Но ничто не могло испортить мне настроение, несмотря на все удары судьбы. На душе стало легче, лишь только я нырнула в «Ле Бон Марше». Я могла бы приготовить лимонный сок из тех кислых взглядов, которые бросали в мой адрес вчера. Что за черт — неужели на один день я не могу забыть о своих профессиональных неприятностях и вернуться назад в сладкие шестнадцать лет! Я представила себе, как я была бы взволнованна, если бы мсье Жак ждал меня тогда и у нас состоялось бы свидание, самое романтическое из всех свиданий, которые у меня когда-либо были. В Париже!

Если даже продолжения не последует, то уже это — готовая смешная история, которой можно поделиться с Джиллиан.

Я поскакала вверх по эскалатору, перепрыгивая через ступеньки, в полной уверенности, что буду выглядеть спокойно и невозмутимо к моменту входа в отдел обуви. Когда я увидела, что Жак смотрит, как я приближаюсь, то с трудом смогла взглянуть на него во второй раз. Может быть, это все же была неудачная идея. Возможно, мне лучше было бы, оставаясь в комфорте и уединении гостиничного номера, заказать доставку еды и напитков в номер.

Мне вспомнилось, как бессчетное количество раз я специально заворачивала в школьный коридор, чтобы «случайно» наткнуться на самого привлекательного парня из десятого класса и запаниковать, когда он, ох, вдруг неожиданно окажется прямо передо мной. Что делать? Отвести взгляд? Сделать вид, что не заметила его? Вдруг смутиться из-за пары туфель? Не дай Бог, встретиться глазами?

Как насчет вышесказанного? Я обнаружила, что вот уже тридцать секунд верчу в руках пару четырехдюймовых ботинок из кожи золотистого леопарда, которые разве что Мэрайа Кэри смогла бы носить, прежде чем преодолела последние кажущиеся бесконечными сорок футов, бросая взгляды вверх, вниз, влево, вправо — куда угодно, только не вперед. Смущенно улыбаясь, я, наконец, достигла Жака, украдкой глянула на него и промямлила «привет». Он доброжелательно смотрел на меня. Я была довольна хотя бы потому, что не споткнулась, не запуталась в супермодели или в чем-нибудь еще.

— Алекс, очень рад видеть тебя снова! — Он по-европейски поцеловал меня в обе щеки. Кажется, я покраснела.

— Надеюсь, я не слишком рано? — Ответила я, слегка помедлив.

— Вовсе нет. Идем?

Я позволила ему положить руку мне на спину и проводить к эскалатору. Не то чтобы я не до конца была здесь, в этом свидании, просто у меня не было никаких мыслей по поводу того, о чем разговаривать с Жаком. Как же долго я не видела его, лет десять? Так, ладно, нам надо многое наверстать… как если бы надо было наверстать пропущенное в школе. Я имею в виду время, когда я была ученицей, а он учителем. Не поставит ли он мне в конце дня оценку за понимание или произношение? Или за контрольную без предупреждения?

Во время этой маленькой беседы с самой собой я лишь улыбалась Жаку. Возможно, он сказал что-нибудь, но я была слишком смущена, чтобы делать что-либо еще.

Мы уже почти вышли из дверей, когда я, наконец, заставила себя включиться в беседу. Поправила свою шаль, предприняла попытку изобразить бодрую улыбку, откашлялась и…

Боже, только не это! Краешком глаза я увидела огромный телеэкран рядом со станцией метро на противоположной стороне улицы, и там была я на канале Си-эн-эн, выставленная на обозрение всего мира — и, что намного важнее, Жака — в переплетении с супермоделью. Только сейчас я впервые увидела отснятый видеоматериал и не смогла не вытаращить глаза, как зевака не может пропустить сцену ужасной автокатастрофы.

«Проклятый Си-эн-эн, — думала я. — Канал с треском провалился, после того как «скинули» Эльзу Кленш. Можно было рассчитывать, что она скорее станет превозносить какого-нибудь стеклодува, создающего украшения из старых бутылок где-то в крохотной деревушке под Вероной, вместо того чтобы нести эту низкопробную чушь. О, смотрите-ка, хорошо узнаваемые красные подошвы… Ладно, по крайней мере, никто не может обвинить меня в том, что я веду себя невнимательно в обувном отделе… Великий Боже, тут еще и демонстрация моего нижнего белья? Ха, зато смогу похвастаться мамочке, что я не просто ношу чистое белье, а ношу «Ла Перла»».

Когда я смогла, наконец, отвести глаза от свалки, то взглянула на Жака, который, обнаружив пару малиновок в зелени листвы, старательно их изучал.

— Кажется, я забыла упомянуть об этом? — сказала я глуповато.

Мое публичное унижение, как оказалось, сломало лед.

— Замечательный трюк. — Жак, ничуть не скрывая своего отношения к происходящему, всем своим видом показывал, что это нормально — шутить над нелепостью подобной ситуации. Я взглянула в его лицо, и единственное, что заметила, было тепло смеющихся морщинок.

— Да, хотя это не было специально запланировано, или все же было? Вряд ли меня можно назвать хорошей артисткой.

Я от всей души рассмеялась, впервые за весь день. Когда я потчевала Жака ужасной правдой — даже уточняя детали столкновения с дорожным знаком в виде Жирафы, — он выразил притворное негодование по поводу того, что я возложила вину на мои новые туфли и, возможно, на «Ле Бон Марше» (на телеэкране был ясно виден логотип магазина на пакете, который я держала в руках). И, поддразнивая меня, заявил, что меня следует удалить из Зала славы школы в Иствью, потому что мое соседство со звездой профессионального баскетбола, имеющей пять внебрачных детей, было отныне неуместно.

Кто знал, что у Жака есть чувство юмора? Для меня все эти годы он был просто идеалом — наподобие выдуманного чахоточного поэта, которого я страстно мечтала повстречать. Я была изрядно глупым подростком, это ясно и без слов. (Объяснить это могу лишь действием гормонов.) Чем дольше я разговаривала с Жаком, тем больше понимала, до чего это здорово — быть рядом с кем-то, кто полностью изолирован от моей «модной» жизни. И неожиданно для самой себя успокоилась, нервозность исчезла. Не совсем, потому, что градус сексуального влечения между нами находился на уровне абсолютного нуля. Но довольно говорить об этой скандальной истории, которую я собиралась рассказать Джиллиан. Подруга наверняка будет разочарована.

Запасшись свежеиспеченным хлебом у Полин и бутылкой вина и парой стаканчиков за углом, мы продолжили наш путь по улицам левого берега. Когда Жак закончил изучать витрину обувного магазина на углу рю ду Фур («Провожу исследование», — ехидно усмехнулся он), я посмотрела на него внимательнее. В Техасе он носил волосы в стиле небрежно спадающей шевелюры Хью Гранта, еще до того, как сей стиль вошел в моду. Теперь прическа стала короче и аккуратнее, а легкая седина лишь украшала джентльмена, продающего обувь в «Ле Бон Марше». Не было и намека на брюшко мужчины средних лет, дальнозоркого прищура. Элегантный покрой костюма и до блеска начищенные туфли — как будто мой кавалер сошел со страниц каталога «Бергдорф». Он снял свой пиджак и закатал рукава. Я обратила внимание на круглогодичный техасский загар и белую полоску на безымянном пальце левой руки — след от кольца. Я пыталась вспомнить, что он сказал насчет того, как давно развелся с женой.

Каким-то образом ноги привели нас не к музею, а к собору Сен-Сюльпис (вид которого вызывает во мне желудочные колики — так как напоминает о полицейских сапожищах, наступающих на мои драгоценные туфли от Джимми Чу во время того прерванного шоу Армани!). Мы сидели на ступенях фонтана, рядом, почти касаясь друг друга, и вели негромкую беседу о шансах на продолжение моей карьеры. Я держала в руках хлеб, пока Жак открывал бутылку шардоннэ штопором швейцарского армейского ножа.

— Я не знал, что ты хочешь стать писательницей, когда вырастешь, — заметил он.

— Я сама не знала, — ответила я, принимая пластиковый стакан, в который он налил вино. — Боже, моего редактора хватил бы инфаркт, если бы он увидел, как мы тут вино распиваем.

Я подумала о Родди и его жалком четырехчасовом ленче в Лондоне. Назвать его ценителем вин было бы большим преувеличением. Правильнее было бы назвать его обычным выпивохой.

Жак продолжал мучить меня расспросами.

— Ты изучала журналистику? Как ты попала в мир моды?

— Ну, я училась в школе журналистики, но я не знала наверняка, буду ли этим заниматься. В колледже вообще не знала, кем хотела бы стать, но мне казалось, что писать в школьную газету, играть на сцене или в фильмах не так уж плохо. Оказалось, у меня это хорошо получалось. И доставляло удовольствие… И еще я знала…

— Так ты встречалась с Гальяно? Маккуином? Готье?

Я озадаченно улыбнулась. Он выглядел таким нетерпеливым.

— Я и представить не могла, что ты настолько разбираешься в моде.

— О, это всегда было моим настоящим увлечением, — признался Жак со вздохом.

— Правда?

Мне не очень верилось. Конечно, я знаю, что мужчины умеют ценить красивые вещи, но их вкусы никогда не производили на меня впечатления и не казались соответствующими модным тенденциям.

— Когда я окончил школу, а потом колледж в Хьюстоне, мне было восемнадцать, — объяснил он, — и я последовал за своим другом в Даллас в надежде стать либо художником-модельером, либо дизайнером интерьеров.

«Дизайнер интерьеров? Художник-модельер? Так самонадеянно начинать в Париже?» Я пришла в смятение.

— Видишь ли, — продолжал Жак, ничего не подозревая, — тогда это оказалось нереально. Все кончилось тем, что я рано женился, чего желали и мои родители… Остепенился. Преподавание французского в школе позволяло мне оплачивать счета и путешествовать во время летних каникул…

— О да, твои знаменитые путешествия. Какие захватывающие были рассказы! Я все помню. Знаешь, когда я впервые попала в Париж, то разыскала каждую площадь и каждый мост, о которых ты нам говорил.

Он засмеялся:

— Рад, что произвел на вас такое сильное впечатление, юная леди.

Мне было непросто совместить свои воспоминания о мсье Жаке с реальным мужчиной, сидевшим рядом. «Мог бы он стать?..» — Я отогнала прочь другую мысль.