Джули Дэм - Сломя голову

Боже! Где же эти туфли? Господи, нет, только не это! Куда запропастились туфли от Маноло?

В Париже неделя высокой моды. Сегодня вторник — значит, показу «Шанель». А если «Шанель», то нужны мои новые черные туфли от Маноло — потрясающие туфли без задника, на каблуках-рюмочках двух с половиной дюймов, которые я должна надеть с угольно-серой расклешенной твидовой юбкой, приобретенной на распродаже моделей, «Шанель» в прошлом сезоне, роскошным черным «вареным» шерстяным жакетом от Коко и изящными бусами крупной огранки, которые когда-то стянула из маминого шкафчика. Правильнее было бы говорить о моих ежедневных гардеробных мучениях на прошлой неделе как о работе в электронной таблице «Эксель», такой же упорядоченной, расписанной по графику: юбка от Шанель, верный черный жакет. Черный лифчик «Ла Перла» с легким наполнителем. Подходящий ремень. Таитянское жемчужное ожерелье. Кольцо «Мабе». Черная сумка «момбаса» дома моды YSL. (Аналогичная коричневая предназначалась для четверга.) Туфли от Маноло. Еще во вторник утром они попались мне на глаза в куче содержимого трех чемоданов, разбросанного сейчас вокруг.

Что за напасть! Куда же они подевались? Это полностью перечеркивало все мое недельное расписание. Я, конечно, могла бы «перепрыгнуть» через форму одежды, предназначенную для среды, но тогда получится, что, одетая в модель от Ив Сен-Лорана, буду беседовать с самим мсье Лораном, а этого как раз не стоило делать, так же как присутствовать в одежде от Тома Форда на показе моделей «Шанель». Не забыта история между Сен-Лораном и Карлом Лагерфельдом. Я не идиотка. Я хорошо знала, что делать: забыть об экипировке для четверга. Бог и Анна Винтур знали лучше, что надевать Стелле Маккартни на шоу «кайзера моды» Карла. Нет, это должна быть «Шанель» — или полное фиаско. А без этих туфель от Маноло я была крайне, совершенно и абсолютно выбита из колеи.

Не стоило беспокоиться ни из-за пропущенной встречи в шоу-руме Джона Гальяно, ни по поводу потери своего шофера во время гонки редакторов гламурных журналов, толпами мчавшихся в своих черных городских машинах от «Селин» к «Луи Вюиттону». Не страшно даже случайно забыть под сиденьем свою сумочку «гуди», что я и сделала на последнем показе коллекции дома Фенди в Милане. Или, не дай Бог, сидеть в третьем ряду в «Прада». Это все проблемы решаемые. Но забыть туфли (я ужаснулась — они могли быть украдены каким-нибудь грузчиком — ценителем туфель из «Евростар»!) и внести путаницу в свой идеально составленный недельный гардероб я просто не могла.

Показ мод в доме Шанель был назначен на одиннадцать часов, однако со всеми этими воздушными поцелуями и праздной болтовней с теми, кто следовал по пятам и с кем уже расцеловались, он точно не начался бы раньше полудня. Удивительно, как мне прежде не приходилось обращать внимания на часы, висящие на самом заметном месте в проходе демонстрационного зала? Если бы я нашла в себе силы и достаточно решительности, то, вероятно, смогла бы в ближайшие пятнадцать минут или что-то около того добраться до «Ле Бон Марше» в нескольких кварталах отсюда, на скорую руку подобрать новую пару остроносых черных туфель с ремешком на пятке и успеть к началу показа моделей в доме моды Коко Шанель на рю Камбон. После минуты и сорока двух секунд колебаний — мой личный рекорд наименьшего времени на принятие решения — я отправилась в путь на цыпочках, осторожно лавируя на «минном поле», в которое превратился пол моего гостиничного номера, стараясь не наступать на тысячедолларовые ценности от Прада, Марни, Диора и Маккуина, разбросанные тут и там.

А куда же я положила туфли для среды? Я отложила их на завтра и в подавленном состоянии от сознания того, что трехдюймовые каблуки слишком высоки для моей теперешней экипировки, бросила последний взгляд в огромное зеркало, занимавшее всю стену в абсурдно большой ванной комнате. На меня смотрела вполне оперившаяся модница с головы до пяток. Неплохо для девчонки из Техаса с копной волос и синими тенями на веках, какой я была в совсем недавнем прошлом. Я усмехнулась, отложила аккуратную «вторничную» сумочку и вышла из номера.

Еще раз оценила свой внешний вид, взглянув в украшенное завитками зеркало в вестибюле, оставшееся от прежней роскоши отеля «Сен-Клер». С момента первого приезда в Париж сразу после окончания колледжа, когда на свое жалованье заместителя редактора я могла себе позволить только убогий угол в Латинском квартале с кроватью и завтраком (что причисляло меня к богеме, как я тогда считала), я любила останавливаться на левом берегу. Это было не всегда удобно с точки зрения показов, но с другой стороны — большинство авангардных дизайнеров считали важным, чтобы место проведения показа мод не было особенно удобным ни для кого. Предоставьте гранд-отели на правом берегу туристам! Я выбрала маленькую, мощенную булыжником улицу, на которой прятались скрытые от глаз массового покупателя жемчужины бутиков. Кстати, бутик великой «Прады» оказался сразу за углом.

Войдя в двери «Ле Бон Марше», я наконец, смогла вздохнуть с облегчением. Вид прелестных маленьких безделушек, призывающий купить их, — маленькие сумочки цвета искрящейся губной помады от Джудит Лейбер бок о бок с изящными бусинами сережек из черного янтаря, которые определенно подходили к моему четверговому ансамблю — являлись воплощением моды, здесь я чувствовала себя как рыба в воде. Наверняка Мари-Клод, моя любимая продавщица (в основном по причине того, что снисходительно относилась к моему скромному французскому), сможет найти что-нибудь подходящее вместо моих исчезнувших туфель. И, конечно же, убеждала я себя, редактор простит мне расходы.

С видом знатока я совершила обходной маневр вокруг сумок и чемоданов от Луи Вюиттона — багаж японских туристов выгрузили из автобуса на пол первого этажа, — перехитрила норовящих обрызгать покупателей продавцов духов и демонстрирующих свое искусство мастеров макияжа и помчалась вверх по лестнице к самому любимому отделу магазина — самому любимому в любом магазине. Без преувеличения. Как-то раз, несколько лет назад, я умудрилась поспорить, что совершу поездку во Вьетнам и напишу статью о тканях и текстильных изделиях, изготавливаемых племенем, живущим на северных холмах, которые вдохновили Донну Каран на создание недавней коллекции и которые я так удачно приобрела у каких-то уличных сапожников в пятой по счету деревне. (Дэниел Дэй-Льюис[1], умри от зависти!) Журналистская интуиция помогла в погоне за одной, именно этой вещью.

Я была не виновата — слабость к модельной обуви я унаследовала от матери, которая купила первую пару туфелек «Мэри Джейнс»[2], когда мне было два года, и вернулась в магазин в тот же день, чтобы купить еще одну пару для себя — свадебную. А также от своего отца, который имел обыкновение покупать себе сразу по три пары одинаковых ботинок. Я была обречена с самого начала. О, будьте вы прокляты, бесчисленные воплощения и вариации самых удивительных выдумок, мозоли и плоскостопие! Изысканные мюли и устойчивые ботильоны. Сексуальные шпильки и практичные спортивные броги[3]. Маноло их делает, я покупаю. Как замечательно устроен мир!

Так я думала, оглядывая третий этаж в поисках короткой строгой черной стрижки и безукоризненной осанки знакомой продавщицы. Мари-Клод исчезла. Точно так же, как мои несчастные туфли. Расстроенная, я представила себе, как ценитель дамской обуви, чемоданный вор, втискивает свои громадные вонючие ступни в мои прелестные туфельки и гордо вышагивает вокруг вокзала Ватерлоо. Я содрогнулась.

В углу, где обычно располагалась Мари-Клод, я заметила стоящего ко мне спиной темноволосого мужчину в костюме в тонкую полоску, сшитом в мастерских на Севил-роу, и в мягких кожаных итальянских мокасинах ручной работы. Я подняла голову. Продавец в итальянских туфлях ручной работы не мог быть совсем плох.

— Excusez-moi, monsier — произнесла я с нервной усмешкой.

Он обернулся, я заметила седину в темных волосах на висках и мелкие морщинки в уголках васильковых глаз, когда он улыбнулся мне. Что-то очень знакомое…

— Oui, mademoiselle? — ответил он. Наши глаза встретились на несколько секунд, и он замолчал, заметив мой удивленный взгляд.

— Мистер Биллингс? Мистер Джек Биллингс? Средняя школа Иствью? Французский — шестым уроком? Девяносто первый год? Что, ради всего святого, вы тут делаете?

Он уставился на меня, а затем от души рассмеялся.

— Святые угодники! — Мистер Биллингс, он же «мсье Жак» для своих учеников, заговорил, по-техасски растягивая слова: — Вот это да! Моя лучшая ученица, Александра Симонс!

Я поежилась. Возможно, я и была хорошей ученицей, но, попав в Париж, очень быстро поняла, что все популярные французские песенки, которые мы пели на уроках в школе, не помогут, если надо спросить парижанина, как пройти к торговому центру «Эрме». Но пусть мсье Жак думает, что хочет.

— О, вы все такой же шутник, — сказала я, притворяясь скромницей.

— Просто радуюсь, глядя на тебя, — возразил он, окидывая меня взглядом с головы до ног. — Какая великолепная юбка! «Шанель»?

— Да, — ответила я, покраснев до кончиков ногтей. Это была часть его обаяния. Он всегда замечал новую стрижку у своей ученицы или новые красивые туфли. Я торопливо добавила: — Вообще-то я не поддерживаю контактов ни с кем из дома. И я не знала, что вы все, наконец, перебрались в Париж.

Внутрь закралось сомнение. Неужели я только что сказала «вы все»?

— Видишь ли, мы с женой развелись в прошлом году, — пояснил он. — Я решил начать все сначала. А поскольку всегда мечтал жить здесь, то решил: черт возьми, я сделаю это!

Мсье Жак был самым популярным учителем в Иствью. И в его классе всегда хватало потерявших голову девиц — это напомнило мне сцену из фильма «В поисках потерянного ковчега», когда школьница из класса Харрисона Форда написала на своих веках: «Я люблю тебя». Только в отличие от грубого и неряшливого Индианы Джонса мсье Жак был настолько мягок и учтив, насколько это возможно в провинциальном Далласе, штат Техас. От него никогда не несло «Олд Спайсом», как от других учителей, и, конечно, он никогда не надел бы полиэстровые брюки с клапанами на карманах, столь любимые нашим учителем физики. Нет, мсье Жак был космополитом. Он носил дорогие, сделанные на заказ туфли, в которых бесшумно скользил по коридорам. И костюмы были сшиты на заказ — мы заметили это прежде, чем узнали, что значит вещь, сшитая на заказ. Он курил «Голуаз» на переменах, стоя позади спортзала. И, Боже мой, он говорил по-французски! Как он мог возникнуть в вечном болоте, таком как Хьюстон? Его единственным недостатком в наших юных глазах была его красивая с темными миндалевидными глазами жена-художница, которая заезжала за мужем после уроков на «мустанге» — кабриолете цвета темно-красного вина. Его галстук развевался, и его волосы трепетали на ветру, когда парочка уносилась в сторону заката или в какой-нибудь прокуренный салон, где собирались художники и философы, о которых мы лишь могли читать во французских романах (переведенных, конечно).