— Доигрался, блять!

Тот жалобно заскулил:

— Я не знал же, что она… не было у нас уговора такого, только напугать хотели.

— Живо в машину! И подружку свою прихвати! — угрожающе крикнул Антон, вытаскивая из замка зажигания ключи от Ауди.

В считанные минуты Шакалов с Инной оказались внутри салона. Антон заблокировал дверцы и повернулся к Маше. Он хотел что-то сказать, но не мог. Ведь это его, Антона, вина, что не разглядел своего так называемого «друга», что вообще допустил всю эту ситуацию. Если бы он не уехал тогда, если бы оказался рядом, когда Машу с Олегом похитили… Все могло сложиться иначе.

— Прости, — тихо выдохнул он и, чтобы скрыть волнение, стал поспешно набирать номер полиции.


Довольно быстро явились оперативники и бригада скорой помощи. Антона, Машу и Олега осмотрели на месте. У ребенка диагностировали сильнейшее физическое и психологическое истощение. Врачи настаивали на обследовании в условиях клиники, но Маша категорически воспротивилась. Видя, что она близка к истерике, Антон поддержал девушку и убедил медиков, что мальчику сейчас необходима забота матери и привычная домашняя обстановка. В конечном итоге, ответив на основные вопросы оперативников, компания разъехалась — Гера отправился в отделение, Инна — в больницу под арестом, Маша, Антон и Олег — домой.

Всю дорогу в машине царило гнетущее молчание, и только мерное посапывание Олега нарушало густую тишину. Мысли бились в Машиной голове, все больше закручиваясь в тугую спираль. Страшно подумать! Она едва не лишилась единственного сына. Своей кровиночки… А ведь последнее время она так мало была с ребенком. В этой тендерной гонке она пропала, потерялась, выпала из собственной семьи. И за этот короткий период семьей ее сына стала нянька. Настолько, что пятилетний ребенок бросился спасать этого мужчину, рискуя собственной жизнью. Как так получилось?? И что, вообще, произошло? Почему пуля как будто отскочила от биополя Олега? А ведь могла попасть…

От мысли, что несколько сантиметров свинца каким-то чудом миновали голову сына, Машу передернуло: «Все эта работа, будь она проклята. Тендер… хотя… А если дело не в нем? Если Инна давно вынашивала план уничтожить меня? Еще с того дня, когда узнала о том, что Юра выбрал не ее… Если испанский контракт и вся эта затея с переписью „Олимпус“ всего лишь прикрытие? Тогда Антон просто разменная монета. Как все запуталось, и нет сил разматывать этот кокон даже ради достижения истины».

Маша устало откинулась на спинку кресла, автоматически перебирая пальцами мягкие волосы сына, прижавшегося к ее плечу.

Антон сосредоточенно смотрел на дорогу, то и дело краем глаза поглядывая на Машу. Ему нечего сказать. Просто нечего. Все, что произошло, перевернуло его внутренний мир. Он вдруг понял, что эта девушка, которая ненавидит его, считает предателем и подонком, безумно дорога ему. Наверное, больше всего в жизни. И этот ребенок, который несколько часов назад спас жизнь, по сути, чужому человеку, этот мальчик для него больше, чем просто чей-то сын. И если это не любовь, то что тогда??


Наконец показался знакомый двор. Антон помог Маше, забрав спящего Олега и неожиданно не встретив от нее никакого сопротивления. Ледяной взгляд, морщинка на переносице, поджатые губы, скованные механические движения — все превращало ее в сжатую пружину. Добравшись до квартиры, Антон отнес ребенка в спальню, плотно закрыл дверь и решительно направился к выходу, как вдруг… Он сперва даже не понял, что случилось. Маша, сидящая на стуле за кухонным столом, безвольно уронила голову на руки и зарыдала. Ее худенькие плечи тряслись, волосы рассыпались по столу, и вся она казалась такой хрупкой и беспомощной, что Антону захотелось защитить ее. Вот, только, от кого? От себя? На всякий случай он спросил:

— Маш, я могу чем-то помочь?

На мгновение плечи прекратили вздрагивать.

— Помочь? — переспросила она, всхлипывая. — Ты ничем не можешь помочь. Никто не может.

Антон остановился и внимательно посмотрел ей в глаза:

— Тогда просто расскажи. Иногда надо рассказать, легче станет.

— Рассказать? — Маша подумала, что это неплохая идея, ведь и говорить-то ничего не надо. Она вынула из сумочки злополучное письмо и протянула его Антону. — Вот. Но не смей говорить, что я сумасшедшая.

— Что это? — удивленный взгляд скользнул по строчкам. — Письмо? Читать?

— Только не говори, что не умеешь, — огрызнулась Маша.

— Умею. Просто не приходилось читать чужие письма. Не так воспитан.

Антон взял листок, испещренный размашистым почерком, присел на стул и погрузился в чтение. С каждой строчкой его мимика менялась. Закончив, он положил письмо на стол и несколько минут, не мигая, смотрел на Машу. Она перестала рыдать, но по черным дорожкам туши на щеках все еще сползали слезы.

— Знаешь, — задумчиво протянул Антон, — то, что я сейчас скажу, покажется странным, но, возможно, эта информация многое изменит.

— Какая информация? — всхлипнула Маша. — Я чуть сына не потеряла, понимаешь? Этого не случилось сегодня, но обязательно произойдет потом! — нервы окончательно сдали. — Неужели ты не видел? Мой сын особенный, он остановил время. Он всегда умел им управлять! И не только им. Неужели этого недостаточно, чтобы понять — проклятье действительно существует?!

— Вполне достаточно. Видишь ли, есть одна история, которая всегда казалась мне бредом, но после письма я даже не знаю, что думать… В общем, прабабка моя была дочкой цыганского барона. Полюбила она деревенского парня, доверилась ему и забеременела. Он, как узнал про это, отказался и от нее, и от ребенка, сбежал из деревни. Для цыганки страшнее позора не придумать. Крепко она обиделась и прокляла отца своего ребенка, а заодно и весь его мужской род. Родила в положенный срок бабку мою и ушла из табора. А в тридцать два умерла. Считали, что по ней так обратка ударила. Если все это правда, и наши проклятия мистическим образом пересеклись, получается, что твоему сыну больше ничего не угрожает. Ведь он готов был пожертвовать собой ради меня.

Маша слушала Антона с открытым ртом. Она верила каждому его слову или очень хотела верить. В конце концов, все встало на свои места, и тут Машу осенило. Она говорила тихо, но было совершенно очевидно, что за внешним спокойствием скрывается ураган, который может стереть в порошок любого, вставшего на пути.

— То есть, это все — ты? Из-за тебя я сегодня почти потеряла Олега. Из-за тебя я могу упустить его снова. И… Из-за твоей родни я лишилась мужа!

Антон встал и, не оглядываясь, прошел в коридор. У двери громко сказал:

— Я понимаю, что ты сейчас ненавидишь весь мой род и тебе нужно время, чтобы принять и осознать все от и до. Но как будет просвет в твоей ненависти, поставь себя хоть на долю секунды на место молодой беременной цыганки, брошенной любимым мужчиной и обреченной на позор в собственной семье.

Дверь захлопнулась, а мягкий баритон все еще плыл по комнатам…

ГЛАВА XXI

Прошел месяц. Август продолжал нещадно жарить Москву, несмотря на местами желтеющие листья и приближающуюся осень. Полуголые красотки все еще форсили в нарядах, едва прикрывающих юные тела.

Инна оправилась от ранения и проводила дни в ожидании суда. Герман Шакалов отбывал срок в местах не столь отдаленных за финансовые махинации и соучастие в покушении на убийство.

Бизнес Антона Кронштейна не только выровнялся, но и стремительно пополз вверх. Видимо это произошло благодаря прессе, раздувшей историю до небывалых размеров и в каждом выпуске мусолившей роман главы «Олимпус» с собственной конкуренткой. И вроде бы все становилось на свои места, жизнь респектабельного мужчины возвращалась в свое русло, если бы не одно но… Воспоминания. Сколько не старался, Антон так и не смог запретить себе возвращаться мыслями к той ночи. «Тринадцатое июля» — выстукивал внезапно начавшийся дождь. «Тринадцатое июля» — неожиданно слышалось из динамика радио в машине. Тринадцатое июля показывали даже часы, которые Антон на днях забрал из ломбарда. Без них он не смог бы устроить Маше тот самый вечер в ресторане. Вечер, после которого его ждала волшебная ночь. Ночь тринадцатого июля.

— Стоп! — от неожиданной догадки Антон даже нажал на тормоз, и машина резко остановилась на дороге, едва не создав аварийную ситуацию. Выдохнув, Антон снова выжал газ и медленно посмотрел на ладонь.

— Что там Степановна говорила? Число тринадцать на протяжении жизни. С Машей мы встретились в парке тринадцатого июня, и было, если не ошибаюсь, около часа дня. То есть тринадцать часов. Часы отца в день его смерти остановились, а это было тринадцатое февраля. И Гера с Инной устроили похищение тринадцатого. То есть, наш с Машей секс тоже был тринадцатого. Не многовато ли совпадений?

На секунду Антон задумался, а потом резко вывернул руль и поехал в обратную сторону. Он должен ее увидеть. В голове мелькали обрывки из письма, вклинивались собственные воспоминания из детства с беременной женщиной, в слезах выбегающей от бабки. История с проклятием цыганского рода, со спасением жизни, слова Степановны о том, что его жизнь может оборваться — все это больше не казалось бредом. Если Степановна права, судьба должна поменяться, но только если он сумеет сделать тот самый шаг, не сглупить и не потерять единственную возможность.

Быстро, чтобы не передумать, он наговорил аудиосообщение, едва сдерживая волнение в голосе:

— Мария, добрый день. Это Антон. Я заеду через несколько часов, мне очень надо… м-м-м… забрать вещи. Надеюсь, кто-нибудь будет дома. Всего доброго.

Нажав отбой, Антон выругался:

— Черт, кретин. Вещи забрать! Владелец миллионной корпорации желает забрать сумку с барахлом. Дебил!