Едва слуги успели выполнить ее указания, как дверь гостиной распахнулась и дамы гурьбой вошли в комнату.

Тогда Антея заиграла очень тихо в надежде, что они не заметят ее присутствия.

До нее доносились их голоса, и она с изумлением обнаружила, что собеседницы — особы весьма невежественные, таких ее мама называла «вульгарные».

Затем она услышала, как одна женщина сказала:

— Он мне и говорит: «Долли, как мне отбить тебя у Шелгрейва? Что, если я тебе посулю шикарных лошадей и коляску, еще шикарнее, чем он тебе подарил?»

— Ну а ты что? — спросила другая.

— А я ему: «Что вы, что вы, милорд!»А он мне: «Как насчет браслетика на эту чудненькую ручку?»Я так, знаешь, проницательно вперилась в него и говорю: «Ну-у-у, это зависит, из чего он, ведь правда?»

Вторая женщина расхохоталась.

— Ловка же ты, Долли!

— И я так думаю. А когда он спросил: «Как насчет бриллиантов?»— я тут же нашлась: «Ожерелье из них в подарок — и я ваша!»

Последовал взрыв смеха, и Антея подумала, что это довольно странный разговор для двух женщин.

Может, упомянутый лорд столь изощренным способом предлагал Долли выйти за него замуж?

Но ведь дворяне не женятся на актрисах!

В этом Антея была уверена.

Так что случайно услышанный разговор для нее по-прежнему оставался загадкой.

«Наверное, тот джентльмен очень-очень богат — как маркиз», — заключила она.

В одном Антея была совершенно уверена:

Гарри никогда не предложил бы актрисе ни бриллиантового ожерелья, ни тем более лошадей с экипажем.

Благодаря продаже Квинз Ху у них появились какие-то сбережения, однако они не могли позволить себе «сорить деньгами», как говорит нянюшка, «поскольку нужно думать и о будущем».

Когда, работая на маркиза, Гарри загорался очередной неординарной идеей, Антея беспокоилась за него, словно была ему скорее матерью, чем сестрой.

Гарри пребывал в восторге от того, что мог без ограничений тратить деньги на реставрацию особняка, расширение конюшни, ремонт домов в деревне и упорядочение всего, что разваливалось по частям.

В то же время восстановление Дауэр-Хауса, которое Гарри оплачивал из своего кармана, уже обошлось в значительную сумму.

«Мам нужно быть экономнее», — подумала Антея.

Интересно, во сколько обошлось празднество, устроенное маркизом: еда, напитки, цветы, привезенные в основном из Лондона, да еще три фортепьяно…

Антея гадала, удастся ли ей еще когда-либо помузицировать на новых фортепьяно.

Может, как-нибудь в отсутствие маркиза ей удастся прийти в Квинз Ху и поиграть на галерее менестрелей?

С грустью решив, что вряд ли у нее это получится, она услышала зычные мужские голоса: джентльмены заходили в гостиную.

Она мельком видела их из-за поднятой крышки фортепьяно, когда они шли через всю комнату к группе женщин.

Затем все направились к игорным столам, и вскоре Антея услышала восхищенный визг выигравшей дамы.

Продолжая музицировать, Антея подумала, сколь несведуща она в азартных играх.

Она знала: азартные игры являются неотъемлемой частью столичной жизни, причем не только в клубах, где играли на очень высокие ставки, но и на светских приемах, устроители которых сами часто были заядлыми игроками.

«Этого я никогда не стану делать», — сморщила носик девушка.

Б конце концов, в ее жизни много других радостей, чего этим людям не дано понять.

Из-под ее пальцев полилась нежная мелодия о том, как дороги ей деревья, цветы, птицы, которые будят ее по утрам своим пением и дарят ей безудержную радость.

Она играла собравшимся романтические истории, те, что сочиняла для себя.

Они стали частью ее жизни и казались ей не менее реальными, чем окружающая ее действительность.

А потом ее мелодия рассказала о верховой прогулке ранним утром, когда на траве еще сверкает роса.

В ее музыкальных пьесах слышался шелест листвы над головой.

А вот первая звезда проклюнулась в прозрачном небе.

Солнце на прощание позолотило кроны дубов.

Взвизгнула где-то летучая мышь.

Ночь наполнилась соловьиным пением…

Мелодия выплескивала череду образов, когда-то виденных или слышанных ею.

Вдруг она открыла глаза и содрогнулась: рядом с ней, опершись о фортепьяно, стоял маркиз.

Она совсем забыла о его существовании и теперь несколько мгновений могла лишь ошеломленно смотреть на него, медленно возвращаясь из заоблачной мечты в земную реальность.

Наконец она уронила руки на колени, и маркиз спросил:

— Кто научил вас так играть?

— На самом деле… я… научилась сама.

— А играете вы музыку собственного сочинения?

Антея снисходительно улыбнулась, словно он задал довольно нелепый вопрос.

— Я играю то, что слышу, катаясь верхом по лесу или вглядываясь в ночную тьму… — ответила она. — В общем, когда я… одна.

— Так я и думал, — сказал маркиз. Удивленная его ответом, Антея встала. Гостиная оказалась пустой. В комнате не было никого, кроме нее и маркиза.

— Все ушли спать. — объяснил он.

— Тогда я могу… пойти домой?

— Сначала я хочу кое-что вам показать, — промолвил маркиз. — Пойдемте со мной.

Он взял ее за руку и вытащил из-за фортепьяно.

В первый раз Антея смогла как следует оглядеть новое убранство гостиной.

Ей хотелось поближе подойти к картинам на стенах и искусно восстановленным лепным золотым листьям, украшавшим карнизы и потолок.

Все это было сделано благодаря Гарри — он с величайшим трудом нашел настоящих мастеров лепнины.

Но маркиз увел Антею из гостиной, причем так настойчиво и властно, что она не могла противиться его желанию.

Они прошли через холл и поднялись по лестнице, которую Антея обожала в детстве.

Теперь резные дубовые перила были отполированы до блеска, как никогда прежде.

На втором этаже они миновали парадные спальни, когда-то хорошо знакомые, а ныне изменившиеся до неузнаваемости.

Сейчас эти комнаты, названные в честь королей и королев, были достойны своих имен.

Но маркиз шел все дальше по коридору, и Антея терялась в догадках, куда он ее ведет, и надеялась лишь, что он не станет ее сильно задерживать.

Нянюшка наверняка уже заждалась ее.

Иглзклиф открыл дверь, и она очутилась в бывшей комнате отца.

Гарри с особым тщанием следил за тем, чтобы полностью возвратить этим покоям былое великолепие.

Канделябр с тремя зажженными свечами стоял у огромной дубовой резной кровати, которую Гарри скрепя сердце все-таки продал маркизу.

Та же участь постигла и кровати в остальных парадных спальнях: они были слишком велики, чтобы выносить их из особняка.

В любом случае в Дауэр-Хаусе их не разместить.

Хозяйская кровать оказалась самой пышной и впечатляющей — имелись в виду не только ее размеры, но и украшения.

Антея помнила ее унылой и обшарпанной, с выцветшим, потертым шелковым балдахином, но теперь она была такой же величественной, как маркиз.

Балдахин изготовили из малинового бархата, самого дорогого, какой только смог раздобыть Гарри; на окнах висели шторы из такого же бархата; пол устлан мягким персидским ковром в тон балдахину и шторам.

Кроме того, появились новые картины на стенах, мебель, принадлежавшая маркизу, и — чего еще никогда не было в этой комнате — огромные вазы с букетами лилий.

Интерьер выглядел изумительно, особенно при свечах.

Антея, не в сипах вымолвить хоть слово, смотрела, как преобразилась знакомая с детства комната.

Очнувшись наконец и осознав, что маркиз ждет от нее похвал, она произнесла:

— Это… очаровательно… это очень, очень красиво!

— Как и вы, — обронил он. Антея не поверила своим ушам и повернулась к маркизу.

Он тут же, к ее изумлению, обнял ее.

— Бы прекрасны, — промолвил он, — но ваша музыка не менее прекрасна, чем вы. Она очаровала меня.

Антея потеряла дар речи, только в глазах ее, устремленных на маркиза, застыл вопрос.

— Зачем пытаться подобрать слова для того, что мы оба чувствуем, если есть более легкий способ?

И он приник губами к губам Антеи. «Неужели это не сон?»— подумала она, губы маркиза были твердые и властные, и ей показалось, это не совсем то, что она ожидала от поцелуя.

И вообще ему не следовало целовать ее.

Она должна заставить его прекратить это.