— Хорошо, но мне нужно забрать Люка.

Я снова могу дышать, мои легкие раскрываются, и поток воздуха возвращается в них.

— Но ты сразу вернешься? Обещаешь?

Он кивает и поворачивает грузовик на мою подъездную дорожку, припарковываясь позади маминой машины.

— Обещаю.

Я гляжу на окно у задней двери, где отдернуты шторы, и из него выглядывает мама.

— Хочешь, я вернусь с тобой? Мне нужно только сказать ей.

Кайден накрывает ладонью мою щеку и гладит подушечкой большого пальца под глазом.

— Со мной все будет хорошо. Оставайся здесь и постарайся успокоить маму.

— Ты уверен? Может, мне попросить папу поехать с тобой?

— Кэлли, все будет хорошо. Там Люк. Я лишь заберу свои вещи и приеду. Ничего не произойдет.

У меня сжимается сердце, когда я наклоняюсь вперед и прижимаюсь к нему губами. Я начинаю отстраняться, но он кладет руку мне на затылок и снова прижимается ко мне ртом, страстно целуя, а потом отпускает. Я вылезаю из машины с тяжелым чувством на сердце и гляжу, как он сдает назад, понимая, что не смогу вздохнуть, пока он не вернется.

Кайден

Я боюсь до смерти. Я никогда так не разговаривал с отцом, и взгляд в его глазах сказал мне, что я попал, но Кэлли права. Я больше не должен это выносить. Я лишь должен уйти. Это то, что я понял давным-давно, но по какой-то причине не мог осуществить. Все, что я видел в своей жизни — это отворачивающиеся люди, которых не заботили удары, крики, которые говорили мне все это проглотить. Но вот появляется Кэлли и говорит мне, что я могу это изменить — что я заслуживаю гораздо лучшего. Это так просто, но при этом ее слова столько значат для меня.

Я паркую грузовик за деревом и посылаю Люку сообщение, чтобы он встретил меня у грузовика через десять минут, потому что мне нужно собрать сумку. Мой разум преследуют воспоминания, когда я поднимаюсь по крыльцу. В воздухе висит мертвая тишина, а парадная дверь распахнута.

Сохраняя осторожность, я вхожу в дом. Когда я был маленьким, отец любил из избиений устраивать игры. Он давал нам время спрятаться, а потом искал. Если мы прятались хорошо, то выигрывали. Если нет, то платились за это. Мы все время платились, потому что он никогда не переставал искать.

В доме, похоже, пусто, поэтому я взбегаю по лестнице в свою комнату и кидаю вещи в сумку. Закинув ее на плечо, я бегу вниз, чувствуя ждущую меня свободу, когда перед глазами уже маячит дверь. Но тут из-под лестницы выходит отец и встает внизу, загораживая мне проход.

Он скрещивает руки на груди.

— Мне вот интересно, ты себя ведешь так глупо из-за этой девчонки или ты стал тупее, когда уехал в колледж? Ты никогда особо не блистал.

Я взвешиваю в голове все варианты.

— Послушай, прости, но я больше здесь не останусь. Я просто... — Я спускаюсь на ступеньку ниже.

Он сдвигается в сторону, преграждая мне путь.

— Ты можешь компенсировать тренировкой.

— Нет, не могу, — говорю я, у меня потеют ладони. Так далеко я еще не заходил. — Мне хватает тренировок в колледже. — Моя нога спускается еще на одну ступеньку, и я оказываюсь перед его лицом. — Я ухожу.

Он хватает меня за руку и сжимает ее настолько сильно, что у меня горит кожа.

— Ты сейчас посадишь свою гребаную задницу в эту чертову машину, и мы поедем на поле тренироваться. Больше ты от меня не отмахнешься.

Я думаю о Кэлли, которая сидит дома и ждет меня, на самом деле, беспокоится обо мне. Никто никогда не беспокоился обо мне. Я вырываю руку из его хватки и пихаю его в грудь, при этом дрожа от страха, как трехлетний. Воспользовавшись возможностью, я перепрыгиваю оставшиеся ступени, но он восстанавливает равновесие и наступает на меня с кулаками наготове и неконтролируемой злостью в глазах.

— Ты чертов кусок дерьма! — кричит он, направляя удар к моему лицу.

Я пригибаю голову, и его рука попадает по окну парадной двери, разбивая стекло и костяшки пальцев. Но его это не смущает, и он наносит еще один удар, кулак ударяет меня в челюсть. Трещат кости, в ушах звенит.

— Твою мать!

Я хватаюсь за лицо, когда щеку пронзает боль, но я достаточно привык к боли, что отмахиваюсь от нее. Впервые в жизни я замахиваюсь на него. Костяшки моих пальцев трещат, когда он нагибается, и моя рука ударяет по деревянной балюстраде.

Несколько секунд спустя я оказываюсь на земле: его руки обхватывают меня, и мы оба падаем на пол. Стекло прорезает кофту и впивается в мои мышцы, когда я пинаю отца в живот. Он скользит по полу, ударяясь головой о стену, и я вскидываю руки вверх, поднимаясь на ноги.

— С меня хватит, — говорю я и, пока он не успел встать, выбегаю за дверь.

Люк ждет меня в грузовике, двигатель уже заведен. Я не оглядываюсь, пока не оказываюсь в безопасности салона, и дверь не закрывается. Люк выпучивает глаза, осматривая застрявшее в моей коже стекло, разводы на толстовке и отекшую и дважды увеличившуюся в размере щеку.

— Что за черт? — восклицает он. — Он снова этим занимается?

Я качаю головой, когда на крыльцо выходит отец и смотрит на грузовик.

— Просто езжай. Отвези меня к Кэлли. Я больше не хочу здесь находиться.

Он выводит грузовик на главную дорогу, а я прикладываю раненую руку к груди, не отрывая при этом взгляда от отца, пока тот не исчезает из моего поля зрения.

Кэлли

Не могу сидеть на месте. Я шлю ему сообщения, но он не отвечает. Мама прочитала мне длиннющую лекцию о том, как она беспокоилась, что меня не было всю ночь. Я позволила ей говорить, а сама думала о том, как бы она встревожилась, если бы я рассказала ей свою тайну.

После того, как она закончила, я жду Кайдена в своей комнате над гаражом. С прошлой ночи я чувствую липкость, как будто алкоголь выходит через поры, поэтому принимаю душ. Завернувшись в полотенце, я расчесываю пальцами волосы и выхожу в комнату, чтобы одеться.

Ко мне спиной на кровати сидит Кайден, его плечи поникли, поэтому я удивленно отскакиваю назад.

— Ох! — Я закрываю рот ладонью, отступая к двери и чувствуя смущение из-за того, что я в одном полотенце.

Он поворачивает ко мне голову, и мне становится все равно. У него опухла и покраснела щека, на кофте кровь и брызги, а костяшки пальцев покрыты запекшейся кровью.

Завязав полотенце в узел, я подбегаю к нему.

— Что случилось?

Он качает головой, его глаза блуждают по моему едва прикрытому телу.

— Теперь это больше не имеет значения. Все кончено.

— Что именно?

Он протягивает ко мне дрожащую руку.

— Я пытался ударить его, а потом пнул.

— Своего отца? — спрашиваю я. — Он... ты в порядке?

— Теперь да.

Он берет меня за бедра, закрывает глаза и выдыхает сквозь стиснутые зубы, усаживая к себе на колени. Мои губы размыкаются в протесте, когда нижний край полотенца раскрывается, и грубая ткань его джинсов касается моей голой кожи. Но он кладет голову мне на плечо, и его тело начинает вздрагивать. Я сжимаю челюсти, закрываю глаза и, борясь со слезами, глажу его рукой по волосам.

Я сижу неподвижно, боясь пошевелиться, когда он ловит ртом воздух. Спустя долгое время, которое, казалось, длилось целую вечность, он поднимает голову, у него красные глаза.

— Прости, — говорит он на выдохе и трет ладонью глаза. — Просто меня на мгновение все это накрыло.

— Я прекрасно тебя понимаю, — говорю я ему и целую в лоб.

Его пальцы ищут мою щеку, он проводит линию по родимому пятну у меня на виске.

— Я никогда раньше не противостоял ему. Это было чертовски страшно.

Он настолько храбрее меня: противостоять тому, что преследует тебя с самого детства. Я ему завидую.

Я слегка провожу рукой по его больной щеке, и он морщится.

— Хочешь, я принесу лед? Бинты? Обезболивающее? У моей мамы в аптечке полно всего.

Он выгибает бровь.

— Зачем?

Я пожимаю плечами.

— Однажды я у нее спросила, и она сказала, что они остались еще со старой травмы, которую она получила в средней школе, будучи чирлидершей.

Он хмурит брови, и его опухший глаз закрывается.

— Разве это было не двадцать лет назад?

— Она безумная, — говорю я, поднимаясь с его колен. — Может быть, поэтому она все время счастлива.

Кончики его пальцев впиваются в мои бедра, удерживая меня на месте, в его глазах поселяется паника.

— Я не хочу тебя отпускать.

Мне знаком этот взгляд — тот, который умоляет о помощи.

— Пожалуйста, помоги мне, мамочка, — шепчу я, когда чувствую, как он нависает надо мной, и каждая частичка моего тела будто разрывается пополам. Он грубо накрывает мой рот рукой, и из моих глаз проливаются слезы. Где она? Почему она не приходит за мной? Потому что она думает, что я прячусь, как и все остальные дети. Это то, что я должна была делать вместо того, чтобы умирать изнутри. Хотя какая-то часть меня хочет, чтобы и снаружи я тоже умерла.

Пожалуйста, мамочка...

Я обхватываю Кайдена руками за шею и обнимаю, когда он зарывается лицом в мою шею, прижимаясь губами к моему бешено стучащему пульсу. Закрыв глаза, я проживаю это мгновение: напуганная до смерти, но всецело желающая этого. Он медленно целует мою шею, наслаждаясь каждым прикосновением, и моя голова отклоняется в сторону.

— Я пойду смою кровь с рук, — шепчет он, и я отстраняюсь. — Оставайся здесь, ладно?

Подобрав низ полотенца, я киваю и убираю ноги с его коленей. Он встает и идет в ванную, пока я ложусь на кровать, понимая, что что-то должно произойти. Я чувствую это в воздухе, в теплом ощущении на шее, где он целовал меня, и везде, где его руки меня касались.