Но самое главное, как правильно заметила Джеанна, — нужно хорошо подумать, что говорят о человеке такие поступки. Быть может, он и не пытается вскружить ей голову подарками, а старается развеять ее понятные страхи?

У Алины затеплилась надежда, и она побежала на кухню помочь Мэри. Там ей удалось навести разговор на Францию и Гиень. Она узнала, что сам Хьюго раз в год ездит в Бордо и что у него есть доля в трех судах, регулярно приходящих в этот порт.

Гиень мало-помалу переставала казаться далеким, неизведанным и чужим краем.

И все же, когда днем все собрались за столом, Алина не могла заставить себя взглянуть на Рауля, тем паче — улыбнуться ему. Она знала, что почти уже разбита наголову, побеждена, но не торопилась сдаваться, ибо у нее еще оставались некоторые сомнения. И потом, ей хотелось посмотреть, как поведет себя он.

А он взял и уехал.

Утром следующего дня Рауль де Журэ уехал, не сказав куда и на сколько едет.

Алину охватило неодолимое желание бежать на улицу искать его, но что толку? В конюшне уже не было его лошадей, и он взял с собою двоих своих людей. Может статься, он решил не жениться на женщине, которая не согласна безоглядно верить ему, и уплыл к себе во Францию.

Но нет, он оставил на Корсер-стрит почти весь багаж. Значит, он еще вернется?..

Хотя у Алины дрожали губы, она твердила себе, что, если он уехал, тем лучше, значит, она была права. Значит, не так уж сильно он любил ее и на постоянство не способен. Легче от подобных мыслей не стало, но, как бы ни было, она решила больше не прятаться.

Если вернется, пусть не воображает, что без него она чахла и страдала.

Понаблюдав, с какой яростью Алина вонзает иголку в ткань, подшивая ровными стежками подол рубахи, Джеанна шепнула Галерану:

— Куда он уехал?

У Галерана на коленях, уцепившись за два пальца, лежала Доната.

— Не знаю.

— Он вернется?

— Не сказал.

— Если не вернется, кому-то придется найти и убить его.

— Этим придется заняться тебе, любовь моя. Я жажду мира и покоя.

Два дня спустя Алина, мужественно старавшаяся вести себя как обычно, шла через двор к коптильне за рыбой для Мэри. Вдруг чьи-то сильные руки схватили ее и потащили в темный амбар.

Тесно прижатая спиною к твердому, как камень, телу, она безошибочно узнала, кто это, поняла чутьем прежде, чем дошла умом, и ее тело тут же охватил жар.

Но если этот негодяй полагает, что ее можно вот так легко взять на испуг…

Перед глазами Алины замаячило что-то очень странное.

Мигом позже, приглядевшись, она поняла, что это виноградная гроздь, которую Рауль держит в руке. Никогда прежде она не видела настоящего винограда, но в доме Хьюго вырезанные на притолоке грозди украшали вход, и он сам охотно рассказывал ей о диковинных плодах.

— Увы, не из Гиени, — шепнул Рауль, — но даже в этой полночной стране кое-где на юге есть виноградники.

— Похоже на крыжовник.

— Боюсь, и на вкус тоже как крыжовник, — усмехнулся он. — Чтобы дозреть, им нужно еще несколько недель, но и тогда они ни в какое сравнение не пойдут с виноградом из Гиени. — И ухитрился, не выпуская Алину, поцеловать ее в уголок рта. — Потому что в Гиени ягоды округлые, сладкие и сочные, как ты.

Алина знала, что так поступать не следует, но все же чуть повернула голову, чтобы Раулю легче было дотянуться до ee губ. От радости ей хотелось плакать.

Он не уехал.

Он не снял кольцо осады, пока у нее не появилось случая сдаться. Уже давно, много дней она готова была сдаться, но если он хотел поухаживать за ней еще немного, не имела ничего против.

— Спасибо тебе за цветок, — пробормотала она, касаясь губами его губ.

— Так что же, это кухонная любовь? Чтобы отблагодарить?

Алина хотела было возразить против слова «любовь», но передумала. Пусть. Ведь это правда.

— Я пытаюсь увидеть то, что за подарком.

И повернула голову еще немного, так что теперь ее губы были почти совсем доступны его губам.

Он не заставил себя ждать и поцеловал ее — легко, но открытыми губами.

— И что же ты видишь, моя Химена?

От того, как он назвал ее, у Алины заколотилось сердце.

— Человека, который, верно, и впрямь сильно меня любит. Только не знаю, почему.

Его брови взметнулись вверх.

— Ты считаешь себя недостойной любви?

— Нет, не считаю.

— Тогда почему сомневаешься?

— Я боюсь, что угаснет то, что влечет меня к тебе… Но я уже буду в Гиени, покинутая и одинокая.

Помолчав, Алина собралась с духом и поведала Раулю о своих страхах.

Он немного отстранился и ласково посмотрел на нее.

— Алина, Алина! Зачем мучить себя такими мыслями? Разве ты, твоя суть, твоя душа могут когда-нибудь перемениться? Ведь за это я тебя и полюбил.

Алина не нашлась что ответить, ибо не могла всецело поверить ему. Ах, разумеется, она верила, что он не лжет, но не лгал ли он самому себе?

Он отпустил ее, отдал ей виноградную гроздь и из кармашка на поясе достал закрытый пробкой небольшой флакон.

— Вода, — пояснил он. — В Англии нет гор, в которых весь год лежит зимний снег, но я нашел место, где в меловых холмах бьют холодные, чистые ключи. — Он вытащил пробку и сделал глоток. — Почти такая же. Попробуй, Алина. Она чиста, как моя любовь к тебе.

Он поднес флакон к ее губам и наклонил, так что тонкая холодная струйка обожгла ей язык.

— Хорошая вода, — сказала Алина, облизнув капли с губ. Значит, он объехал всю южную Англию, чтобы найти для нее подарки? Как Сид, совершавший подвиги, чтобы завоевать сердце Химены.

— И еще, — продолжал он, глядя ей в глаза. — Если на раздумья тебе нужен год, этот год я буду верен тебе. Хотя это подорвет мое здоровье на всю жизнь.

Алина закусила губу, чтобы не хихикнуть, ибо знала, что это означает капитуляцию.

— Итак, — сказал Рауль, но его глаза говорили, что он все уже понял. — Чего еще желаешь ты, о, моя прекрасная? Шкуру белого медведя? Сахарных кристаллов с Востока? Рубинов из Азии?..

Алина отщипнула от грозди одну ягодку, положила ее в рот, разжевала и с отвращением выплюнула.

— Они хуже крыжовника!

— Алина…

— Да, да, они просто незрелые, ты ведь предупреждал, Придет время, и они станут сладкими. Рауль, я тоже была незрелой. Всего несколько дней тому назад я все еще была зеленой и кислой. Но теперь с каждым днем делаюсь спелее и слаще…

— Алина, — воскликнул он и потянулся к ней.

Но она предостерегающе подняла руку.

— Ты спросил, чего я хочу.

— Да?

Как сразу он насторожился. И встревожился. Алине захотелось плакать, ведь Рауль де Журэ не тревожился никогда и ни о чем. Но то были бы слезы счастья.

— Я хочу, чтобы часть дохода с моего приданого здесь, в Англии, была предоставлена мне в полное и безраздельное пользование, а поверенным стал некто Ингельрам, английский виноторговец из Бордо.

Рауль удивленно поднял брови, но только кивнул.

— Согласен. Что еще?

— Чтобы со мной поехали две девушки из Брома или из Хейвуда, если они согласятся.

— Разумеется. Ты вольна сама выбирать себе служанок. Что еще?

— Ну, — протянула Алина, — если ты и впрямь хочешь разыскать для меня сахарные кристаллы с Востока…

Он обнял ее, и в глазах молнией сверкнула радость.

— Ты и так сладкая.

И после долгого неуверенного молчания робко спросил:

— Значит, да?

Алина кивнула, чувствуя, как подступили к глазам слезы.

Он снова отстранил ее от себя, будто никак не мог наглядеться, и она увидела на его лице такое счастье, что заплакала.

— Прекрасно обдуманная капитуляция, моя маленькая крепость, — улыбнулся Рауль, утирая слезы с ее щек. — Господи боже, да ты просто создана для моей семьи. Я не говорил, как ты похожа на мою мать?

На этот раз его поцелуй был долгим. Алина понимала разумом, что скоро они поженятся и будут лежать, обнявшись, нагие, но желание взыграло в ней, как родник, вдруг пробивший себе дорогу из-под скалы.

После нежных ласк ей пришлось сообщить, что Галеран настаивает на поездке домой, чтобы получить у Губерта отцовское благословение.

— Опять на север? — застонал Рауль, но продолжал улыбаться и прижимал Алину к себе так крепко, будто не собирался отпускать. — Я там погибну.

— Может быть, мне разыскать для тебя шкуру белого медведя? — Она провела рукой по его груди. Если б можно было коснуться его кожи…

— Лучше прижмись ко мне ночью… или нет. Это может оказаться смертельным.

— Смертельным? — Пальцы Алины скользнули выше, к шее, где была хотя бы полоска открытой кожи. — От короткого воздержания никто еще не умирал.

Рауль поймал ее руку, поцеловал кончики пальцев.

— Чертовка. Но кое-кто из нас знает, что теряет.

— Ты хочешь сказать, кое-кто из нас более искушен в воздержании, — парировала Алина, с усмешкой вырывая у него руку, и, прежде чем он успел вернуть утраченное, вытащила его из амбара. Ей не терпелось побежать к Галерану и Джеанне и поделиться новостью с ними.

Рауль не очень сопротивлялся, только пробормотал:

— Опять бросаешь мне вызов со стен, зеленый новичок?

Помня эти слова, Алина не особенно удивилась, когда ночью Рауль появился у нее в спальне.

Она спала в одной постели с Джеанной, а Уинифрид — на полу, на подстилке у детской люльки. Рауль тронул Алину за плечо, тихо окликнул по имени, а когда она проснулась, поманил за собою. Снедаемая любопытством и нарастающим возбуждением, она ухватилась за его руку и встала.

Стоя на полу босиком, в одной рубашке, она беззвучно спросила одними губами:

— Что, по-твоему, ты сейчас делаешь?

— Принимаю твой вызов. — И он повел ее к двери, Алина знала, что не должна идти, но, как всегда, не смогла противиться соблазну. Она опасливо оглянулась на Джеанну, у которой был замечательно чуткий сон, и та как будто бы улыбнулась.

И тут соглядатаи и стража!