Нет, ей нужно выстоять самостоятельно. Она не может защитить его от болезненного прошлого. Эрин не может защитить его от тяжёлого будущего. Но она может защитить его, сейчас.

Эрин сама виновата. Эта мысль остаётся на первом плане всех её мыслей, с того момента, как она поняла, что Мелинда знает правду. Нет, раньше этого. Когда Мелинда подошла к нему, а он не был свободен, чтобы принять. Он уже был втянут в отношения с Эрин. Какое противное слово – "втянут". Как в бурный роман, который между ними и был. Секрет, запрещённые отношения. А теперь? У них нет ничего.

Девушка едет домой на автопилоте, где её соседка всё ещё не спит и смотрит повтор "Доктора Хауса". Кортни обнимает Эрин, пока она плачет и рассказывает, запинаясь, с прерывистыми вздохами, о том, что произошло.

Потеря Блейка… Боже, он для неё так важен. Он для неё всё. Но если его вычислят сейчас, остерегающегося и высмеянного после такого недавнего риска, он может больше никогда не попытаться. Он может никогда не восстановиться. И её собственная карьера, профессиональная и иная, балансирует в воздухе.

– Я поступила правильно? – шепчет Эрин.

Глаза Кортни наполнены сочувствием.

– Конечно. Есть причина, по которой запрещают такие отношения. Они просто… не срабатывают.

Ах, этот голос рациональности. Не совсем желанный в такое время. Она слышит ещё и рациональный голос Блейка. Его история о римском советнике, который сделал два пустых предупреждения карфагенянам, прежде чем показать истинные намерения. Он никогда не собирался оставлять их с миром. Всегда, всегда происходит война.

Девушка мрачно осознаёт, что римляне были такими легкомысленно-агрессивными потому что могли. У них была вся власть, как у Мелинды. Она провернула фальшивую уловку, будто заботится об Эрин, а затем назвала её проституткой. А Эрин сидела и принимала это. Это она ненавидит больше всего. Если её спускают на дно, по крайней мере, она может устроить битву.

Глава 7

Блейк сидит в темноте, положив ногу на ногу. Он потер оторванный кусочек блокнотного листа между указательным и большим пальцами. Ему не нужно видеть, чтобы знать, что там написано. "Я больше так не могу. Слишком рискованно".

"Мне жаль".

Поначалу мужчина просто смотрел на нацарапанные знакомым почерком слова. Но не мог осмыслить их. Блейк знает её, чёрт побери. Это не она. Так что это, чёрт возьми? Он собирается выяснить.

Тихий царапающий звук металла о металл раздаётся со стороны двери, когда поворачивается ключ. Серебряный лунный свет падает на замысловатый дубовый пол, затем исчезает снова. Стучат каблуки, сумки опускаются на пол. Зажигается с гулким щелчком лампа, открывая расположение в кресле Блейка.

Мелинда взвизгивает.

– Ох, Блейк. Господи боже. Что ты делаешь?

Он встаёт, засовывая записку в карман.

– Я подумал, что если мой ключ по-прежнему подходит, то и твой тоже подойдёт. Предполагаю, это цена за то, что мы не закончили всё должным образом с первого раза.

Её глаза сужаются от его резкого тона. Затем на лице женщины расцветает яркая улыбка.

– Ты здесь для компенсации? Не переживай, что я заставлю тебя умолять, дорогой. Я просто счастлива тебя видеть.

– Прекрати нести чепуху. Мы оба знаем, почему я здесь. После сегодняшнего.

Маска спадает. Мелинда закатывает глаза.

– Какую историю она тебе рассказала?

– Она ничего не рассказывала мне о тебе, но ты только что всё подтвердила. Что ты ей сказала? Ты угрожала, что будешь голосовать против её тезиса?

– Ну, что бы я ни сказала, очевидно, это сработало, да? Значит, она не особо за тебя переживает.

– Нет, давай разберёмся. Бьюсь об заклад, ты угрожала мне. И теперь я должен верить, что ты переживаешь.

Наконец она выглядит взволнованной.

– Блейк, я просто пытаюсь помочь. Она совсем не подходит тебе. Любой это увидит.

Он двигается на неё. Её глаза расширяются. Женщина пятится назад, пока не ударяется о стену, заставляя чёрно-белые фотографии в рамках вздрогнуть.

– Слушай меня очень внимательно. Я пытался просить вежливо. Я думал, этого будет достаточно. Так что позволь мне говорить так, как ты поймёшь. Оставь её в покое, иначе пожалеешь об этом.

Мелинда хмурится, но её нижняя губа дрожит.

– Что ты можешь мне сделать? Я выше тебя как профессор. Постоянный. А ты только временный.

– Думаю, декан будет очень заинтересован отказным письмом, которое волшебным образом исчезло из твоих записей. Что заставило их передумать всего через месяц? И не было ли щедро со стороны твоего отца оплатить новое крыло для здания социологии?

Даже в тусклом свете он видит, как женщина бледнеет. Часть злобы исчезает с её лица.

– Я не думала, что ты знаешь об этом.

– Да, ну, я могу сложить вместе два и два. Но я не хотел знать. Как ты сказала, мы оба были юны и глупы. У нас больше нет этого оправдания. Так что не смей говорить с ней об академической добросовестности. Не смей говорить с ней ни о чём.

Мелинда закрывает глаза.

– Блейк, нам может быть так хорошо вместе. Ты не видишь этого? Я буду рядом с тобой. Помнишь, как мы мечтали об этом? Я не боюсь быть женщиной, позади сильного мужчины. Таков был план.

– Планы меняются, Мэл. Люди меняются. Чего бы это ни стоило, я говорил тебе, что хочу разницы. А ты сказала…

– Я сказала, что сделаю эту разницу ещё больше.

– Это мы должны делать, ссориться из-за чёртового семестра? Мы не будем вместе, но можем снова найти тот дух. Желание делать то, что важно. Не притеснять девушку, у которой и так тяжёлые времена в жизни.

К её чести, Мелинда, кажется, раскаивается.

– Правда, я не знаю, где ты вообще её нашёл. Не могу представить, что она вращается в наших кругах.

– Оставь её в покое, Мэл. Я знаю, что ты в комитете. Ты можешь бросать ей вызов сколько угодно, но когда дело дойдёт до голосования, я ожидаю, что ты сделаешь то, что сделала бы для любого другого студента. И так как Риз Миллер хвасталась своим проектом любому преподавателю, который слушал, я не сомневаюсь в достоинствах её работы. Мы всё прояснили?

– Боже, боже. Тебя определённо заботит всё, во что вовлечена эта девчонка. Думаю, это больше, чем просто т…

– Мелинда.

– Ладно. Я оставлю её в покое. А ты сохранишь мой секрет.

Она наклоняется и копается в своём кожаном портфеле, доставая папку.

Блейк берёт её и открывает. Боже. Там Эрин, обнажённая. Его пульс подскакивает.

– Ты приходила в мой дом, – ровным тоном произносит он.

– Нет, абсолютно нет. Ты сказал мне не делать этого, – пауза. – Я наняла частного детектива. Ох, не смотри на меня так. Он не заходил на твою территорию. У него есть одна из этих модных штуковин с объективом для длинного расстояния.

Блейк закрывает глаза и делает глубокий вдох. Печально то, что он даже не удивлён. Просто зол. Они могли быть юны и глупы, возможно, по-прежнему такие, но Эрин на много световых лет впереди них. Взрослая и смелая. Он в ярости из-за того, что ей приходиться разбираться с этим в одиночку. Ему больно из-за того, что она не пришла к нему за помощью.

Мне жаль, – сказала она. Что же, чёрт побери, ему тоже жаль. Но он исправит это. Он исправит каждую возникающую мелкую деталь, пройдёт сквозь строй, если ей понадобится, пока она, наконец, не поверит в них.


***


Эрин как раз выходит из душа, когда звонит её телефон. Девушка быстро вытирается и хватает его, думая, что это Блейк, но нет, это не Блейк. Её желудок падает. Это её мама.

– Привет, мам.

– Что случилось? – тут же спрашивает она.

– С чего ты взяла, что что-то случилось?

– Ох, милая, я знала. Ты не часто звонила, а теперь говоришь так, будто нос заложен. Либо ты подхватила грипп, либо плакала.

Её улыбка отталкивает облака, в которых витала весь день.

– Ты слишком хорошо меня знаешь.

– Расскажи мне.

В любом случае, вероятно, пришло время сдаться. Двигаться уже некуда, ничего не получится от осторожности. Она вздыхает.

– Я совершила ошибку. Большую, – или несколько, в зависимости от того, как она всё разложит. – Я встречалась кое с кем. Он был военным, но ушёл. А затем получил предложение от университета и принял его, прежде чем мы узнали… прежде чем мы узнали, что он будет преподавать мой урок. Мой последний семестр. К этому времени уже было слишком поздно отступать.

– Ох, Эрин. Не могу поверить…

Она коротко смеётся, слишком хорошо понимая отсутствие слов.

– Да. Теперь, кажется, что нас могут вычислить. Почти. Так что я разорвала с ним все отношения.

Как тонко сказано о том, что она чувствует. Разорвала все отношения, будто они были веточкой на дереве. Вместо того, она чувствует себя разбитой. Расколотой на тысячу осколков. Её желудок крепко сжимается, голова кажется странной, будто наполненной ватой. Не всё это из-за того, что она оставила ту записку для Блейка. Часть из-за унижения после обвинения в проституции, когда она сидела в кабинете университета. Эрин чувствовала себя так низко, такой недостойной. Правда, такое она чувствует всегда, но вся её неуверенность выплыла на поверхность. Девушки крепко зажмуривает глаза. На самом деле, может быть, поэтому она так чертовски торопилась написать ту записку. Эрин чувствовала себя ужасно, отвратительно и не хотела рассказывать об этом Блейку. Не хотела видеть, как он защищает её, зная, что она, возможно, заслуживает порицания. Или хуже – не хотела видеть блеск согласия в его глазах.

– Конечно, ты поступила правильно, покончив с этим, – говорит её мама.

Эрин ничего не отвечает.