— Эдрик твой муж?

— Да, господин. — И она обменялась сердитым взглядом с жилистым седовласым стариком.

Галеран велел тому подойти.

— Эдрик, у тебя есть еще дети?

— Нет, господин. Моя жена ни разу не понесла от меня.

— Еще бы, — пробормотала Агнес.

— Молчи, женщина, — резко осадил ее Галеран, и Агнес затихла и только торопливо клала в рот ягоду за ягодой. Ребенок заворочался и повернул к ней личико. Женщина опустила низкий вырез туники и дала ему грудь. Kpoxoтный черноголовый младенец тут же принялся жадно сосать.

Галеран перехватил грустный взгляд мужа Агнес. Тот смотрел на чмокающего малыша.

— Здоровый парнишка. Он мог бы стать тебе опорой в старости…

Старик опять нахмурился.

— Господин, я не стану растить в моем доме чужое отродье. Надо мною будет смеяться вся деревня.

— Если б ты не поднял шума, — заметил Галеран, — никто и не узнал бы, что ребенок не твой.

Да, так было бы лучше всего.

— Но она рассказала мне об этом при всех, лорд Галеран! О том, что у нее будет ребенок. Я не знал, что мне делать.

Галеран повернулся к жене.

— Агнес, зачем ты так поступила? — Агнес не ответила. — Говори, не то я прикажу высечь тебя.

Она обиженно взглянула на него и пробормотала:

— Я не верила, что он признает свою немощь, господин.

— Так-так. И тогда ты решила, что стыд заставит его молчать и ты сможешь сохранить и мужа, и любовника.

Круглые щеки Агнес предательски вспыхнули.

Дело принимало забавный оборот, но Галерану стало немного жаль молодую женщину, связанную на всю жизнь со старым и бессильным мужем.

— Эдрик, зачем ты взял молодую, горячую жену, если не собирался любить ее?

— Я собирался, господин, — возразил Эдрик под громкий смех собравшихся. — Я думал, молодая жена согреет мне кровь.

Галеран обратился к Агнес.

— А ты почему пошла за Эдрика? Тебя заставили?

Женшина замялась, а из толпы выступил невысокий здоровяк.

— Никто ее не заставлял, лорд Галеран. Я ее отец и говорю вам: за Эдрика она пошла только по своей воле.

Галеран жестом велел ему отойти.

— Ну же, Агнес?

Агнес насупилась, и губы ее задрожали. Сейчас Галеран увидел, что, несмотря на полноту, она совсем девочка — даже моложе Алины.

— Он богатый человек, господин. А про его беду я ничего не знала. А он сам хоть бы словечко сказал.

— Верно. Ты слышала, что говорит священник? Если ты пожалуешься на бессилие мужа, этого достаточно, чтобы ваш брак был расторгнут. Тогда ты сможешь выйти за отца твоего ребенка.

Она смотрела прямо в глаза Галерану.

— Нет, господин. Этого я не хочу!

— Но почему?

Агнес обвела взглядом толпу, чуть задержавшись на цветущего вида черноволосом молодом парне, которого, как видно, забавляло происходящее.

— Он мне не мил, — прошептала она, наконец.

— Так зачем же ты легла с ним?

— Он захотел меня, а мне нужен был мужчина.

У Галерана мелькнула мысль, что столь же просто можно было объяснить поступок Джеанны… Нет, все же нет. У Джеанны самообладания не меньше, чем у него самого, а может, и больше.

— Ну, — спросил он женщину, — и что же собираешься делать в следующий раз, когда захочешь мужчину?

Она фыркнула.

— Не знаю, господин. Я постараюсь быть честной женою, но мне правда не хватает мужской ласки.

Галеран подумал, как было бы славно устроить в Англии гаремы на манер арабских, но чтобы жена была одна, а мужей у нее много. Тогда у Агнес был бы муж, который кормил бы ее и растил ее детей, и любовник, который ублажал бы ее плоть и наделял ее этими детьми. Иначе трудно рассудить их всех.

— Пожалуй, я дам твоему мужу пару полезных советов, — сказал он вслух. Муж и жена воззрились на него с робкой надеждой, но потом опять сердито нахмурились.

— Что ж, Эдрик, — обратился Галеран к старику. — Ты заслуживаешь наказания за то, что так глупо женился. Ты примешь ее назад с ребенком?

— Если и приму, то сначала поколочу хорошенько. У мужчины должна быть гордость!

Агнес потихоньку показала мужу язык, и Галерану захотелось пнуть ее ногою под столом, чтобы вела себя прилично. Он чувствовал себя не господином, вершащим суд, а нянькой, пытающейся утихомирить двух неразумных детей.

— Это ваше дело, — ответил он.

— Нет, господин, нет, — возразил Эдрик, — она ведь сильней меня и бегает быстрее. Мне ее не поймать!

Галерану пришлось очень крепко сжать губы, чтобы не рассмеяться вместе со всеми.

— Ну что, Агнес? Ты обещаешь стоять смирно, пока он не отколотит тебя?

Он думал, Агнес откажется, но она задумалась, закусив пухлую губу.

— А он побьет меня только один раз?

— Я помогу ему только сейчас.

Она посмотрела на мужа.

— А ты не станешь вечно ругать меня? Не станешь вымещать злобу на ребенке?

— Нет, — ворчливо ответил Эдрик. — Я забуду. И на ребенке ничего вымещать не стану. Это правда, надо иметь крепкого, здорового сына в старости. Но только не стоило, Агнес, говорить то, что ты сказала, перед всей деревней. Ты не дала мне времени подумать.

Она вздохнула.

— Да, ты прав. Я заслужила колотушки. — Поднявшись, она сунула малыша в руки Галерану и опустилась на колени прямо в грязь. — Ну, давай, Эдрик. Начинай. Другого раза не будет.

— Ладно! — ответил Эдрик, и его глаза заблестели. — Эй, кто-нибудь, принесите мне палку!

Старик принялся засучивать рукава. Какая-то женщина, усмехаясь, подошла к Галерану, чтобы освободить его от ноши, но он только помотал головой. Ему хотелось подержать на руках эту черноголовую кроху.

На происходящее смотреть было неприятно, ибо это слишком напоминало его собственный случай. Все улыбались, как на празднике; все были счастливы, что правосудие свершилось и больше не нужно думать, как поступить Эдрику с неверной женой.

Тем временем обманутому мужу принесли гибкий свежий прут, и он первый раз вытянул блудную супругу по спине под одобрительный смех и возгласы толпы. От Галерана не укрылось, что черноволосый дружок Агнес веселился вместе с остальными. Он постарался запомнить его. Случись этому вертопраху нарушить закон, он будет наказан крепче, чем кто-либо другой.

Агнес вряд ли было очень больно, хоть и голосила она от души. Ее спину прикрывали по крайней мере три рубахи, прут был гибкий, рука у старика Эдрика слабая, и причинить ей большого вреда он никак не мог.

Все это делалось напоказ, дабы потешить уязвленное самолюбие Эдрика и успокоить односельчан. Как-никак, зло должно быть наказано.

Галеран посмотрел на виновника всей этой суматохи. Мальчик открыл огромные карие глаза, и его ротик задвигался в поисках груди.

— Мама скоро вернется, — уверил его Галеран. Вопли Агнес становились все громче; теперь она не шутя просила пощады.

Но вот все стихло, кроме смеха и одобрительных восклицаний. Женщины обступили Агнес и с великими предосторожностями, точно избитой до полусмерти, помогли ей подняться на ноги.

Эдрик, раскрасневшийся от натуги, пружинящей походкой подошел к Галерану.

— Вы хотели дать мне совет, господин? — с надеждой спросил он.

Галеран научил его, как приласкать жену и доставить ей удовольствие, несмотря на бессилие; рассказал и о тех штуках, о которых сам услышал в Святой Земле, но пока не успел испробовать. Пришла Агнес, чтобы забрать ребенка; он и ее научил некоторым приемам, которые могли помочь ее мужу преодолеть немощь. Все, что он говорил, было oткровением для этих людей, а значит, могло принести какую-то пользу.

Или, быть может, когда жена, удовлетворяя любовную жажду, понесет вторично, Эдрик притворится, будто ему помогли советы Галерана… Вполне возможно, так оно и будет: старик забрал у Агнес младенца и нес его гордо, точно родного сына.

И главное — после этой скромной мистерии в глазах соседей ребенок Агнес становился законным. Односельчане окружили маленькое семейство и всей толпой направились в харчевню, дабы отпраздновать отпущение греха. Галеран вежливо отказался присутствовать на торжестве, быстро переговорил со старостой, сел на коня и поехал своей дорогой.

Рауль поглядывал на друга с неподдельным интересом, но ему хватило ума хранить молчание.

8

Тревожные мысли не оставляли Галерана, но путешествие все же помогало свыкнуться с тем новым, что произошло в его жизни. Смерть сына нанесла тяжкую душевную рану, но рана эта уже начинала рубцеваться. Измена жены тоже была раной — воспаленной, гноящейся, и исцеление могло наступить лишь после того, как он решит, что делать. Мысль о Джеанне непрестанно грызла его и он знал, что эта мысль мучит не его одного, но всех вокруг.

Никто из мужчин не стал бы мириться с изменой, а тем паче — спокойно смотреть на чужое дитя в руках своей жены.

Итак, все ждали, чтобы изменницу сурово наказали. Галерана не очень волновало, что скажут люди; он убил бы любого, кто осмелится открыть рот. Но против Джеанны могло быть выдвинуто официальное обвинение, ведь неверность каралась законом, а он не мог убить ни короля, ни Церковь.

Единственный способ предотвратить вмешательство властей — самому принять крутые меры. Но и это ему не под силу. Он не мог заточить Джеанну в монастырь на вечное покаяние, не мог отнять у нее ребенка. Даже просто отколотить жену для всеобщего успокоения и то не мог. Это стало ясно после одного-единственного удара.

По пути в Хейвуд Галеран все думал о том, что открылось ему. Лоуик верно рассчитал: Церковь и король не станут вмешиваться в сугубо семейное дело, пока не увидят в нем явной для себя выгоды. Но, увы, у Церкви и короля есть множество причин, по которым им будет выгодно заняться делами Галерана.

Или, точнее сказать, делами его семьи.

Растревоженный этими мыслями, Галеран решил по дороге домой заехать в Бром, к отцу.

Бром и Хейвуд, в отличие от остальных окрестных замков, были окружены не деревянным частоколом, а высокими каменными стенами. Только Хейвуд был построен на природной скале, тогда как Бром возвышался на искусственной насыпи у реки, лучше всякого рва защищавшей его стены. Рядом с Бромом находился хороший брод через реку; оттого замок и был заложен именно в этом месте.