— Итак… этот парень. Он был на показе в «Живанши» и слегка поцапался с какой-то юной репортершей, и они толкнули эту известную дизайнершу, и…

— Да-да, это я уже все видела по телевидению и на сайте. Ты сама просила, и, конечно же, я просмотрела это видео сегодня утром. Только хочу спросить: этот твой мужчина — он действительно такой привлекательный?

Я засмеялась:

— Разве он не восхитителен?

— Отвратительно. Ты визжишь от восторга.

— Эй!

— Извини, извини, — Джиллиан хихикнула, — продолжай.

— Хорошо, поскольку этот новый скандал устранил меня из заголовков новостей, я подумала, что смогу без опаски показаться на людях. А моя подруга Лола организовала вчерашний показ в стиле гуэрилла в очень самобытном ночном клубе на Пигаль для нового перуанско-швейцарского дизайнера, который по-настоящему революционен… О Боже, ты бы посмотрела на его изумительные платья! Я хочу по одному каждого цвета… и я еще не сказала тебе, что в показе участвовала супермодель Рената?


— Знаешь, до сих пор не могу привыкнуть к этой твоей жизни. Вот все, что я пока скажу.

Я засмеялась:

— Забавно, не так ли?

Снова пустила воду и добавила еще немного соли. Потом бросила быстрый взгляд на свои пальцы, чтобы проверить, не слишком ли они покраснели.

— Как бы там ни было, это совсем другая история. Ты хочешь непристойностей…

— Еще бы, ты меня знаешь. Я здесь для дешевых острых ощущений.

Я рассказала подруге о пристававших ко мне папарацци, об их требованиях, чтобы мы позировали вместе, и о том, как Ник и я начали разговаривать, и о показе, и о таинственном дыме, превратившим наши мозги в кисель, и как мы очнулись в такси, мчавшем нас к моему отелю.

— Минутку, — перебила меня Джиллиан, — хочешь сказать, что там была какая-то таинственная субстанция, некий аэрозольный вариант «экстази», распыленный в зале, что заставило тебя запрыгнуть в машину с незнакомцем? Или все дело в платьях, которые тебя настолько возбудили?

— Бред, сама понимаю. Может быть, все, вместе взятое… Или возможно, это из-за Ника… Я сказала тебе, что его зовут Ник?

— Нет еще. И ты не сказала, что случилось в твоем отеле!

— Верно… ладно… — Я подыскивала слова. — Ну, мы… мы разговаривали.

— Александра Симонс, я не могу поверить, что после всего того, что мы вместе пережили, ты собираешься отделаться от меня подобным образом. Я глубоко обижена!

— Джиллиан! Я говорю правду. Ничего не было. Ты же знаешь меня — никаких действий на первом свидании.

— И ты можешь назвать это свиданием? Не похоже — не было ни приглашения, ни согласия на вышеупомянутое приглашение.

— Верно.

— А после знакомства в ночном клубе я бы определила это как установление отношений, — продолжала она, явно любуясь своим слогом. — Но это подразумевало бы некоторое аномальное поведение, а ты у нас в таких вещах не замечена.

— И?.. — не выдержала я.

— То, с чем мы здесь имеем дело, — случай, не поддающийся классификации, — подвела черту Джиллиан. — Исключение из правил.

— Не надо правил, пожалуйста, — попросила я. — И никаких игр до тех пор, пока тебя не зачислят претенденткой на олимпийские соревнования по флирту. Мы просто болтали… ни о чем и обо всем. До семи тридцати утра. Это было… удивительно. Он удивительный. — Я вздохнула. — Помнишь, давно, в колледже, когда ты встречалась с кем-то из класса или с кем-то еще, ты просто проводила ночь, беседуя обо всем? И это была самая возбуждающая вещь в колледже.

— Говори за себя, — ответила Джиллиан, смеясь. — Меня скорее возбуждали наши двухъярусные кровати. Шучу. Я понимаю, о чем ты говоришь.

— И больше ты ничего подобного никогда не встретишь. Как взрослый человек — больше никогда. Думаю, ни у кого на такие вещи просто нет времени.

— Во всяком случае, у тех из нас, чья работа не требует выставлять себя в ночных клубах…

— Продолжай, Джиллиан, — сказала я нежно. — Но я по-прежнему буду утверждать, что это совсем не так очаровательно, как кажется.

— А мне нравится говорить своей маме и вообще всем на работе, что это именно так. Тебе не понять торжества сознания сопричастности!

Я вылезла из ванны с морщинками на пальцах рук и ног, завернулась в банный халат. И следила за тем, как из ванны уходит потоком пенистая струя уже остывшей воды.

— Мы действительно очень подходим друг другу, — сказала я еле слышно. — И разве я не достаточно ясно объяснила тебе, насколько он сексуален?

— Да-да, — живо ответила Джиллиан. — Так… Вы обменялись телефонами или чем-нибудь в этом роде? Ты должна напомнить мне, что вы, одинокие детки, собираетесь делать в ближайшие дни.

— Гм-м… я не совсем уверена. Он сказал «увидимся». Скорее декларативно. Не вопрос и не «могу ли я…», а утверждение «я увижу тебя снова». Ужасно самонадеянный, правда? Или я неправильно истолковала его слова? Или он просто был последователен? Ты же знаешь, я могу агонизировать над этим в течение нескольких дней…

— Господь свидетель, я не разбираюсь в том, что подразумевают мужчины. Я даже до сих пор в половине случаев не понимаю, о чем говорит Джон!

— Ты имеешь в виду ту половину случаев, когда сама слушаешь его? — пошутила я.

Джиллиан и ее муж имели привычку не дослушивать — а чаще вообще не слушать — друг друга.

По мнению Джиллиан, поэтому они никогда не ссорились. Это было настолько же приятно, насколько и неудобно. Я опустилась перед несессером и начала приводить в порядок волосы.

— Так что мне теперь делать? Мяч на его стороне поля. Он знает, где меня найти. Я знаю только его имя. Ник здесь в командировке, поэтому вряд ли оно есть в телефонной книге. Думаю, могла бы поискать телефон его компании. Но даже если я раздобуду номер телефона, стану ли звонить? Сегодня точно не буду, а завтра… — Я прервала свой монолог, вспомнив, что Джиллиан все еще на линии. — Как долго минимально нужно выждать, дня два?

— Мне кажется, ты говорила — никаких правил, — отозвалась подруга.

— Есть правила и правила, — возразила я. — Знаешь, что я имею в виду. Нужно соблюдать некоторое подобие приличий.

— Боже, как я рада, что больше не одинока.

— Ну, спасибо, Джиллиан!

— Да, но я также совершенно не представляю, что я надену, и скажу, и сделаю, чтобы соблазнить бедного мальчика в следующий раз, когда увижу его…

— Думаешь, я знаю? — засмеялась я.

— Ха, конечно, ты знаешь, — ответила Джиллиан. — Ведь ты профессиональный журналист, поэтому, я уверена, обязательно найдешь твоего парня. Я видела в кино, как репортеры это делают! А когда разыщешь — слова-то ты уж точно подберешь. Ты всегда знаешь, что сказать.

— Спасибо за доверие, — улыбнулась я. — Значит, ты думаешь, что я тут же ухвачусь за него, когда найду?

— Точно. И я хочу услышать по-настоящему непристойные подробности в следующий раз!

Мы добрых полчаса болтали по телефону с Джиллиан, поэтому к тому моменту, когда я высушила феном волосы и облачилась в свою одежду для четверга — брюки серовато-бежевого цвета с плиссированными вставками внизу, кажется из весенней коллекции Стеллы Маккартни, и черный пиджак крутого покроя, плотно облегающий, времен ее работы в «Хлое», — у меня почти не оставалось времени, чтобы наложить тон и скрыть темные круги под усталыми глазами, припудрить лицо «Т-Леклер» и намазаться темно-вишневой помадой от Шанель. Я уже начала сердиться на себя из-за постоянных опозданий. Можно подумать, что, проработав в этой сфере определенное время, я привыкла к тому факту, что модное опоздание не является опозданием вообще. Но мне по-прежнему не нравилось спешить.

Снова день, снова такси. Я обнаружила, что прокручиваю в голове каждое слово Ника и каждое его движение — что скрасило поездку до Лувра, где мы условились встретиться с Лолой. Такси свернуло с рю де Риволи на маленькую улицу, которая вела мимо внутреннего дворика музея с его современной стеклянной пирамидой, плюхнувшейся прямо в центр архитектуры Ренессанса наподобие некоего опасного чудовища в наряде от минималиста Хусейна Чалаяна[29]. Водитель любезно высадил меня там, где посыпанную галькой землю сменяло подобие пешеходной дорожки. Должно быть, обратил внимание на мои трехдюймовые «Маноло» (настоящего стиля «Кэролайн» из кремовой замши).

Я зашагала в направлении пирамиды, а затем свернула налево к кафе Марли, расположенное в одном из крыльев музея, в непосредственной близости от величайших произведений мирового искусства. И как будто сам открывающийся вид был недостаточно хорош, места на длинной террасе снаружи были превосходной ареной для наблюдения за людьми, своего рода галерей высшего общества. Я часто думала, как много завсегдатаев сочли бы обычный завтрак там культурным мероприятием.

Поднялась по ступенькам, ведущим на террасу, и огляделась, высматривая Долу. Ее не было видно. Но за столиком в правом углу я услышала какую-то нестройную разноголосицу. О чем они? Ожидая увидеть членов какого-нибудь вымирающего клана, собравшихся для обсуждения проблемы круассанов, я еще раз осмотрелась. Там оказалась не кто иная, как Лора Ривингтон, самое последнее пополнение в полку замечательно блондинистых и замечательно пластичных каталожных моделей, при этом занимавшая пост репортера раздела моды в «Лос-Анджелес ньюс». Сначала я подумала, что она общается с официантом, но тот уже спустился с террасы. И я смогла заметить его накрашенные глазки, когда парень проходил мимо меня. На самом деле Лора была поглощена беседой с многообещающим британским стилистом, которого я, кажется, встречала на последнем лондонском показе. Неужели они разговаривают друг с другом по-французски? «Je comprens», — сказала она, только она произнесла это как «Jay comprends». Я со своей стороны совсем не comprends необходимость употребления ломаного французского между двумя людьми, превосходно говорящими по-английски.