Я смеюсь.

– Похоже, она будет жить вечно.

– Возможно. По-моему, ей уже 80.

– Все эти $$$ меня только расстраивают. Думаю, если бы у Ройалов не было столько денег, они были бы куда счастливее.

– Детка, нельзя быть счастливым и бедным.

Я задумываюсь. Когда мама была жива, я была счастлива. Да, у нас были трудности, и порой они казались непреодолимыми, но в нашей жизни было много места для смеха. Я никогда не сомневалась в том, что мама любит меня всей душой. Вот такой неподдельной любви мне сейчас недостает. Мамина чистая, нежная и крепкая любовь согревала меня по ночам и не давала умереть от голода днем.

– Но никто не гарантирует тебе счастья только потому, что ты богат.

– Исследования показали, что счастье можно купить за деньги.

– Все! Я сдаюсь. Давай купим себе немного счастья на мои $.

– Мы недавно хорошо отоварились. Я не против снова походить по магазинам, если хочешь. Но только не сегодня. Сегодня мне придется терпеть эти муки. И тетушка уже сердито поглядывает на меня. Мне пора.

Я бросаю телефон на кровать и смотрю в потолок. Наверное, деньги и впрямь могут сделать жизнь лучше, но лишь до определенной степени. Может, я зашла не с той стороны? Возможно, я смогу вернуть Ройалам счастье, откупившись от Брук? Она хочет обеспечить себе будущее с помощью банковского счета Ройалов, так? А что если я заставлю ее уехать, отдав ей мое наследство? Каллум его не хочет. Я тоже могу прекрасно обойтись без него. Думаю… хм, думаю, это неплохая идея. Если бы еще было с кем ее обсудить.

Я стучу пальцами по покрывалу. А ведь есть кое-кто, кто знает Брук лучше меня и кто живет в этом доме.

Р-р-р. Я придумываю причину, чтобы поговорить с Ридом? Может быть. Оттолкнув эту мысль, я встаю с кровати и отправляюсь на поиски.

Найти его оказывается не так-то просто. Ройалы разбрелись кто куда. Себ и Сойер, скорее всего, поехали к Лорен. Дверь в комнату Истона закрыта, и там так грохочет музыка, что он не слышит моего стука. А может, он решил всех игнорировать. Пройдя дальше по коридору, я заглядываю в комнату Рида. Дверь открыта, но его самого нет.

Я бреду по огромному дому, пока не слышу доносящиеся из спортзала звуки. Ритмичное буханье ведет меня вниз по лестнице, в цоколь. Дверь чуть-чуть приоткрыта, и мне видно Рида, который бьет кулаками по большому мешку. По его лицу стекает пот, торс блестит.

Уф, какой же он сексуальный!

Я приказываю гормонам успокоиться и толкаю дверь. Он сразу поворачивается в мою сторону.

– Привет, – тихо говорю я.

Он ловит грушу и отступает назад, вытирая лицо обмотанной пластырем рукой. У него красные глаза, и у меня мелькает мысль, что поблескивающие капли на его лице – это не только пот.

– Что случилось? – спрашивает Рид, и его голос срывается.

Сделав вид, что у него пересохло в горле, он наклоняется и берет бутылку воды.

– Близнецы уехали. Истон закрылся в своей комнате.

Рид кивает.

– Близнецы поехали к Лорен. А Истон… – Он замолкает, подбирая нужные слова. – Истон…

Рид замолкает и качает головой.

– Что не так? – требовательно спрашиваю я. – С ним все в порядке?

– Скажем так, ему лучше, чем было пару часов назад.

– А ты… ты в порядке?

Повисает пауза. Потом он медленно качает головой.

Несмотря на предупреждающие звоночки в голове, я подхожу ближе. Плохо. Моя защита рушится. Я чувствую, как поддаюсь ему. Он по-прежнему влечет меня своими поцелуями, рождающими зависимость, соблазняет меня своей силой и своей ранимостью, которую больше не пытается скрыть от меня.

– Что произошло? – спрашиваю я.

Рид сглатывает.

– Я… – Он откашливается. – Я попытался рассказать ему.

– Кому и что?

– Папе. Пошел прямо к нему в кабинет с твердой решимостью рассказать о том, что я сделал.

– Что ты сделал? – по-дурацки повторяю я за ним.

– Брук, – выплевывает он. – Я собирался рассказать ему про Брук. Но струсил. Стоял перед дверью и не мог заставить себя постучать. Я все представлял и представлял себе его отвращение, разочарование… и сдрейфил. Развернулся и пошел сюда, и вот колочу по груше, притворяясь, что я не трус и не эгоистичный козел.

В горле встает ком.

– Рид.

– Что? – бормочет он. – Ты знаешь, что это правда. Ты поэтому меня ненавидишь? Потому что я эгоистичный козел?

– Я… не ненавижу тебя, – шепчу я.

В его глазах что-то вспыхивает. Удивление? А может быть, надежда? Но что бы это ни было, оно быстро исчезает, сменившись грустью.

– Ты сказала, что никогда не простишь меня, – напоминает он.

– За что? – на моих губах появляется горькая улыбка. – За то, что у тебя был секс до меня? За то, что ты пытался предупредить меня?

Он в нерешительности кусает губы.

– За все. За то, что не рассказал тебе про Брук. За то, что не был рядом, когда ты нуждалась во мне. За то, что воспользовался случаем в ту ночь, когда Дэниел накачал тебя наркотиками…

– Той ночью я понимала, что делала, – перебиваю я его. – Если бы я сказала «нет», ты бы не прикоснулся ко мне. Я сама этого хотела, поэтому, пожалуйста, не порти все, искажая ситуацию, которая произошла.

Рид кидает бутылку в сторону и подходит ближе.

– Ну и хорошо. Я-то не жалею о той ночи. Мне за многое нужно извиниться, но я никогда не врал тебе. Та ночь была самой чудесной в моей жизни. – Он касается ладонью моей щеки. – И каждый следующий день был еще лучше, потому что я ждал с нетерпением, когда смогу снова обнять тебя, как тогда.

Я понимаю, что он имеет в виду. После той ночи мы оба отбросили свои щиты, и все стало таким… прекрасным. У меня еще никогда не было настоящего бойфренда, и я наслаждалась каждой секундой, которую проводила с Ридом: целуясь с ним, разговаривая, засыпая рядом – все было таким новым, таким волшебным.

– Я скучаю по маме, – сдавленным голосом говорит Рид. – Я даже не осознавал, как сильно скучаю по ней, пока не появилась ты. Мне кажется, ты стала моим зеркалом. Я смотрел на тебя, на то, какая ты сильная, и понимал, что во мне нет и грамма твоей мужественности.

– Неправда. Ты недооцениваешь себя.

– Может, ты меня переоцениваешь?

Я невольно смеюсь.

– По-моему, это слишком далеко от истины.

Он печально улыбается в ответ.

– Да уж, тут ты права.

Но он снова становится серьезным.

– Я хочу рассказать тебе о маме. Ты не против?

Я медленно киваю. Не знаю, что происходит сейчас между нами, но, что бы это ни было, оно кажется… правильным. В этом парне всегда было что-то правильное, даже когда он совершал ошибки… даже когда я поклялась, что никогда снова не попадусь на его крючок.

– Погоди, я приму душ.

Рид опускает руку.

– Никуда не уходи, – шепчет он, отходя. – Обещаешь?

– Обещаю.

Он исчезает в прилегающей к спортзалу ванной комнате. У меня или Вэл душ занял бы как минимум минут двадцать, но Рид управляется буквально за две минуты. Он выходит еще мокрый, в обмотанном вокруг талии полотенце, а вторым вытирает свои короткие волосы.

Вода извилистыми дорожками стекает по его груди, по рельефным мышцам живота и впитывается в махровую ткань. Полотенце закреплено вроде бы достаточно надежно, но я уверена, что, если разок потянуть, оно сразу поддастся.

– Твоя комната или моя?

Я быстро поднимаю голову. Рид ухмыляется, но не говорит ни слова. Умный мальчик.

– Моя, – отвечаю я.

Он протягивает мне руку.

– Веди.

Глава 24

Как только мы поднимаемся на второй этаж, Рид убегает в свою комнату переодеться, а я тем временем достаю из мини-холодильника две банки с газировкой и жду его. Когда Рид возвращается, я протягиваю ему колу, и он садится на кровать рядом со мной, развернувшись так, чтобы смотреть мне в лицо.

– Ты знаешь, что мой отец изменял моей маме, верно?

Я медлю с ответом. Каллум утверждал, что, женившись на Марии, он и пальцем не коснулся другой женщины, но его сыновья почему-то не хотят в это верить.

Рид замечает отразившиеся на моем лице сомнения.

– Это правда. Он изменял ей с другими, когда они ездили повсюду с дядей Стивом, который, кстати, принялся изменять Дине с первого дня.

Я сглатываю вставший в горле ком. Мне неприятно слышать подобные вещи о своем отце, что странно, потому что я даже не знала его.

– Дине было наплевать. Она вышла за дядю Стива только из-за денег, все это знали. У нее у самой всегда были любовники. Но мама была не такой. Она переживала.

– А у нее были доказательства того, что Каллум ей изменял? – осторожно спрашиваю я.

– Он вечно был в разъездах, всегда со Стивом, а этот чувак точно не держал свой член на привязи.

Я морщусь.

– Но это же ничего не доказывает, Рид. Это всего лишь подозрение. Почему ты так уверен, что он виноват?

– Потому что он виноват.

Рид непреклонен. Я бы еще с ним поспорила, но он не дает мне такой возможности.

– У мамы началась депрессия, и она принимала уйму таблеток.

– Я слышала, что в ее рецептах что-то напутали. Доктор сел в тюрьму или типа того, да?

– Никто ничего не путал, – с горечью отвечает Рид. – Ей прописали препараты от депрессии и от бессонницы, и со временем она стала увеличивать дозы.

– А еще она много пила… – Его голос дрожит. – Становилось все хуже и хуже, папы не было дома, и нам пришлось заботиться о ней.

– Нет ничего ужаснее, чем чувствовать себя беспомощным, – шепчу я, вспоминая, как мне самой пришлось заботиться о маме, когда она заболела.

В его глазах загорается осознание, что я как никто другой понимаю его чувства: каково это – видеть, как любимый человек сгорает от болезни, и знать, что ты ничего не можешь сделать.

– Да. Самое ужасное в мире ощущение.