Барбара Картленд - Слушай свою любовь

Няня очень любила «ребятишек», как до сих пор называла их, преданность ее не знала границ.

И Антея, и Гарри даже представить себе не могли жизнь в родительском доме без своей нянюшки.

Хотя она не меньше других была потрясена преображением Квинз Ху и считала своего «малыша» настоящим гением, ее по-прежнему возмущало притворство Гарри.

Она часто сетовала, что он всего лишь «главный среди слуг милорда».

— Пожалуйста, следи за своими словами, нянюшка! — умоляла ее Антея. — Гарри просто взбесится, если кто-то вдруг заподозрит, что он и есть лорд Копнбрук. И я абсолютно уверена: если его разоблачат, то либо маркиз его выгонит, либо Гарри самому придется уходить.

— Я не стану делать ничего, что огорчило бы мастера Гарри, — отвечала няня. — Но это безобразие — оставить человека без дома, где ему следовало жить с женой и детьми!

Антея молчала, потому что возразить на это было нечего.

И вот сейчас, проходя из гостиной на кухню, она увидела няню, сосредоточенно гладившую муслиновое платье.

Она знала, ради Гарри няня стала бы утюжить все что угодно, даже ковры.

Вскоре брат вернулся из особняка.

Переодевшись в смокинг, он с серьезным видом посмотрел на девушку.

— Ты все помнишь, Антея? Ты должна будешь играть на галерее менестрелей до тех пор, пока не подадут десерт. Затем ты незаметно спустишься по лестнице и сядешь за фортепьяно рядом со сценой.

Антея кивнула.

— Фортепьяно огорожено ширмой из цветов. — продолжал Гарри, — так что тебя видно не будет. ТЫ же будешь видеть головы «позирующих» девушек и сможешь понять, когда начинать игру, а когда пора будет уходить. Большего тебе видеть и не стоит.

Гарри говорил так, уверенный, что Антея не знает ничего о «позах».

Тем более она не должна подозревать, что балерины «позируют» без всякой одежды, разве что в цветочных гирляндах.

Однако Антея слышала, будто прекрасная леди Гамильтон привела в восторг этим своим искусством короля и королеву Неаполя и, разумеется, лорда Нельсона и многие из ее «поз» были греческими.

А посему, предположив, что балерины вечером будут выступать примерно в таком же стиле, Антея решила играть нежные, романтические мелодии, дабы девушки казались зрителям юными богинями, только что сошедшими с Олимпа.

— Я все прекрасно поняла, Гарри, — ответила она, — и не стоит беспокоиться за меня.

— Я очень беспокоюсь, но я также знаю, что мне нужно за многим проследить лично: в конюшне сейчас очень много лошадей, а главный конюх, судя по всему, плохо справляется со своими обязанностями. К сожалению, я не смог найти никого лучше.

— Я уверена, все будет в порядке, — успокаивала его сестра. — К тому же маркиз не может ожидать, чтобы в первый же день все шло как по маслу!

— Не только может, но и ожидает, — заметил Гарри. — Он приехал, похоже, в крайне мрачном расположении духа и говорил со мной так, словцо выискивал малейшие изъяны в моей работе.

— О, не может быть! — воскликнула Антея. — Что же он сказал?

— Как обычно — ничего.

Тут Гарри спохватился: говорить с Антеей о маркизе не следовало — но это оказалось непросто, потому что отныне все в доме вертелось вокруг прихотей маркиза.

— Б любом случае постарайся как сможешь, сестренка, а если все-таки маркиз останется недоволен и уволит меня, я без обиняков выскажу ему в глаза все, что о нем думаю. Отведу душу!

— Нет, Гарри, не надо! — взмолилась Антея. — Будь благоразумен и не навлекай гнев маркиза без веских оснований. Разве будет тебе приятно, если управляющим Квинз Ху вместо тебя станет кто-нибудь другой?

Эти слова подействовали на брата отрезвляюще.

— Ты совершенно права, Антея, — улыбнулся Гарри. — Мне сильно повезло, что я здесь. И если при этом мне придется выслуживаться перед этим типом, возомнившим себя властелином мира, то я буду его покорным слугой!

Уже направляясь к двери, он промолвил:

— Кстати, не забудь предупредить нянюшку, чтобы она не проговорилась слугам, кто ты есть на самом деле.

— Нянюшка знает, — махнула рукой Антея. — Иди делай то, что должен, и не беспокойся за нас.

Вскоре после ухода Гарри она с няней отправилась через парк в Квинз Ху.

Дауэр-Хаус находился на южной оконечности парка, и им предстояла приятная прогулка среди деревьев вместо тряской езды по дорожкам, посыпанным гравием.

Заходящее солнце золотило кроны берез, и великолепие предвечернего неба рождало в сердце Антеи торжественную и щемящую мелодию.

Они не торопились, поскольку нянюшка не могла быстро ходить, и вошли в Квинз Ху с черного хода на кухню.

Там царили шум и суета, что обычно не наблюдалось, когда дом принадлежал Гарри.

Никто не обратил внимания на двух женщин, шествующих по увешанному флагами коридору к задней лестнице, которая вела на второй этаж в комнату экономки.

Эта комната также преобразилась после ремонта.

Стены были оклеены симпатичными обоями, появились удобные кресла, новый диван и круглый стол.

Здесь могли обедать экономка, дворецкий, две старшие горничные и камеристка, если таковая была в доме.

Миссис Эндрюз, добрая простодушная женщина, была нанята Гарри благодаря ее огромному опыту.

Она радостно приветствовала Антею с нянюшкой.

— Мистер Дальтон предупредил, что вы придете, — взглянула она на девушку. — Я очень сочувствую вашему отцу. Подумать только, так порезать руку!

— О да, ему очень не повезло, — кивнула Антея.

— Но я уверена, дорогая, вы прекрасно сыграете, — продолжала миссис Эндрюз. — Насколько я понимаю, вы знаете, как пройти на галерею менестрелей, а до того как вы будете уходить домой, я пригляжу за вашей компаньонкой.

— Большое вам спасибо, — улыбнулась Антея.

Она положила на кресло длинную бархатную накидку, принадлежавшую еще ее матери.

Девушка обычно надевала ее, когда прогуливалась по парку.

Затем поправила платье перед огромным зеркалом, висевшим на стене.

Платье сидело замечательно. Но так как Антея не имела ювелирных украшений, нянюшка повязала ей на шею голубую бархатную ленту в тон поясу, прикрепив к ней медальон леди Копнбрук.

Медальон был последним штрихом в ее скромном наряде.

Пригладив волосы, она решила, что выглядит довольно незаметно и никто не обратит на нее внимания, особенно когда рядом будут балерины.

Она вышла из комнаты экономки и спустилась по лестнице в конец коридора, где находилась буфетная.

Другим концом коридор упирался в банкетный зал.

Здесь была почти незаметная дверца, а за ней короткая лестница, ведущая на галерею менестрелей.

Оттуда Антея в детстве любила подсматривать за гостями на приемах, которые устраивала мать.

Вообще-то ей запрещалась подобная вольность, но девочку так и подмывало выскользнуть ночью из детской и побежать босиком, в ночной рубашке на галерею понаблюдать за праздничным действом через резной экран.

Этот экран, искусно вырезанный в стене в виде листьев плюща, загораживал музыкантов от гостей, находившихся внизу, но не мешал слушать музыку.

Теперь же у Антеи сердце екнуло от восторга, когда она поднялась на галерею.

Там стояло фортепьяно, одно из тех, которые, по словам Гарри, должны были прибыть вчера.

Ее глазам предстала самая современная модель — именно о таком инструменте рассказывал ей мистер Мелдозио.

Но одно дело услышать, и совсем другое — увидеть и потрогать.

Фортепьяно было гораздо внушительнее и великолепнее, чем она могла себе вообразить.

Она коснулась пальцами клавиш из слоновой кости, словно лаская их, а затем, влекомая любопытством, подошла к краю галереи и взглянула на банкетный зал.

Он совершенно преобразился, стал краше, чем прежде.

Гарри не только оклеил стены роскошными бордовыми обоями, но и повесил замечательные полотна.

Она не сомневалась, что над мраморной каминной полкой, появившейся здесь еще в прошлом веке, висит картина Рубенса, а на противоположной стене — Рембрандта.

Над стулом хозяина дома, стоявшим во главе стола, висел холст Ван Дейка, несомненно, одного из предков маркиза.

Что касается самого стола, то именно о таком Антея давно мечтала.

Скатерти по моде, введенной принцем-регентом, не было, и полированное дерево отражало свет многочисленных свечей не менее ярко, чем золотые и серебряные мозаичные инкрустации.

Вдоль стола были расставлены золотые канделябры на шесть свечей каждый, а в центре красовалась филигранная модель корабля, мчащегося на всех парусах.

Антее очень захотелось рассмотреть ее поближе.

Гарри организовывал цветочное оформление стола из орхидей, доставленных прямо из Лондона.

У каждого стопового прибора стояло несколько хрустальных бокалов; спинку каждого стула украшал герб Иглзклифа.

К своему удивлению, Антея увидела, как слуги уносят один столовый прибор. Значит, вместо двадцати четырех человек, как говорил брат, будет двадцать три.

«Интересно, кто не смог приехать, мужчина или женщина? — подумала она. — Маркиз, наверное, будет крайне недоволен этим обстоятельством».

Затем села за фортепьяно.

Прекрасные звуки, заструившиеся из-под пальцев, заслонили от нее все будничное и суетное.

Антея забыла обо всем — даже о маркизе!

Она ушла в сказочный мир, о котором могла бы рассказать только музыка. Музыка сердца.

Это фортепьяно звучало прекраснее, чем другие инструменты, на которых она играла раньше, и девушка так далеко унеслась в своих мечтах, наслаждаясь музыкой, что совершенно забыла о времени и местопребывании.

И вздрогнула от неожиданности, обнаружив рядом с собой лакея в ливрее.

Когда она взглянула на него, он прошептал:

— Мисс, сейчас подадут десерт.

Невероятно! Как она мота отрешиться от всего, что связано с приемом маркиза?

Хорошо, что Гарри заранее догадался послать слугу, дабы тот напомнил ей в нужный момент спуститься к сцене.