— М-м-м, — она покивала, — еще вино… и несколько рюмок Бэйлиз… и море водки.


Белла сидела на ступеньке и наблюдала за Вив, которая носилась из комнаты в комнату и бормотала себе под нос:

— Белла, и что, не могла позвонить кому-нибудь? — Ник сразу бы примчался, он мог дать мой номер в Бирмингеме. — Это что, все из-за Уилла? — Что, в конце концов, происходит — невозможно поверить — вся эта суета — гора писем — у нее в офисе сказали — позвонила, что заболела — она с ума сходила — она и понятия не имела — сколько же времени Белла — воды — пить побольше воды — как могла Белла быть такой дурой…

На это все Белла спокойно возразила:

— Нельзя так торопиться все время. Приводит к несварению желудка. И еще к той, другой штуке, которую лучше не иметь… К стрессу.

Вив проскользнула мимо нее наверх, в комнату. Потом появилась снова, запихивая в сумку одежду.

— Ты поедешь к нам, поживешь несколько дней. И не спорь.

Она забежала в ванную, взяла зубную щетку и ночную рубашку Беллы.

— Ты меня до смерти напугала. Я вернулась и обнаружила, что ты исчезла с лица земли. — Вив обняла ее. — Ты ведь не знала, правда?

— О чем? — сказала Белла.


Она лежала на кровати в комнате для гостей у Вив и Ника, закутанная в пушистый халат хозяйки. Около кровати стоял стакан с водой и ведро. Из спальни доносились приглушенные голоса. Успокаивающий шепот взрослых. Дверь чуть-чуть приоткрылась.

— Бел? Ты спишь?

— Ммм-мм. Вив?

Вив вошла и остановилась у края кровати.

— Что, малыш?

— Прости меня.

— За что? Тебе не за что извиняться.

— За то, что я такая балда. Спасибо, что ты так ко мне добра.

— Спокойной ночи, дурочка. Крепкого тебе сна.


В полиции все были с ней очень вежливы. Она была на главной дороге, а второй водитель поворачивал с боковой улицы. Он думал, что она остановилась, чтобы пропустить его, но она неожиданно рванула вперед, поэтому он и врезался. «Любой бы так поступил, — сказал он, — она же просто ненормальная». Показания свидетелей были разными. По мнению одного, она почти остановилась, а другой сказал, что фургон выворачивал слишком быстро, поэтому она никак не смогла избежать столкновения. И, несомненно, по правилам у нее было преимущество в движении.


Вив привезла ее на площадку, куда доставили ее машину после аварии. Страховая компания второго водителя присылала кого-то проинспектировать «транспортное средство». Вердикт гласил, что «восстановлению не подлежит». Белла могла забрать свои вещи перед отправкой машины на свалку.

— Боже правый! — Вив взглянула на машину и положила руку подруге на плечо. — Да ты просто везунчик.

Вив начала выгребать вещи из бардачка, а Белла тем временем обошла машину, чтобы открыть багажник, стараясь не смотреть на капот и бок машины.


Вонь была удушающей. В нос резко ударил тошнотворный запах разложения и гнили. Она еле сдержала тошноту и отшатнулась. Что же это такое? Внезапно ее озарило. Покупки! Вив подошла было поближе, но вонь ударила и ей в нос.

— Что это?

— Не знаю. Курица, креветки — все вместе. Меня тошнит.

— Ладно… Я лезу! — Вив зажала нос и смело нырнула внутрь. Она выволокла два хлюпающих мешка, затолкала их в пустой пакет и покрепче завязала ручки. Потом быстро отбежала, держа все это на вытянутой руке и озираясь в поисках мусорного контейнера.


Белла никак не могла как следует вздохнуть. Она чувствовала слабость и тошноту. Эта вонь… И машина… В этой машине была она…

Я должна заставить себя посмотреть. Должна.

Передняя часть машины и правое крыло были смяты и напоминали небрежно скомканный лист бумаги. Ее пальцы пробежали по металлу, чувствуя все вмятины и острые края. Обе передние фары были разбиты, но осколки стекла еще держались в металлических оправах, похожих на смятые очки. Крыло перед водительским сиденьем превратилось в решето, как будто кто-то с маниакальным упорством колотил по железу.


К горлу ее подкатывает тошнота. Она пытается ухватиться за искореженный металл, но рука соскальзывает, она наклоняется вперед, сгибается пополам, ее рвет прямо на пол. Вдох. И снова приступ рвоты, спазм, и все повторяется снова и снова.

Чья-то рука отводит ее волосы со лба, прикосновение приятное и прохладное. Тихий, успокаивающий голос. Кто-то обнимает ее за плечи, помогает распрямиться, поддерживает. Это Вив.

* * *

Они опять сидят у Вив и Ника, держа обеими руками кружки с чаем, как люди, пережившие кораблекрушение.

— Я жутко испугалась, когда увидела твою машину. Вдруг подумала — а если бы?… — Вив, не отрываясь, смотрит в кружку. — Ты должна беречь себя. Кто еще может рассмешить меня и приготовить нам курицу с лимоном?


Вив спрашивает, говорила ли Белла об аварии Уиллу.

— А зачем? Почему это вдруг должно его волновать?

— Боже, ну какой же ты можешь быть противной. Да потому, что он, может быть, все еще с ума сходит по тебе, вот почему! Я никогда не видела, чтобы человек был так влюблен.

— Да, ты полагаешь? — Голос у Беллы ровный, совершенно лишенный эмоций.

— Сама знаешь. И ты тоже была в него влюблена — по уши. Видела бы ты себя со стороны, вы были совсем как два голубка, без конца ворковали.

Белла открыла было рот, чтобы ответить.

— И не пытайся даже отрицать, — пресекла ее попытку Вив. — Я никогда не видела тебя такой счастливой. Извини, что я это говорю, но даже с Патриком ничего подобного не было. От тебя исходило какое-то невероятное сияние. Ты вся светилась.

— Наверно, слишком много румян накладывала.

— Заткнись, ты всегда так. Пытаешься шутить над тем, что для тебя действительно важно. Хоть сейчас перестань. — Вив допила остатки чая. — Ты разве не помнишь, как Ник дразнил тебя, что ты не можешь перестать говорить об Уилле? Не помнишь, как он говорил: «Ну-ка, что сказал бы на это Уилл? Какой у Уилла любимый цвет, а, Белла? Сейчас только полночь. У нас вся ночь впереди. Расскажи нам, пожалуйста, о том, как он смешит тебя, и о том, что он может быть и серьезным. Повтори еще раз, какие у него восхитительные брови». Как ты могла все это забыть?

— Я знаю. Я ничего не забыла.

— Ну, ты что, не можешь ему хотя бы позвонить?

Белла покачала головой:

— Слишком поздно.

Теперь он не захочет разговаривать со мной. И я не знаю, как мне говорить с ним. У меня нет нужных слов.

— Как ты вообще?

— Превосходно. Обожаю каждую секунду своей жизни. — Белла закрывает глаза, и из глаз у нее текут слезы. — Странно. Дерьмово. Неуверенно. Рада, что цела. Обними меня, — просит она.

Вив крепко обнимает подругу.

— Не смей меня больше так пугать — или я тебя пристрелю.

Они вместе смеются, а по щекам у обеих текут слезы.

30

— Конечно, можно. Я же сказала — в любое время.

По голосу Фрэн чувствуется, что она приятно удивлена.

Белла рассказывает про аварию.

— Я все еще чувствую себя неуверенно, но знаю, что мне надо как можно скорее снова сесть за руль.

Страховая компания рассматривает ее дело. Когда они оценят ее машину, то наконец пришлют чек. Где-нибудь через неделю, когда она будет получше себя чувствовать, она пойдет и присмотрит подержанную машину. Пока же она собирается на выходные взять машину напрокат.

— Спасибо, что, ну, вы относитесь ко мне так.

Фрэн смеется.

— Дурочка. Ты же знаешь, что я люблю тебя — независимо от того, что произошло или происходит между тобой и Уиллом.


Субботнее утро, серое и промозглое, время от времени начинает накрапывать дождь. Домашний пирог «тарт-татен» водружен на пассажирское сиденье. Он, по крайней мере, очень тихий и нетребовательный компаньон. Никакой возни с радио. Никаких: «Мне кажется, может быть, следовало бы там свернуть налево». Никто не будет смешить и отвлекать ее, когда она пытается сосредоточиться, никто не положит руку ей на колено, для того чтобы она могла ощутить его присутствие.


Фрэн в саду, ее явно не смущает сырость после дождя.

— Самое время сажать рассаду.

Она обнимает Беллу.

— Возьмешь красной смородины, когда будешь уезжать, а то у меня ее уже полный морозильник. Желе из красной смородины я наготовила столько, что его не съесть, даже если каждый день подавать барашка. Я знаю, ты найдешь ей какое-нибудь применение.

Белла работает вместе с Фрэн в саду. Все вокруг напоминает ей об Уилле: щелканье садовых ножниц, то, как Фрэн ныряет внутрь живой ограды, выдергивая по пути сорняки и обрывая засохшие бутоны. Белла замечает, что Фрэн избегает говорить об Уилле. Вместо этого она рассказывает о своем покойном муже Хью.

— Знаешь, я все еще скучаю по нему, хотя прошло уже пять лет. Самой мне было даже интересно, когда я «преодолею это» — как будто какую-то полосу препятствий. Я помню, как мне все это казалось огромной, неприступной скалой, на которую мне надо было залезть. Я думала, может, когда я переберусь на другую сторону, жизнь опять станет нормальной. Вот ведь чепуха. Ладно, давай вылезай, хватить торчать тут под дождем, пойдем пить чай.

Я прошла через все. Сначала я просто не могла в это поверить. Знаешь, Хью был очень живым. Мне все время казалось, что я его вижу. Однажды я обошла почти весь «Сэйнсбери» за человеком в такой же брезентовой куртке. Глупо, я знаю.

Белла покачала головой.

— Это не глупо.

— И я так злилась на него. Почему он не заботился о своем здоровье? Ведь у него уже был микроинсульт… Как он посмел оставить меня одну? Потом я начала думать, что это только моя вина. Я должна была что-то сделать, хоть что-нибудь. Это я была плохой — разрешала ему есть масло. Это мне надо было заставить его заняться теннисом. Когда же до меня наконец дошло, что ничего нельзя было сделать, я плакала в самых неподходящих местах и по любому дурацкому поводу. Однажды я выбежала из аптеки, потому что я — глупость какая! — увидела на прилавке порошок «Мицил», которым он пользовался из-за грибка, подхваченного в спортзале. И я подумала: какая ирония судьбы, ведь он недостаточно занимался спортом. Потом сад. Бывало, копаю картошку, взгляну вниз, увижу, что накопала достаточно для двоих, — и снова расплачусь.