Опасения Лоуика за жизнь Джеанны и Донаты вовсе не были беспочвенны. Мужчины безжалостны к неверным женам и незаконным детям; сознание этого витало над Хейвудом всю долгую, бессонную ночь. И Алина горячо молилась Марии Магдалине, покровительнице падших женщин.

Потом наступил долгожданный рассвет и закончилась мучительная неизвестность, хотя никто еще не знал, чего ждать от нового дня. Внешне спокойная, Джеанна отдала последние распоряжения стражникам, убедилась, что ее слова поняты верно; затем привела себя в порядок и отправилась в зал.

Когда Алина поняла, что Джеанна хочет встретить мужа с незаконным младенцем на руках, она все же решилась поспорить.

— Послушай, Джеанна, Доната ни в чем не виновата. Не подвергай ее такой опасности. Дай я возьму ее.

— Нет, — прошелестела Джеанна, и Алине стало ясно, что та еле держится на ногах от страха, а значит, вряд ли мыслит ясно.

— Джеанна, будь благоразумна. Нельзя ожидать, чтобы мужчина в такой момент владел собою. Она попыталась взять у кузины ребенка, но та не дала. — Я не хочу ее прятать…

— Ты и не прячешь ее, не в том дело. Дай девочку мне! Но Галеран уже стоял в дверях, и его силуэт зловеще-темным пятном выделялся на фоне рассвета. Охнув, Алина отошла в сторону, уговаривая себя, что бояться, в сущности, нечего, что Галеран всегда был разумен и добросердечен по сравнению с другими мужчинами,

Лишь по сравнению… У Алины было пять братьев, и она отлично знала, чего стоит мужское благоразумие.

Да и был ли человек на пороге тем Галераном, которого она помнила? Оборванный, исхудавший, грязный, заросший бородой, с новыми шрамами на лице…

Алина сомневалась, пока собаки не кинулись радостно ему навстречу. Он нагнулся, потрепал их по головам, затем выпрямился и пошел к Джеанне, застывшей посреди зала с ребенком на руках. Алина боязливо затаила дыхание.

Перед нею был не тот Галеран, которого она знала.

Ho, в общем, все могло быть намного хуже.

А вчера он и Джеанна мирно беседовали во время купания. А утром Джеанна долго пробыла с ним наедине в светлице; правда, вышла оттуда с каменным лицом…

Алина не могла не замечать сгустившегося в глазах Галерана мрака, не могла не ощущать исходящего от него жара еле сдерживаемого бешенства. И не могла забыть, как он ударил Джеанну.

Так что, быть может, Джеанна с облегчением смотрела сейчас ему вслед.

Но, подойдя ближе, Алина увидела то, чего вовсе не ожидала увидеть.

— Ты плачешь? — спросила она и сразу же об этом пожалела: Джеанна не любила, когда видели ее слезы. — Доната хочет есть.

Джеанна вытерла глаза.

— Прости. Я потеряла счет времени, — спокойно сказала она и стала спускаться со стены во двор.

Поспешая следом, Алина думала, что Джеанне следовало бы плакать прилюдно и как можно чаще. Слезы быстрее всего смягчают мужские сердца.

— Что теперь будет? — спросила она.

— Не знаю.

— А Галерана ты спрашивала?

— Нет.

— Почему?

Джеанна остановилась и в упор посмотрела на кузину.

— Потому что он, верно, и сам не знает.

— Ты бы хоть спросила. Вы ведь были вместе нынче утром.

— Мы почти не разговаривали.

— Но вы не выходили целую вечность! Ох!

— Уймись.

Сердце Алины захлестнула теплая волна.

— Так… значит, вы поладили?

Джеанна вздохнула.

— Нет, Алина. Увы, такое не исправить даже самыми жаркими объятиями.

— Но чем же тогда?..

— Не знаю. — И Джеанна пошла через двор к башне.

— Но не можешь же ты вовсе не думать об этом. Надобно быть начеку. Что собирается делать Раймонд?

Джеанна остановилась как вкопанная.

— Раймонд?

— Да, Раймонд. Помнишь его? — съязвила Алина. — Такой высокий, белокурый. Он не отступится от тебя, и сейчас, вероятно, пытается склонить на свою сторону короля.

— Да, пожалуй. — И Джеанна задумчиво нахмурила брови. — Но скажи, какая выгода королю поддерживать Лоуика против семьи Галерана? К тому же Галеран — крестоносец, вернувшийся из похода. В глазах людей он — почти святой.

— И что же, ты думаешь, Лоуик сдастся?

Джеанна побледнела.

— Думаю, он захочет помочь судьбе. — С этими словами она подобрала юбки и побежала вверх по лестнице в зал. Алина, громко топая, еле поспевала за ней.

— Что? — выдохнула она, когда Джеанна крикнула писца. Но миг спустя ей все стало ясно: Джеанна диктовала тревожное послание мужу, чтобы тот остерегся тайных убийц в лесу.

— Он попытается убить его? — ахнула Алина, когда писец выбежал, чтобы отдать пергамент гонцу.

— Почему бы нет? Почему бы нет? — нервно откликнулась Джеоняа, расхаживая по залу в вихре развевающихся юбок. — Галеран умрет, а Раймонд заявит о своих правах на меня. — Она остановилась, заломила руки. — Ах, если б я могла поскакать к нему вместо гонца!

— Ты хочешь защитить его? Поверь, Джеанна, он сам о себе позаботится, особенно после того, как ты его предупредила. И потом, с ним этот Рауль де Журэ; он тоже парень крепкий.

Джеанна немного успокоилась и даже рассмеялась.

— Верно. А мне пора прекратить бунтовать: и так мои капризы завели нас слишком далеко. Буду уповать на милосердие господне.

Алина обняла ее.

— Значит, не все еще потеряно. Пойдем, слышишь, Доната проголодалась.

И она пошла вместе с кузиной к вопящей от голода Донате и по пути горячо молилась о здоровье и благополучии Галерана.


Галеран был очень удивлен. Скупые слова послания Джеанны не дышали особой сердечностью, но все же могли значить лишь одно: Джеанна предпочла его Раймонду.

Если только ею не руководил страх оказаться осужденной за соучастие в убийстве.

Поморщившись от этой мысли, Галеран натянул капюшон кольчуги и поехал дальше, внимательно поглядывая по сторонам.

Ночевали они в монастыре — одном из тех, что процветали под защитой и покровительством Хейвуда. Пожалуй, половина всего монастырского добра была получена, когда Джеанна истово просила господа о сыне.

Воистину, щедра рука господа, но в свой срок Он требует воздаяния…

Не в этом ли причина его бед? Неужели при взятии Иерусалима он сам прогневил бога маловерием и унынием, и оттого Он взял дарованное обратно? Галерану непривычно было думать, что бог на него обиделся, но считать бога жестоким и несправедливым столь же непривычно.

Они с Раулем сидели в трапезной для гостей и наслаждались вкусным обедом.

— Ты замечательно деликатен, — обратился к другу Галеран. — Ни одного вопроса! Ни одного совета!

— Тебе нужен совет?

— Да.

— И ты последуешь ему?

Галеран усмехнулся, кусочком хлеба подбирая восхитительную подливку.

— Может, да, может, нет.

— Ну так, стало быть, я не подвергаю мою жизнь опасности… Прогони ее. Она ведьма.

— Ведьма?!

— Смейся, коли хочешь. Когда человек во власти чар, он сам этого не ведает. А вот в замке многие уверены, что она колдунья.

— Они считают ее странной потому, что она не всегда поступает так, как остальные женщины. Но колдовство тут ни при чем.

— Тогда как ей удалось утром завлечь тебя в постель? Галеран расхохотался.

— И это ты спрашиваешь? Да я был как жеребец в охоте, почуявший кобылу! И стоило ей тронуть меня…

Рауль подался вперед и назидательно поднял палец.

— Все потому, что она принудила тебя дать обет верности. А я всегда говорил: неправильно это.

— Я сам себя принудил — нет, не так: мне казалось правильным дать обет верности. Вспомни, что мы с Джеанной просили у бога. И потом, я никогда не желал и не имел другой женщины, кроме моей жены.

От изумления у Рауля вытянулось лицо.

— Вот. Именно! Она тебя околдовала.

— Друг мой, там, где ты видишь колдовство, я усматриваю всего лишь преданность. Если когда-нибудь женщина завоюет твою мятежную душу, ты поймешь меня. К тому же я узнал и полюбил Джеанну раньше, чем начал обращать внимание на женщин вообще. А она особенная женщина. — Рауль встрепенулся, и он жестом остановил его. — Но не ведьма. Она самая земная из всех женщин, которых я когда-либо видел… Кстати, перестань смущать Алину.

Брови Рауля поползли вверх.

— Этого цыпленка, кузину твоей жены? А что я ей сделал?

— Попросил, чтобы она тебя помыла.

— Что тут такого? — И Рауль понимающе посмотрел на Галерана. — Твою жену я помогать мне не просил. Даже напротив, предложил ей послать ко мне любую другую помощницу.

— Но это значило бы проявить неуважение к гостю.

— Никакой неловкости не возникло бы, окажись малышка кузина чуть сговорчивее. Что ей помешало?

Галеран разлил по кубкам остаток вина.

— Видишь ли, Алина всегда стеснялась мужчин, хотя и росла единственной сестрой среди пяти братьев. Уже несколько лет она живет в обители Святой Радегунды, готовясь принять монашеский обет, и приехала в Хейвуд скрасить одиночество Джеанны после моего отъезда.

— Если ей так противны мужчины, не пора ли обратно в монастырь?

Галеран неловко улыбнулся.

— По-моему, она осталась следить за мною. Алина — отважное создание, несмотря на свой малый рост. Но как только убедится, что я не сделаю зла Джеанне или младенцу, она, конечно, примет постриг.

Рауль неторопливо допил вино.

— Как жаль.

— Почему? Она образец монахини: умная, деловитая, не любит мужчин.

— В последнее мне поверить трудно, но, с другой cтороны, если монашки — Христовы невесты, то должны же среди них попадаться и хорошенькие, и веселые для удовольствия господа нашего.

Галеран чуть не поперхнулся глотком вина.

— Когда-нибудь с небес ударит молния и обратит тебя в пепел! Итак, — добавил он задумчиво, — ты находишь ее хорошенькой и веселой?

— Нет, нет! — замахал руками Рауль. — Думай лучше о своих делах. Мои слова вовсе не значат, что я собрался волочиться за нею.

— Но…

— Но как ты намерен поступить со своей женой? Не думаешь же, что достаточно сказать: «Ладно, ладно, давая все забудем»?