Лорен Лэйн «Сломленные» (Искупление #1), 2018

Переводчик: Шиповник

Вычитка: Наташа Костешева

Обложка: Врединка Тм

Перевод группы: http://vk.com/fashionable_library

Любое копирование и распространение ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Аннотация.

Когда Оливия Миддлтон отказывается от гламурной Парк Авеню в пользу прибрежного города в штате Мэн, все принимают её за добродетельницу, каковой она всегда и была. Но у Оливии есть секрет: помощь пострадавшему ветерану войны, вернувшемуся в общество, — не благотворительность, а покаяние. Только клиент Оливии — не благодарный пожилой мужчина, как она ожидает. Им оказывается двадцатичетырёхлетний мрачный молодой человек, который не имеет никакого намерения стать шансом на спасение Оливии... 

И он тот, чей тлеющий взгляд и запретные прикосновения могут её погубить.

Полу Лэнгдону не нужно зеркало, чтобы увидеть, что он уже не тот квотербек-сорвиголова, которым был до войны. Он знает, что уродлив — как внутри, так и снаружи. Он сделает всё, чтобы остаться в добровольном изгнании, даже примет ультиматум отца: ему придётся терпеть нового опекуна, который будет ухаживать за ним три месяца, иначе он потеряет своё наследство. Но Пол не рассчитывал на красавицу-опекуна двадцати двух лет, которая заставляет его желать то, чего он никогда не сможет иметь. И чем больше она прорывает его оборону, тем сложнее ему становится держать дистанцию. 

Теперь Пол и Оливия должны решить: смогут ли они помочь друг другу исцелиться? Или они сломлены навсегда?

Оглавление

Лорен Лэйн

Любое копирование и распространение ЗАПРЕЩЕНО!

Аннотация.

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвёртая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвёртая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать девятая

Глава тридцатая

Глава тридцать первая

Глава тридцать вторая

Глава тридцать третья

Глава тридцать четвёртая

Глава тридцать пятая

Глава тридцать шестая

Глава первая

Оливия

Только на Манхэттене родители могут устроить вечеринку в честь того, что их дочка бросила колледж. И только жители верхнего Ист-Сайда так умело выпендриваются.

Говоря по справедливости, приглашённые не признают бросающих учёбу. Глупее поступка быть не может. Ну, в смысле, это же Нью-Йорк. У людей стандарты. Во всяком случае, пока другие смотрят.

И вот так двенадцатидолларовые приглашения закрутили целую катастрофу «проводов Оливии Элизабет Миддлтон». Действительно, проводов.

Место назначения? Бар-Харбор, Мэн.

Причина? Благотворительные начинания.

Кхм. Не совсем. Ну, они хотя бы выбрали подходящий город, пусть это немного и смахивает на шутку. Это не совсем Руанда или Гаити, или любое другое место, куда Оливия Элизабет Миддлтон изначально собиралась отправиться с намерением сохранить мир. Но, когда твои родители знают кого-то, кто знает того, кто знает всех, ты лучше отправишься к тому, кто нуждается в помощи поближе к дому. Например, в Бар-Харбор, штат Мэн.

В чём творить-добро мотивация? Абсолютная ерунда. Кому как не мне это знать.

Смотрите, Я, Оливия Элизабет Миддлтон: бросила НЙУ, скоро стану президентом Middle-of-Nowhere.

И позвольте Вам сказать, что мои причины не имеют ничего общего с благотворительностью. Я не хорошая. Даже близко нет. И, конечно, я не заслуживаю долбанной вечеринки за то, что сделала.

Но я Миддлтон. Как раз вечеринками мы и занимаемся. И сейчас я считаю себя чертовски везучей, ведь мне удалось уговорить свою мать, ледяное воплощение Мать Терезы.

Вот только жаль, что это было шуткой.

Итак, вот она я, одетая в новенькое коктейльное платье от Версачи, пытаюсь заставить поверить всех в то, что меня укусил филантропский жук, как раз в выпускном году университета.

И как же угнетает что, кажется, все готовы это проглотить. Хорошая работа, Лив! Так гордимся тобой, Оливия. Прекрасная от и до.

Ужас.

Видимо, только моя лучшая подруга не купилась на это:

— Ты же не серьёзно, Лив. В смысле, где ты будешь осветлять свои волосы в Мэне?

Какая-то часть глубоко внутри меня хотела накричать на старую подругу, упрашивая её перестать быть такой поверхностной. Но другая часть, — та, с которой я знакома ближе, — умирала от желания схватить её за плечи и устроить «О-Боже-мой-я-знаю!» встряску. Потому что, честно говоря, я провела много времени в мыслях о том, как, находясь в Мэне, препятствовать возвращению своим волосам их естественного грязного цвета, говоря «прощай» светло-медовому.

У меня и у Беллы Каллинэйн был один и тот же парикмахер с тех пор, как наши матери решили, что мы уже достаточно взрослые, чтобы узнать о мелировании. Нам было по тринадцать. Но неразлучными мы стали задолго до этого. Она была милой брюнеткой в контраст мне, классной блондинке, все двенадцать лет обучения в частной школе. Белла учила меня подкрутке моей юбки-пледа ровно настолько, чтобы быть привлекающей, но не вызывающей, в то время как я обеспечивала ей алиби, когда Тодд Айкин на выпускном вечере уговорил её позабыть о лавандовом платье от кутюр. Даже когда Белла уехала в Фордхэм, а я в Нью-Йоркский университет, мы договорились, что будем видеться хотя бы пару раз в месяц. И до сих пор так и делали.

А когда пару месяцев назад я обрушила на неё прочь-в-Мэн бомбу, она ответила мне, что будет моим другом, несмотря ни на что (несмотря ни на что, конечно, будет довольно значительным фактом, учитывая, что я не окончу свой последний год, выкинув в трубу три года отработки диплома).

Но в глубине души мы обе знаем, что всё изменилось. Телефонные звонки нее сравнятся с винными ночами по средам. И даже когда мы снова увидимся, у нас не останется ничего общего. Белла будет по колено в учёбе на юрфаке, выбирая между самыми лучшими юридическими школами, пока я, военный врач, буду мотаться туда-сюда на физиотерапии и уговаривать поесть раздельный гороховый суп, или что бы то ни было, раздражительных пожилых людей.

— Я вернусь домой на День Благодарения, — отвечаю я на ужас Беллы, вызванный кризисом моих волос. — Тогда и запишусь.

Моя лучшая подруга кривит глянцевые губы и делает глоток шампанского Теттенже (прим.: «Taittinger») — крошечный, ведь в шампанском есть углеводы, а Белла живёт в страхе, что её фигура «песочные часы» обретёт шероховатости до того, как она успеет пройти в подвенечном платье второго размера.

— Значит, три с лишним месяца, — заключает она, оглядев мои волосы. — Твои концы смогут это пережить, если не будешь пользоваться утюжком, а корни… уф.

— Может, я смогу носить сумку на голове, — отвечаю я, делая глоток своего шампанского. Больший, чем позволила себе Белла, ведь я, в отличие от моей соблазнительной подруги, более стройного (поясняю: с плоской грудью) типа, и если генетика моих родителей проявится, моя фигура жерди, скорее всего, переживет мои зубы.

Способность законно пить на частых социальных сборах моих родителей является в значительной степени единственной хорошей новостью, когда становишься старше. Подозреваю, это одна из причин разрешения распития с двадцати одного года. Будто какой-то мудрый человек знал, что алкоголь станет де-е-ействиительно полезным на этом этапе вашей жизни. Мне почти двадцать два, и видит Бог, раз или два выпивка меня выручала. Особенно в прошлом году.

— Ты ни за что не догадаешься, кто осмелился показаться, — бормочет мне на ухо моя подруга Андреа. — И он привел её.

Белла и Андреа одаривают меня осторожными наивными взглядами, которыми обмениваются все, как только мы с Итаном Прайсом оказываемся в одной комнате, и прежде чем понять это, я оказываюсь в окружении своих других четырёх подруг, все как одна на дизайнерских высоких каблуках, в вечерних платьях оттенков драгоценных камней.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать, какой девушкой так взбудоражена Андреа, что не обращает внимания ни на кого другого. У новой подружки Итана ярко-выраженный стиль, который вежливое общество назвало бы «своеобразным», основное же множество снобов — «странным». А в моём окружении нет ничего хуже странности.

— Что она, чёрт возьми, надела? — ехидно спрашивает Сара.

Не секрет, что мои друзья попадают под категорию снобов, хотя Белла исключение из неё, большую часть времени. Сара хуже остальных, и вот уже не в первый раз я задаюсь вопросом, почему позволяю ей до сих пор притворяться, что мы друзья.

Зная, что они будут продолжать крутиться вокруг меня, как стая гламурных сторожевых псов, пока я имею дело с вновь прибывшими, я украдкой бросаю взгляд через плечо в ту сторону, где стоят Итан и Стефани, разговаривающие с общим другом семьи.

Моё сердце отбивает чечётку при виде Итана. В серых слаксах, идеально-подобранной рубашке и галстуке от Барбэри он выглядит как всегда великолепно и ухоженно. Со своими тёмно-русыми волосами и широкими плечами, он больше подходит для Голливуда, чем для делового мира Манхэттена, но, к счастью, у него есть мозги и очарование, с помощью которых он справляется с трудностями среди Манхэттенских акул.