— У тебя есть одна закрытая сессия, но с дисциплинами в ВШЭ пересекается только четыре. Поэтому если сможешь за десять дней, которые остались до нового года, подготовиться и закрыть три зачета и два экзамена, то перейдешь на второй семестр первого курса. И тогда переедешь опять к нам. Маша с Олей скучают по Уляше не меньше моего.

— Но… — сказать, что в тот момент у меня упала на пол челюсть, это ничего не сказать. — А как же Уля? Я с ней ничего не успею.

— Мне ее забрать? — ехидно спросила свекровь, вскинув брови.

Это был вызов. Вызов, который я не могла не принять. Я даже не пыталась сосчитать, сколько часов я проспала за ту неделю, но и восьми бы не набралось. Час-два в сутки, все. Организм работал, наверное, только на выбросе адреналина. Все три зачета я сдала через два дня зубрежки, с Улей на руках. Один из экзаменов, экономическая статистика, дался мне проще простого, потому что там преподаватель принимал по старинке — вопросы по билетам. А вот тест по философии практически убил. Сначала преподавательница не хотела пускать меня вместе с Ульяшей, потом доча начала кукситься, женщина косо на меня поглядывала и фыркала. А Ульяна то ли чувствовала негатив, то ли что, начинала плакать все сильнее, и я никак не могла ее успокоить. В итоге, когда у меня было отвечено всего пятнадцать вопросов из тридцати, я проставила остальные наугад, даже не вчитываясь в текст, и поспешила на выход, быстрее успокаивая дочь.

Вечером того же дня сквозь десны у Ульяны показался уголок ее первого резца, а наутро тридцать первого декабря за нами приехала Залесская-Вострова и забрала нас с дочерью к себе. Правда, я так и не отметила Новый год в семейном кругу. Сдав свою малышку в надежные проверенные руки, я вырубилась на двое суток. Никогда не знала, что человек может спать столько, но, проснувшись второго января уже в новом году, я поняла, что проснулась абсолютно другим человеком.

Глава 16

В замочную скважину с той стороны двери кто-то вставил ключ, покрутил им туда-сюда и, видимо, осознав, что дверь и без того открыта, вытащил ключ и дернул дверь на себя, распахивая. Я все так же сидела на полу, обняв свои колени, а потому сразу уткнулась взглядом в знакомые белые кеды. Рус.

— Я так и думал, что ты опять здесь.

Я всхлипнула, не поднимая головы. Мне нечего было ему ответить.

— Аврора, ну сколько уже можно убиваться и себя хоронить?

— Я не хороню, — шепнула одними губами.

— Что? — Рус так и стоял надо мной, давя своей аурой и спокойствием. Как он мог быть таким равнодушным в этот день?

— Не хороню, говорю… — рыкнула сквозь зубы, но опять тихо.

— Что-что? Не слышу тебя!

— Не хо-ро-ню! Я у Глеба сегодня была! — заорала я как ненормальная и заплакала еще сильнее. — Еле отмылась, словно в помоях извалялась. Думала, никогда не сбегу от него, — я вывалила на Руса свою боль и даже не заметила момента, когда он присел и обнял меня, начав гладить по волосам. Просто была одинока, а потом оказалась в теплых родных объятиях.

— Ну на то у него и фамилия Клеев, родная, — мягко усмехнулся Рус мне в макушку. — Я был в офисе. Катя позвонила утром на панике, начала причитать, что ты практически сбежала, покинув переговорную, а она понятия не имела, что делать с нашими несостоявшимися деловыми партнерами.

— Я… я… — всхлипнула, ощущая себя маленькой девочкой, которая кругом была виновата. И так оно и было.

— Все в порядке. Ты ведь могла попросить помощи у меня или мамы. Разве мы не провели бы переговоры?

— Я не думала, что меня опять переклинит.

— Ну да, неожиданно. Каждый год тридцать первого декабря мы с друзьями идем в баню, — рассмеялся Рус, и я сквозь слезы тоже улыбнулась.

— Так и ты. Железная бизнес-леди Залесская один раз в год превращается в тыкву.

— Рус, — я невольно охнула и отстранилась от мужчины, ставшего мне за эти годы братом. Самым настоящим и родным.

— Ну прости, — он состроил страдальческую гримасу, — раз в год ты показываешь свое истинное лицо нежной, тонко чувствующей ромашки-Рыжика, да? Вон даже веснушки на месте, — ласково произнес Руслан и провел большим пальцем по моей щеке.

Он прав, от прежней Рори не осталось ничего, кроме высокого роста, широких плеч и рыжей копны волос, да и те сменили оттенок в салоне на более холодный. От веснушек я тщательно избавлялась, что было, в общем-то, невозможно, потому я тратила тонны профессиональной косметики, замазывая солнечный дар природы.

Когда-то казалось, что с моей комплекцией невозможно похудеть настолько сильно, ведь у меня даже строение кости было широким, но нет, девять лет назад пропали не только лишние килограммы, но сдулась даже моя шикарная когда-то грудь.

Когда весы начали показывать отметку в пятьдесят килограмм, Яна Юрьевна забила очередную тревогу и повела меня к врачу. Начались разнообразные курсы диет, только для набора веса, от которых я не набрала ни одного килограмма, лишь перестала стремительно худеть, а потом все же перестроила полностью свой рацион, но так и осталась суповым набором из костей.

За лето между первым и вторым курсом… а я поступила, да. Не знаю, насколько правильными были мои ответы наугад, но в зачетке по философии у меня красовалось твердое пять. Так вот, за то первое лето так называемых каникул я прописалась у косметологов, впервые ощутив практически маниакальное желание избавиться от веснушек, к которым был неравнодушен Богдан. Тогда мне хотелось стереть их с себя, что было нереально.

И когда я смирилась с тем, что они не исчезнут никогда, я дала себе маленькое послабление и связалась с девушкой, которая купила у меня тот самый бирюзовый клатч. Он был по-прежнему у нее, в безупречно идеальном состоянии, видимо, она сдувала с него пылинки и никак не хотела мне его возвращать. Но я же дала себе послабление, ощущая, что без той сумки, напоминающей о Бо, не смогу нормально жить, потому и выкупила за сумму вдвое больше, чем продала. Та сумма оказалась даже выше изначальной стоимости в бутике, но мне было глубоко фиолетово. С этой сумкой я больше не расставалась, храня ее в ящике прикроватной тумбы.

Провела ладонями по щекам, смахивая дорожки слез.

— Я просто долго пробыла в душе, чуть не сняла с себя кожу мочалкой, — фыркнула, поясняя появление веснушек и начала подниматься. Вот к кому мне надо было ехать сразу, как почувствовала накатившую на меня волну безысходности, переплетенную с желанием умереть. С желанием отправиться к Богдану.

Именно так я и поступала все прошлые восемь лет, но сегодня попыталась разорвать тот порочный круг и поехала не к Русу, а к Глебу. И вот во что это вылилось. Клеев был удобным любовником целых два года, мы встречались время от времени, а сегодня я поставила на наших отношениях большой и жирный крест, а ведь он этого даже не понял.

— Поехали куда-нибудь пообедаем, а то меня сегодня вырвали из дома без завтрака.

Я хмыкнула и все же кивнула в ответ. Пообедать так пообедать.

— Только давай тогда в Свен. Я все же, — махнула ладонью, указывая на свое лицо, — слегка не в виде.

— Да ладно тебе, ты быстро взяла себя в руки, Рори, — хмыкнул Рус и потянул меня к выходу. — Давно уже надо было здесь все перестроить, — посетовал он, запирая дверь.

— Нет, — твердо бросила через плечо и зашагала вниз по ступеням. — квартира моя, так что… Будет так, как есть.

Богдан оставил мне неожиданно много денег, я и предположить не могла, что такие суммы существуют. Да и не существовали они в моем прежнем мире.

В моем прежнем мире я была уверена, что нужно вгрызаться зубами в любой предоставленный шанс, а в новом мне не нужно было ничего этого делать, мое будущее было и так предопределено. Я могла, отучившись, сесть на попу ровно и получать немалые дивиденды, разъезжая по теплым странам и воспитывая дочь в достатке. Но я еще на третьем курсе вместо того, чтобы просто проставить практику в одном из наших ресторанов, пошла действительно ее проходить, причем не в головной офис, а в одну из самых проблемных наших точек.

Свен — единственный ресторан, который, несмотря на достаточно невысокую среднюю цену чека, почему-то почти не приносил прибыли, и на следующем собрании акционеров собирались ставить вопрос о его закрытии. Я так увлеклась анализом его деятельности, что не смогла нормально выйти на учебу.

Я перелопатила огромное количество показателей, начиная от самых простых, таких как отзывы гостей, критика, работа персонала, и заканчивая более углубленными — расходами, пропорцией между баром и кухней, числом посетителей на одно посадочное место в зале, оборачиваемостью чека, выработкой на одного повара за один час и многими другими.

Причина неудач крылась на поверхности: слишком пафосная обстановка — она так и манила очень богатых клиентов, которые разочаровывались в предоставленном им выборе блюд, а тех, кому было по карману наше меню, вовсе отпугивала.

Я еле успела составить дневник практики и отчет по ней, но с тех пор я не смогла уделять все время только дочери и учебе. Я продолжила работу в ресторане, занявшись его реорганизацией, что получилось у меня достаточно успешно, а когда через год я окончила обучение, то абсолютно бессовестно и нагло, подговорив Олега и воспользовавшись своим правом голоса, выбила себе место в совете директоров и сместила с должности зама главдира. Воевать со ставленником Вострова мне было тогда не по рангу. Он же пожертвовал своим замом, чтобы не накалять обстановку, решив, что девочке, то есть мне, скоро надоест играть в большую начальницу и я сбегу.

Сначала было, безусловно, тяжело, потому что все воспринимали меня как зажравшуюся вдову, решившую поиграться, но довольно быстро их мнение изменилось, а я так никуда и не сбежала, постепенно перетягивая на себя все больше важных решений. И вот полтора года назад у меня получилось то, чего не смог добиться Богдан. Я заняла кресло генерального директора семейной компании Залесских, к которой с недавних пор я причисляла и себя. И помогла мне в этом Яна Юрьевна, что стало для меня очередной неожиданностью: она просто переписала все свои акции на внучку в честь важного для девочки праздника — самого первого сентября в ее жизни. Вот так вот Ульяна пошла в первый класс, а я заняла главную должность во всей компании, практически единолично себя и назначив.