В молодости маркиза была весьма хороша собой; вызывала восхищение художников, когда стала замужней дамой, и до сих пор сохранила изысканную красоту и очарование, которые не потускнели с возрастом. У нее были пепельно-белые волосы, а лицо осталось таким же точеным и прекрасным, как и в те годы, когда отец маркиза влюбился в нее. Несмотря на разницу в возрасте (он был старше жены на двадцать лет), они были очень счастливы. У них был всего один ребенок, и, пожалуй, только это их и печалило. Вот потому-то маркиз и оказался испорченным и избалованным ребенком с тех самых пор, как только появился на белый свет и закричал. — Хилтон, дорогой мой! — Лицо его матери просияло, она протянула к сыну руки.

Маркиз поцеловал их, потом наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Ты так неожиданно приехала, мама.

— Я так и думала, что ты скажешь это.

— Что случилось? Чем я заслужил такую милость? Я сам собирался приехать к тебе, как только закончится сезон.

— Очень хорошо, надеюсь, ты не передумаешь, — ответила маркиза. — Но королева прислала мне такое письмо! Оно полно отчаяния! Я не могла отказаться приехать и увидеться с ней, ведь она никак не может сама посетить меня.

— Значит, только королева может вытащить тебя из твоего тихого и укромного пристанища? А вот все мои просьбы оказались тщетными, — поддразнил ее маркиз.

— Честно говоря, мне совершенно не хотелось отправляться в такое долгое и утомительное путешествие, — ответила маркиза, — но я почувствовала, что это моя обязанность. Потому что чем еще один человек может помочь другому, как не сочувствием и желанием понять? — Она помолчала немного, а потом продолжила глухим от волнения голосом: — Я была потрясена, до глубины души потрясена! Его величеству надевали смирительную рубашку! Да это же просто оскорбление государя, измена, государственное преступление! Неужели нельзя было придумать что-нибудь другое, более достойное?!

— Я тоже так считаю, — согласился маркиз.

— Неудивительно, что несчастная королева в полном отчаянии, — сочувственно закончила маркиза.

— Ты намерена остаться с нею в Виндзоре? — спросил маркиз.

— Вообще-то мне кажется, что я не смогу долго находиться в такой тяжелой атмосфере, пропитанной страданиями, несчастьями и невзгодами, — ответила ему мать, — и мне хотелось бы, дорогой мой, чтобы ты помог мне: пусть твой великолепный экипаж доставит меня во дворец, а потом, когда я исполню свой долг, привезет обратно. Маркиз рассмеялся:

— Мама, ты прирожденный дипломат. Ты от души делаешь все, чего от тебя ожидают, и в то же время не забываешь о своих интересах. Но, конечно, ты права, абсолютно права. Просто ни один человек не может выдержать такого напряжения, быть в состоянии мрачной безысходности все двадцать четыре часа в сутки.

— Но мне и в самом деле жаль королеву, — возразила маркиза.

И это было совершенно естественно, ведь ее величество и маркиза Осминтон были очень дружны все те годы, пока она была первой фрейлиной.

Маркиз удобно расположился в кресле.

— Ну что ж, для королевы горе, для меня — радость. Надо ли говорить, как я рад тебя видеть?

— Я тоже, дорогой мой, — ласково сказала маркиза, — ты хорошо выглядишь и, как всегда, красив, вылитый отец, когда мы впервые встретились…

Это была самая высокая похвала, наиболее ценный комплимент, и маркиз с улыбкой ответил:

— А ты, мама, еще прекраснее, чем обычно. Всем лондонским прелестницам придется как следует позаботиться, чтобы кавалеры про них не забыли, пока ты здесь, в Лондоне.

— Даже леди Харлоу? — Маркиза бросила на сына хитрый взгляд.

— Так… Ну что ж, я мог бы и сам догадаться, что всегда и везде, даже в деревне, найдутся сороки и принесут на хвосте самые пикантные новости, — заметил маркиз.

— Правду ли говорят, что она необычайно хороша собой?

— Нет, мама, ни красотой, ни умом она не может с тобой сравниться.

Маркиза вздохнула с облегчением:

— Как я рада, ведь я так волновалась.

— Волновалась? — удивился маркиз. Маркиза немного помедлила с ответом, потом

наконец решилась:

— Я всегда боюсь, мой дорогой мальчик, очень боюсь, что ты попадешься в сети какой-нибудь хитрой и коварной женщины. В конце концов, ты не только сам по себе хорош и привлекателен, ты ведь можешь столько предложить своей жене.

— Жене?! — воскликнул маркиз. — Господи помилуй, мама, вот уж о чем тебе не следует беспокоиться! Я пока вообще не собираюсь жениться, а уж тем более на Имоджин Харлоу!

— Тогда, дорогой, будь поосторожнее, — попросила маркиза.

Сын внимательно посмотрел на нее:

— О чем ты говоришь, мама? Что означают твои слова? Пожалуйста, будь искренней со мной. Ты ведь знаешь, я очень люблю, когда ты говоришь откровенно.

— Я слышала, — произнесла тихим голосом маркиза, — что леди Харлоу решила заставить тебя жениться на ней.

— Да ну! Значит, на самом деле она еще более глупое существо, чем я считал! — воскликнул маркиз. — Ведь она замужем!

— Ты забываешь о такой вещи, которая называется развод, — возразила маркиза. — В самом деле, в последнее время их столько происходит, просто невероятно! Меня это даже смущает. — Она вдруг в отчаянии заломила свои тонкие нежные руки. — Прошу тебя, Хилтон, обещай, что никогда не попадешь в подобную историю и не вовлечешь всю нашу семью в скандал. Я этого не перенесу!

Маркиз взял мать за руки и ласково сжал их.

— Мама, послушай меня. Клянусь, я не собираюсь губить ни доброе имя семьи, ни свою собственную репутацию. И уж коль Имоджин Харлоу так тревожит тебя, обещаю впредь никогда больше с нею не встречаться!

— Неужели она так мало значит для тебя?

— Честно говоря, мама, буквально несколько часов назад я понял, как она мне надоела.

— Тогда я спокойна, совершенно спокойна, — сказала маркиза. — Конечно, я понимаю, что многие истории обрастают слухами и не следует слепо верить всему, что говорят. Но про эту женщину идет довольно дурная слава — она коварная интриганка.

— Представляю, насколько хитрой и умной должна быть та особа, которая могла бы довести меня до алтаря! — заявил маркиз, — Вот, скажем, совсем недавно я слышал, как регент превозносит достоинства леди Хартфорд. А по-моему, эта дама способна у кого угодно навсегда вызвать отвращение к чувству, называемому «любовь».

— Леди Хартфорд! — пренебрежительным тоном воскликнула маркиза, , — Вот уж кто никогда не вызывал у меня ни уважения, ни восхищения. Наоборот, довольно часто она казалась мне надоедливой и скучной. Просто не понимаю, как ее муж позволяет, чтобы про жену болтали всякие ужасные вещи?

Маркиз считал так же, но лорд Хартфорд, убежденный тори, славный малый, добродушный весельчак, в меру преуспел и как государственный деятель, и как шталмейстер[1]. Потому, вероятно, и он сам, и его сын, лорд Ярмут, решили не упускать такой возможности для политического влияния на регента, и это безумное увлечение принца было им только на руку.

Однако маркизу волновали совсем другие проблемы, и она заговорила о своем:

— Больше всего на свете, мой милый, я хочу, чтобы ты женился на хорошей девушке, на такой, в которую ты действительно был бы страстно влюблен.

— Жаль разочаровывать тебя, мама, но боюсь, что подобное вряд ли произойдет. Во-первых, потому что мне редко встречаются «хорошие» девушки, а во-вторых, потому что, похоже, по странному свойству моего характера, я просто неспособен влюбиться по-настоящему.

— Но, мальчик мой, почему нет? — удивилась она. — Твой отец так любил меня, да и я его тоже.

— Я знаю это, мама. И никто не может сказать, что у меня было безрадостное детство, что я был обделен вашим вниманием, нежной заботой и любовью или что вы подавляли мои желания и препятствовали стремлениям. Нет! Думаю, все дело в том, что вы стали примером для меня, образцом. А тот уровень, что вы задали, слишком высок. Я пытался найти женщину, которая была бы такой же красивой и вела себя так же, как ты. Могу откровенно сказать тебе: таких нет, не существует на белом свете.

Маркиза улыбнулась в ответ на комплимент. Но глаза ее оставались печальными.

— Мне так хочется, чтобы ты был счастлив!

— Я и так счастлив, мама. Мне просто не хватит ни слов, ни времени, чтобы рассказать тебе, насколько интересна и полна событиями моя жизнь. А если ты считаешь, что мне необходима женщина, которая заботилась бы обо мне и присматривала за мной, просто возьми и выбрось эти мысли из головы! — Маркиз рассмеялся и продолжал: — Ведь у меня есть Дадждейл, он квохчет надо мной, словно курица над своим единственным цыпленком. А еще слуги, которых ты вымуштровала, они отменно выполняют свои обязанности, так что все идет гладко, как по маслу. И все это благополучие, весь четко работающий механизм может быть легко приведен в негодность чужой женщиной.

Маркиза погрозила ему пальцем:

— Это все пустые отговорки, Хилтон. Ты ведь прекрасно знаешь, что рано или поздно придется обзаводиться наследником. — Маркиз не отвечал, и она продолжала, правда, уже более мягким тоном: — Я очень хочу, хотя бы перед смертью, подержать в руках твоего сына…

— Ну, тогда я спокоен, у меня впереди куча времени и много-много лет свободы: ведь ты совсем не похожа на человека, готовящегося предстать перед Богом. Наоборот, я давно не видел тебя такой здоровой и посвежевшей.

— Знаешь, родной мой, я ужасно боюсь старости и немощи, боюсь стать похожей на нашего несчастного короля, — серьезно сказала маркиза, вспомнив о причине своего приезда в Лондон.

— Вот уж этого никогда не случится! — твердо сказал маркиз. — И перестань беспокоиться обо мне, а то из-за этих мыслей на твоем прекрасном лице появляются морщинки.

— Сейчас я уже не так волнуюсь, как раньше, пока не приехала сюда, — призналась маркиза.

— Вовсе ни к чему было так тревожиться. А все потому, что ты слушаешь всех этих светских сплетников, — строго заметил маркиз.