Эдуард Зубов - Случайная любовь

– Почему только наполовину?

– Раствора не хватило.

– И вы там танцуете?

– Я нет.

– Почему же?

– Я же отличник.

– А кто же там танцует?

– Семиклашки-десятиклашки. Более взрослая молодежь здесь не задерживается. С кем я окончил школу, уже почти все разъехались.

– А в клубе что делают? Крутят фильмы?

– Два раза в неделю. Старье. На них почти никто не ходит.

– Не понимаю, как можно всю жизнь прожить в деревне, – задумчиво сказала Юля, сорвала и стала покусывать травинку.

Сережа заинтересованно посмотрел на её маленькие, тонкие в запястье, нежные ухоженные ручки. Так они были не похожи на руки девушек, выполняющих различную деревенскую грубую работу.

– Кто любит, здесь можно сходить за ягодами, грибами, – заметил Сережа.

– Об этом мне, кстати, сегодня говорила тётя. Только если я пойду, то все равно ни одного гриба не найду.

Подобный разговор Юле, очевидно, показался скучным. Она перевернулась на спину, прикрыла лицо шляпкой и, положив ножку на ножку, стала молча загорать.

«Тюфяк!» – подумал про себя Сережа. В это время над ними стал кружить овод. Описав несколько кругов, он сел Юле на бедро. Она вздрогнула, и овод взлетел.

– Это что? – приподняв шляпку, спросила она.

– По-деревенски, слепень.

– Он кусается?

– Хуже, чем комар.

– Отгоняйте.

На этот раз Юля прикрыла шляпкой только глаза. Сережа посмотрел на её пухленькие аккуратненькие губки и подумал: «Какое счастье было бы утонуть в поцелуе!»

Овод, покружившись, на этот раз сел ей на голень.

– Не двигайтесь, я его поймаю.

– Только чтобы не укусил.

– Не успеет.

Сережа резко и ловко взмахнул рукой, и овод очутился у него в кулаке.

– Поймали?

– Вот.

– У-у, какой страшный. Он вас не укусит?

– Нет. Казнить или помиловать?

– Сделайте так, чтобы он больше не кусался.

Сережа сорвал травинку и, держа овода за крылышки, стал втыкать травинку ему в попу.

– Не мучайте, отпустите или убейте, – сказала Юля.

– А что он вас кусает! Если ему замазать глиной или грязью глаза, то он с травинкой в попе улетает к солнцу. Мы в детстве, когда ловили слепней, таким образом проводили с ними воспитательную работу.

– У-у, какой нехороший, – кокетливо сказала Юля и опять прикрыла лицо шляпкой.

– Смотрите, – через некоторое время, вспоминая детство, сказал Сережа.

Юля приподняла шляпку и открыла глаза.

Сережа отпустил крупное насекомое и оно, с торчащей из попы сантиметра на четыре травинкой, напоминая чем-то вертолет, полетело к солнцу.

– У-у, нехороший…

Юля продолжала лежать с той небрежной грацией, которая подчеркивала её привлекательность, чувственность и женскую властность. А он, загипнотизированный, пытался с нею о чем-то продолжить разговор, но ум его находился в каком-то оцепенении, слова не слетали с уст, молчание было тягостным.

Тогда он сорвал травинку и, имитируя ползание букашки, стал водить ею по её плечу.

Юля, почесав плечо, один раз обманулась, но затем приподняла от лица шляпку и внимательно посмотрела на него.

Странный это был взгляд: в нем было и легкое осуждение, словно он делает что-то совсем не так, и одобрение того, что он будет делать иначе.

Ничего не сказав, Юля опять с пробежавшей по её губам легкой добродушной улыбкой закрыла шляпкой лицо. А он, понимая её улыбку как одобрение к действию, вдыхая аромат, исходящий от её тела, наклонился над ней и вдруг неожиданно для них обоих поцеловал её в плечо, поцеловал нежно, без какого-то ни было смысла, сексуального оттенка, как целуют маленьких детей.

Юля сняла с лица шляпку и с удивлением посмотрела на него. Сережа смутился. Сквозь загар его щек даже проступил легкий румянец. Нет, на него нельзя было обижаться.

– Вы пылкий? – словно делая для себя открытие, с огоньком в глазах, спросила она.

– Я … – Сережа не знал, что ответить. Но какой же он пылкий? У него еще совсем не было опыта в любви и, чувствуя, что она в этих вопросах опытнее его, он еще больше покраснел.

– Я не обиделась, – сказала Юля и улыбнулась, как бы говоря этой улыбкой, что она не прочь продолжить эту игру, и приняла прежнюю позу.

Сережа продолжал смотреть на неё и у него, чего в этой ситуации и следовало ожидать, возникло чувственное желание. Страстно захотелось прильнуть губами к её губам и он почувствовал, как стал поднимать головку его «дружок». Он нетерпеливо напрягся, готовый дарить и получать наслаждение.

Сережа с волнением нежно дотронулся до её руки и погладил. Нет, она её не отдернула, очевидно, его чувство передалось ей. Он прикоснулся к её руке губами, стал целовать кончики пальчиков, не быстро и страстно, словно боясь потерять что-то драгоценное, а медленно; он все без остатка хотел взять от этих поцелуев.

«Судя по всему, он юноша, не мужчина, к тому же старомоден, но мил», – отметила она. По её мнению, его ласки были наивны, но приятны и действовали на неё возбуждающе. К тому же он очень послушен, им можно легко управлять.

Отвечая на его ласки, Юля пошевелила пальчиками, и её ладонь от легкого волнения стала влажной. Сережа уместил на своей широкой ладони всю её кисть. Как послушна, как податлива была её рука! Мог ли он мечтать об этом, когда впервые увидел её.

Его теперь смущало только одно: очень уж, как оказалось, была доступна она, а может, он ошибается? Но, тем не менее… «Видимо, у неё было много любовий, – подумал Сережа. – Она, судя по всему, гораздо опытнее меня. Да и возможно ли в наше время, чтобы такая красивая без комплексов девочка, живя в городе, осталась невинной?!»

Он осмелел и стал, целуя руку, подниматься выше, к плечу, посматривая на возвышающиеся холмики грудей, на то место, не прикрытое купальником, где начинается грудь, но Юля освободила руку и выразительным, но не резким милым жестом остановила его, а затем поправила на лице съехавшую шляпку.

«Этого и следовало ожидать, но не все еще потеряно», – подумал Сережа, лег возле нее на спину и закрыл глаза. В этот момент он ощущал одновременно неимоверную грусть и счастье, какое бывает, когда стоишь под липой в полном медовом цвету. Ему хотелось не жить своей жизнью, а таять в улыбке девичьих глаз.

«Какой, однако ж, он, – подумала в это время Юля. – Кажется, уже влюблен… А может быть, нет!» Нет, она не могла обмануться. Инстинкт подсказывал ей, он её еще не подводил. Иначе бы не блестели так его глаза! «Очень предупредителен, – думала она про него, – владеет собой и, судя по всему, воспитан».

Сережа открыл глаза, повернулся и посмотрел на неё. Она лежала в прежней позе. Ему казалось, что она излучает, вызывая в нем желание, какое-то еще неизученное биологическое тепло.

Юля ответила на его прикосновение еле уловимым движением. «Какая у неё маленькая, как у ребенка, ручка», – подумал он. В её линиях, в прикосновениях к ней для него было непередаваемое словами, не без сексуального оттенка, очарование. Он схватил пальцами её тонкое запястье, прикоснулся губами к пальчикам руки.

Где-то он читал, что у породистых скаковых лошадей должна быть хорошо развита грудь, должны быть налитые, упругие мышцы ног и точеные, не в пример тяжеловозам и рабочим лошадям, бабки (это то место, где нога переходит в копыто). «И у Юли тоже», – подумал Сережа. И еще он отметил, что если у женщины тонкая, как у Юли, в запястье рука, то (известный в медицине факт) должна быть и тонкая тазовая кость – значит, шире выход из таза – легче будут роды.

«К чему бы это?» – подумал он о своих мыслях. Они явно были не к месту, и он их отогнал.

Поцеловав пальчики, Сережа выдержал паузу и, ожидая, не отстранит ли она его от себя, посмотрел на неё. Её пухленькие губки, казалось, ждали поцелуя. Было видно по еле уловимому выражению её лица, что она с легкой иронией относится к этой любовной игре, что она её не только забавляет, но и доставляет ей чувственное удовольствие.

«Думала, в деревне со скуки помрешь, а встретила мальчика!» – подумала в это время Юля и пошевелила ручкой. Сережа ожидал, что она откликнется на его ласки, движение её руки его приободрило, он продолжил наступление, а Юля сделала для себя открытие, что его робкие прикосновения действуют на неё гораздо более возбуждающе и сильнее, чем крепкие объятия парней, которые только и норовят поласкать не пальчики, а нечто другое.

Да, она уже с седьмого класса увлекалась ребятами, среди которых были и хорошие мальчики. Они были внимательны к ней, некоторые объяснялись даже в любви, у них был приятный голос, они были физически развитыми и у некоторых было красивое лицо, но не было ещё до сих пор у неё ни к одному из них того неудержимого сладостного влечения, при котором все приобретает иную окраску и весь мир воплощается в одном существе, в единственном и желанном возлюбленном. Её целовали, и её нравилось, когда её целуют. «А что теряться! Пока красива и молода, нужно погулять!» – рассуждала она, порой влюбляя в себя одновременно двух, а то и трех мальчиков, но еще никогда не переходила она роковой черты.

Сережа возбуждался ею все больше и больше и, целуя руку, уже дошел до плеча. «Для первого раза будет слишком много!» – подумала Юля и освободила руку. Он её, что для нее было странно, не удерживал.

Юля сняла с лица шляпку и, глядя перед собой, словно ничего в их отношениях не изменилось, села и облокотилась о землю. Она видела, что он жадно рассматривает её всю, от пальчиков на ногах до уложенных на затылке в узел волос. И она чувствовала всю сокровенную прелесть своего тела. Но разве она виновата, что оно прелестно и волнует юношей, и эти волнения ей приятны?

«Как странно, – подумала она, глядя на Сережу и пытаясь разобраться в своих чувствах, – что можно одновременно испытывать и сожаление, и удовольствие, и недоверие, и чувственное возбуждение! Но стоит только уступить…»

Сережа сел рядом с ней. Она, не в силах побороть любопытства, желая узнать, как чувствует себя его «дружок», скользнула по его телу взглядом и подумала, что у него слишком тугие, облегающие плавки, так что и не поймешь, но все равно её не обманешь.