По волнам скользили два серфера. Их паруса, ярко-розовый и зеленый, напоминали оперенье экзотических птиц. Стоял отлив. У самого края воды маленькая девочка неумело орудовала лопаткой. Белая панамка сползла ей на самые глаза. Она упрямо сооружала свой небоскреб, хотя ей все время мешали длинные рукава, которые она еще не умела закатывать. Рядом сидела ее мать, листая журнал и прихлебывая колу из банки.

Белла поддала ногой камушек, и он, простучав по гальке, отлетел к выброшенному на берег куску дерева. Мужчина, гуляющий с тявкающей моськой на поводке, бросил на нее сердитый взгляд, как будто она целилась в его собаку.

— Почти попала, — пробормотала она. — Ну, еще один — и обратно, в Дом Веселья.

* * *

На пляже папа обычно помогает ей снять носки и ботинки:

— Хочешь поплескаться, мой звоночек?

Иногда он зовет ее звоночком, потому что она Белла, сокращенно — Белл[7]. Но мама говорит, что Белла звучит красиво, а звоночек — нет. Мама — итальянка и специально выбрала ей благородное итальянское имя.

Джеральд тоже разувается и до колен закатывает штанины. Девочка взвизгивает каждый раз, когда холодные волны лижут ей лодыжки. Под водой ее ноги выглядят чужими, как будто она нашла их вместе с морскими ракушками: ступни бледные и мягкие, на светлой коже солнышко нарисовало яркие волнистые полоски. Выйдя на берег, она идет по камушкам, которые под мокрыми ногами кажутся еще более острыми.

Папа подхватывает ее на руки и поднимает высоко-высоко, к белым чайкам. Он говорит, что птицы плачут по всем морякам и рыбакам, заблудившимся в волнах. Ей непонятно, как можно заблудиться в волнах, ведь в море нет дорог. И карта вовсе не нужна. Можно просто оглянуться вокруг и найти берег. Неожиданно папочка опускает ее вниз, потом подбрасывает вверх: галька, море и небо мелькают, как в калейдоскопе. У нее захватывает дух, и она пронзительно кричит от восторга.

Белла разрешает отцу надеть на нее носочки, потому ей самой трудно натянуть их на мокрые ноги. Папа так их перекручивает, что пятка оказывается сбоку. К тому же он слишком туго затягивает пряжку на ее красных ботинках, немного прищемив ножку. Но она не говорит ему об этом.

Потом они идут выпить шерриада[8]. Дверной проем в кафе занавешен яркими лентами, которые колышутся под легким бризом. Ей очень хочется, чтобы этот день никогда не кончался, чтобы сладкие розовые пузырьки шерриада, скрип гальки, чайки, соленый запах моря и папа были всегда с ней. Пока Белла сидит на волнорезе, он наклоняется поправить ей носочки и заглядывает в ее глаза:

— Ладно, звоночек, побежали. Мама нас заждалась.

* * *

Алессандра все колдовала над прической.

— Очень красиво, — заметил Джеральд. — Как всегда.

Она отмахнулась от него, пошевелив в воздухе длинными, изящными пальцами.

— И зачем мы, женщины, тратим столько времени и денег, прихорашиваясь для вас, мужчин? Вы все равно не замечаете никакой разницы.

Алессандра было повернулась к Белле, но, увидев ее линялые джинсы и конский хвост, вздохнула и направилась на кухню со словами:

— Ладно, развлекайте себя сами и не путайтесь у меня под ногами. Пойду приготовлю что-нибудь на обед. Так, ничего особенного, гостей ведь все равно не будет.

«Ничего особенного» включало в себя: тарталетки со спаржей и швейцарским сыром, террин[9] из уложенного слоями копченого цыпленка со шпинатом и салат.

— Ну, какие новости? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросила Алессандра, когда домашний обед завершился и подошло время для десерта (размятых в подогретом портвейне груш).

Белла сразу представила, как еще невысказанные вопросы «Ты с кем-нибудь встречаешься?» и «Ты хотя бы пытаешься?» тихо ползут к ней по безупречно отглаженной скатерти мимо фарфоровой вазы с тугими бутонами роз. Она сосредоточенно отломила ложкой кусочек груши и с легкостью политика направила разговор в другое русло, сообщив:

— Да вот, собираюсь нанять кого-нибудь — в доме сыро. И стены нужно подштукатурить.

— Это, наверное, дорого, — произнес Джеральд. — Тебе нужны деньги?

— А ты… — начала было Алессандра.

— Спасибо, деньги у меня есть. И Селин, кажется, мной довольна. Наверное, потому, что я привела с собой несколько серьезных клиентов, которых можно быстренько пустить в оборот. Она говорит, что если все пойдет хорошо, то на следующий год можно будет поговорить о партнерстве.

— Просто здорово! Давайте выпьем за это, — предложил отец.

— Хорошо, конечно, что они ценят тебя, но не слишком ли это рискованно? — спросила Алессандра. — А если компания обанкротится? Тебе придется платить по долгам?

Белла отхлебнула вина и сказала, поднимаясь из-за стола:

— Спасибо, мама, за твой оптимизм. Давайте я сделаю кофе.

— Лучше я сама, Белла, дорогая. Кофеварка что-то взбрыкивает в последнее время.

— Как я ее понимаю, — пробормотала Белла себе под нос.


Воскресным утром Джеральд повел Беллу на традиционную прогулку по саду. Они остановились у грядки с овощами и принялись все придирчиво осматривать, обсуждать и измерять, как будто готовились к сельскохозяйственной выставке.

— Пока не очень хорошо растет, конечно. Но я в этом году собираюсь вырастить отменные кабачки. Мама говорит, что из них получается хороший суп.

— Да? А я думала — суп excellente[10].

— Не забывайся, дочь моя.

Каждый раз, когда она хвалила или указывала на что-нибудь, отец с удивительной ловкостью переступал через узкие грядки, срывал фрукты и овощи и просил ее обязательно попробовать.

Белла вконец расстроилась. Она так ничего и не посадила на своем малюсеньком участке, тогда как папа без труда навел порядок в огромном саду.

— Даже не знаю, может, мне перепланировать свой садик? Чтобы было легче с ним управляться? А то он совсем зарос, — пожаловалась она.

— Здравая мысль, — одобрил отец. — Если хочешь, я приеду взглянуть на него или найду какого-нибудь знающего человека.


— Я, конечно, не разбираюсь в современной моде, — сказала Алессандра, доставая из гардероба кофточку для Беллы, — но вот эта, по-моему, ко всему подойдет.

Белла слишком хорошо знала свою мать, чтобы не догадаться, что именно Алессандра хотела сказать на самом деле: «И она намного лучше, чем твоя ужасная футболка».

— Какая красивая, — Белла прикоснулась щекой к скользящему атласному рукаву, — а тебе не жалко ее отдавать?

— Мы теперь редко выходим. Так что вечерних нарядов у меня больше чем достаточно.

В твоем возрасте я бы каждый вечер бегала на танцы, только и делая, что отбиваясь от поклонников.

Белла приложила к себе шелковый шифоновый топ и посмотрелась в зеркало, залюбовавшись насыщенным, словно спелая вишня, ярко-красным цветом.

— Алый так идет к твоим волосам. Я никогда не понимала, почему молодежь все время носит черное. Забирай все, — Алессандра сняла с вешалки нижнюю часть ансамбля. — Вот, я в него все равно не влезаю. Старость — не радость.

И она похлопала по своим все еще стройным бедрам.

Учти, молодость пролетит очень быстро.

— Дочка, ты ведь такая красивая, а в хорошей одежде была бы вообще неотразима. Просто обидно, что ты так мало обращаешь на себя внимания.

Так ты никогда никого не подцепишь.

Надев топ и юбку, Белла увидела себя в зеркале непривычно элегантной и взрослой. Она прошлась по спальне, чувствуя, как юбка облегает ноги. Пышные рукава выглядели более привлекательно, чем голые руки, призывно сияя своим полупрозрачным шелком.

— На тебе этот наряд смотрится по-настоящему элегантно, — оценила Алессандра. — Он очень подойдет для какого-нибудь особенного события. Например, для ужина.

— Современных женщин больше не приглашают на ужин, — проигнорировала Белла скрытый вопрос. — Пойми, мама, теперь мы сами за все платим.

— Да, конечно. Это я просто так… — усмехнулась Алессандра.

— Знаешь, к этому наряду нужны туфли на высоком каблуке, — добавила она, взглянув на Беллины ноги.

И когда ты только перестанешь от всех прятаться за такой неженственной одеждой.

— Мам, у меня есть туфли на выход, просто глупо было бы надевать их в дорогу.

— Понимаю. Зачем же ехать к нам в нарядной одежде, — она повернулась и вышла из комнаты.

Оставшись одна в родительской спальне, Белла еще раз осмотрела свое отражение. Из зеркала на нее критически взглянула женщина в наряде, который ей совершенно не шел. Как будто маленькая девочка тайком надела мамино платье, туфли, которые ей велики, и боа из перьев. Нет, этим никого не одурачишь. Все сразу поймут, что она лишь притворяется элегантной взрослой женщиной. Не сразу расстегнув молнию, в которой застрял шелк, она сняла юбку и потянулась за джинсами.


— Не забудь свой подарок на новоселье, — напомнил отец, пока она перетаскивала свои сумки на крыльцо. — Есть у тебя место в багажнике?

— Джеральд, дорогой, помоги ей, пожалуйста, — руководила Алессандра.

Белла догадалась, что в этом свертке, даже не разворачивая его. Подарок был завернут в два пакета: в одном явно находился громоздкий абажур, а в другом — подставка для декоративной лампы. Еще не увидев ее, Белла уже знала, что лампа не впишется в ее интерьер. Она была слишком большая и, зная вкус матери, слишком грандиозная. Подставка, скорее всего, была расписана изображениями экзотических птиц или пышными букетами. И, конечно, она была дорогой. На эти деньги можно было бы купить несколько приличных полотенец или хороших, качественных кастрюль.

— Какая прелесть! — воскликнула Белла. — Вот это настоящий подарок.

— Откроешь? — за свертком с видом собственника стояла Алессандра. Без сомнения, лампу выбирала она.