— Нет, я не сплю с ней. Я просто иногда с ней общаюсь, — говорю я, и это частичная правда, потому что это Кэлли нужно со мной общаться.

Кэлли

В библиотеке больше никого, кроме библиотекарши, которая ходит с тележкой, расставляя книги на полках. Интересно, она живет одна, у нее есть кошки? Счастлива ли она?

— Так сколько времени должно пройти, чтобы мы смогли поговорить о том, что произошло? — спрашивает Сет, перелистывая страницы учебника.

Я чувствую себя ужасно, как ребенок, только я уже не ребенок. Я взрослая женщина, учусь в колледже, но все равно отреагировала так, будто еще в средней школе. Ненавижу, что пересекающиеся пути с кем-то из прошлого могут отбросить меня в темноту и печаль, которые, может, всегда будут частью меня.

Я пожимаю плечами, подчеркивая запись на странице ярко-желтым маркером.

— А о чем говорить?

Он выхватывает у меня из руки маркер, и тот оставляет желтую полосу на бумаге.

— О том, что ты только что позволила этой чертовой сучке растоптать себя, и том, что Кайден едва что-то сказал.

— А зачем ему это? Он никогда не делал этого раньше. Я не его проблема. — Я гляжу на окно, в которое проникает поток солнечного света. — То, что произошло там, — это история моей жизни. Скоро она уедет, и мне не придется думать о ней.

Он бросает маркер на стол и глядит на деревья.

— То, что случилось с этой девчонкой, не хорошо. Ты должна воспитать в себе уверенность и умение постоять за себя. Если в следующий раз она сделает что-то подобное, выдери у нее из волос эти накладные пряди.

— Она носит накладные пряди? — спрашиваю я, и он кивает. Я улыбаюсь, но потом качаю головой. — Если бы это были люди, которые издевались над тобой в средней школе, ты бы смог быть таким уверенным?

— Мы говорим не обо мне, — нажимает он с жестким взглядом. Он закрывает книгу и скрещивает на ней руки. — Мы говорим о тебе.

— Я не хочу, чтобы мы больше говорили обо мне. У меня болит голова. — Я беру маркер со стола и надеваю на него колпачок. — Как насчет того, чтобы посвятить этот день учебе? Мне нужно поработать над другими проектами.

Он вздыхает и складывает учебники в стопку, а потом встает из-за стола.

— Отлично, но когда я вернусь к себе в комнату, то добавлю в список пункт «Не позволяй никому себя оскорблять».

Кайден

Прошла неделя с тех пор, как я говорил с Кэлли. Последний раз это случилось во время случайного визита Дейзи, который закончился бессмысленным трахом и равнодушным прощанием. Не могу сказать, кто кого избегает в случае со мной и Кэлли, но чем больше времени мы проводим порознь, тем больше я думаю о ней.

Вчера моя мама тоже случайно заехала ко мне в общежитие, когда направлялась в город — бредовая ложь, которую она использует всякий раз, когда берет перерыв от пьянки, чтобы сходить в спа-салон и протрезветь. У нее слабость к обезболивающим и множеству вина. Так было, сколько я себя помню, — возможно, именно поэтому она никогда не останавливала побои. Однажды я пытался рассказать ей об отце, но она не слишком-то жаждала что-то с этим делать.

— Ну, тебе просто придется стараться усерднее, — сказала она, делая глоток вина. Какая-то его часть пролилась ей на рубашку, но она даже не заметила. — Порой нам приходится справляться с вещами как можно лучше. Это зовется жизнью, Кайден. Твой отец — хороший человек. Он обеспечивает нас крышей над головой и дает нам больше, чем могли бы многие. Без него мы бы, возможно, оказались на улице.

Я стоял в конце стола, сжав ладони в кулаки.

— Но я стараюсь изо всех сил, а он, похоже, становится только безумнее.

Она перевернула страницу журнала, и когда я посмотрел ей в глаза, она выглядела как призрак, отсутствующая и потерянная, как я.

— Кайден, я ничего не могу сделать. Прости.

Обозленный я вышел из комнаты, жалея, что на две проклятые минуты она не могла стать другим человеком — тем, кто устраивал вечеринки и благотворительные мероприятия и улыбался. А не гребаным зомби, накачанным обезболивающими.


***

— Что у тебя за проблемы сегодня, черт возьми? — Люк швыряет футбольный мяч на поле рядом с полевой почтой, так что тот оказывается далеко от меня. Мы в форме, потные и измотанные, но я никак не могу успокоиться.

— Мы можем, пожалуйста, закончить на сегодня? — Под шлемом у него красные щеки, а кофта промокла от пота. — Я чертовски устал. Тренировка закончилась два часа назад.

— Думаю, да. — Я пинаю один из конусов, и тот мнется, а потом отлетает к трибунам. Кэлли и еще одна девчонка, наблюдая за нами, сидят с книгами на нижнем ряду, при этом разговаривают и делают вид, что занимаются.

Я гляжу на серое небо и трибуны, окружающие поле.

— Насколько сейчас поздно?

Он пожимает плечами и, снимая шлем, направляется через зеленое поле к туннелю, который ведет к раздевалке.

— Не знаю, но чертовски поздно, и я закончил.

Я следую за ним, но краем глаза вижу Кэлли, сидящую на траве под деревом в дальнем конце поля, с другой стороны забора. Перед ней разложены бумаги, и, читая, она жует ручку.

Я осознаю, что, может, это я избегаю ее, потому что она вызывает у меня чувства, к которым я не привык: неприличные сны; бережность; то, как мое глупое сердце начинает биться, как будто оно, наконец-то, ожило. Расстегивая ремешок под подбородком, я снимаю шлем и иду к ней. Она настолько поглощена тем, что написано в бумагах, что не замечает меня. Ухватившись за верх забора, я перекидываю через него ноги и приземляюсь на другой стороне. Поправив рукава кофты под майкой, я останавливаюсь всего в нескольких шагах от нее.

Волосы Кэлли скручены в неряшливый пучок, на ней футболка с коротким рукавом и повязанная вокруг талии куртка. Она перестает кусать ручку, чтобы поближе рассмотреть одну из бумаг, но тут моя тень падает на нее, и она поднимает взгляд, все ее тело дергается. На миг мне кажется, что она сейчас вскочит на ноги и убежит.

Она переводит дыхание и кладет ладонь на тяжело вздымающуюся грудь.

— Ты меня напугал.

— Я уж вижу. — Я провожу пальцами по влажным от пота волосам, а потом медленно приседаю перед ней на корточки, чтобы снова ее не напугать. Чему я научился, так это тому, что она не любит, когда люди влезают в ее личное пространство без предварительного предупреждения. — Что ты здесь делаешь?

Она смотрит на бумаги, потом снова на меня.

— Домашняя работа... Иногда мне нравится тут сидеть. — С воспоминаниями на лице она смотрит на поле. — Это напоминает мне о том, как я раньше вот так сидела с отцом, когда он проводил тренировку.

— Я не помню, чтобы ты тут бывала, — говорю я, снова чувствуя себя придурком из-за того, что не помню ее. — Сколько тебе тогда было лет?

— Я так делаю уже много лет. — Она сглатывает с трудом и фокусирует взгляд на бумагах. — Кроме того, большую часть времени я не могу делать домашнюю работу в своем общежитии. Моя соседка по комнате... ну, иногда... — Ее щеки вспыхивают, и я обнаруживаю, что улыбаюсь из-за того, как мило она выглядит, по-настоящему невинно. Она бормочет: — К ней приходит много парней.

Я чешу нос, чтобы перестать смеяться над ней.

— Понимаю. Значит, тебе приходится освобождать ей комнату на несколько часов.

Она кладет ладонь с каждой стороны ряда бумаг и сдвигает их вместе, пока они не складываются в стопку.

— Ага.

Я замолкаю, и с моих губ слетает извинение:

— Прости.

Она хмурит брови, когда поднимает подбородок, чтобы встретиться со мной глазами.

— За что?

— За то, что не сказал Дейзи заткнуть свой чертов рот, — говорю я. — А должен был. Она плохо себя с тобой повела.

Кэлли пожимает плечами, глядя на поле.

— Тебе не нужно меня поддерживать. Она твоя девушка. Ты должен быть на ее стороне.

Я опускаюсь коленями на траву, становясь ближе к ней.

— Нет, я должен тебя поддерживать. Я многим тебе обязан.

Она решительно сжимает губы, возвращая свое внимание на меня.

— Ты ничем мне не обязан, клянусь. В том, что я сделала той ночью, не было ничего серьезного. Если бы я ушла от той ситуации — вот это было бы серьезно.

И все же я обязан ей, многим. Из-за нее у меня меньше шрамов. Как бы мне хотелось забрать все то, что всегда делало ее такой грустной. Я кладу на траву шлем и собираю ее книги, когда она тянется к сумке у ствола дерева.

— Что ты делаешь сегодня вечером?

Она запихивает бумаги в сумку, помяв их по краям, а потом я протягиваю ей книги.

— Возможно, я просто останусь дома и посмотрю фильм.

— Как долго твоя комната будет занята? — спрашиваю я и улыбаюсь, когда ее щеки становятся еще краснее.

— Не знаю. — Она поднимается на колени, надевает сумку на плечо и встает на ноги. — Наверно, я просто потусуюсь с Сетом, пока ее друг не уйдет.

Я подбираю свой шлем и следую за ней, когда она идет вдоль забора.

— Почему бы тебе не пойти куда-нибудь со мной и Люком? Он хочет посмотреть на тот клуб в центре города. Он, конечно, может оказаться полной дырой, но это лучше, чем сидеть в комнате.

Она останавливается, поправляя на плече ремешок от сумки, и закусывает нижнюю губу так сильно, что кожа вокруг губ становится фиолетовой.

— Не думаю, что могу.

— Почему? — игривым тоном спрашиваю я, улыбаясь ей. — Неужели со мной так плохо находиться рядом?

Ее руки опускаются по бокам, а глаза впиваются в мои.