– Ну вот, теперь вы будете совершенно спокойны. Я понимаю, психологический комфорт прежде всего, дорогая моя Ариадна Казимировна. Я ее отослала.

Арина непонимающе уставилась на главврача, а та подмигнула ей круглым глазом и, игнорируя хозяйское место, доверительно уселась в кресло напротив.

– Вы хотите иметь детей?

– Муж очень хочет, – уклончиво ответила высокопоставленная пациентка и, немного помолчав, добавила: – И я тоже очень хочу.

– Ну что ж. Тем лучше. Потому что мне придется говорить с вами начистоту. Иначе у нас не получится.

У Арины екнуло сердце. Значит, с ней все-таки что-то не так.

– Вы абсолютно здоровы, моя дорогая, – сказала главврач. – Абсолютно!

– И что? – тупо спросила Арина после некоторого взаимного молчания.

Врач посылала ей какие-то странные взгляды, которые сбитая с толку пациентка никак не могла себе объяснить. В конце концов женщина в белом халате не выдержала:

– Вы можете иметь детей. Вполне.

– И что, мне… не нужно лечиться? – не поверила Липчанская.

– Дорогая моя, повторяю еще раз – вы абсолютно здоровы. Совершенно никаких отклонений. Имейте детей себе на здоровье.

– Так что, мне можно уезжать домой? – все еще ничего не понимая, спросила Арина.

– А вот домой вам уезжать рановато… если вы хотите иметь детей, – с нажимом проговорила врач, странно глядя на свою собеседницу, как будто с помощью телепатии пытаясь донести до той какую-то мысль.

Арине снова стало жарко – так жарко, что она завертела головой, ища что-нибудь, и, не увидев ничего подходящего, опять украдкой подула себе в вырез платья.

– У нас здесь созданы все условия, – между тем продолжила главврач. – Палаты, правда, не одноместные, но что поделаешь?.. С соседкой ведь можно договориться, верно? Я всегда стараюсь аналогичные случаи селить вместе…

– Это что, – внезапно спросила Арина напрямую, – вы намекаете, что… мой муж?..

– Голубушка, да я даже и не намекаю! – воскликнула собеседница. – Разумеется! С вами-то все в полном порядке!

– Так как же… – растерялась Липчанская.

– Найдите себе кого-нибудь, – прямо порекомендовала ей доктор. – Два месяца в вашем полном распоряжении. У нас тут все люди проверенные, здоровые, рядом госпиталь, военные лечат опорно-двигательный аппарат. Или по соседству в город можете поехать, в Евпаторию. Но лучше здесь, рядом. Чего мотаться туда-сюда? Я вам плохого не посоветую, голубушка. С одного раза, возможно, и не получится, так вы уж постарайтесь. А наше грязелечение вам, увы, ничем помочь не может…

Она вышла из кабинета главврача совершенно оглушенная, растерянная и побрела по тропинке. Значит, она может иметь детей… Выходит, все дело в Аристархе Сергеевиче. И эта врачиха ей сейчас нахально посоветовала найти себе кого-нибудь и оставшиеся два месяца… Господи, какое унижение! Уехать домой прямо сейчас, немедленно! Хватит с нее этой… этой грязи!

В комнате никого не было; соседка занималась процедурами, или сидела где-нибудь в саду, или отправилась на пляж, где полным-полно было этих самых… с опорно-двигательным аппаратом. Ей, ей, жене самого Липчанского, делать такие омерзительные предложения! «Я даже не намекаю, я прямо говорю…» На вокзал! Немедленно! Со злыми слезами на глазах она торопливо бросала в чемодан кофточки, туалетные принадлежности, шпильки…

– Утро красит ярким светом… – В комнату влетела соседка, улыбающаяся, довольная, пахнущая не то ненавистным морем, не то каким-то смутно знакомым запахом.

– Адочка, привет! Хоть с утра и виделись. А куда это ты собралась?

– Уезжаю, – сквозь зубы ответила Ариадна Казимировна. – Домой.

– Как домой? А лечиться? – Соседка села на кровать. – А процедуры? – недоуменно спросила она.

Процедуры! Дуры! Дуры только ходят на эти процедуры. А умные ходят совсем в другие места. Стоило ехать сюда, чтобы узнать эту новость! Нужно простимулировать организм… И что ей посоветовали? Идти стимулировать организм к этим, с опорно-двигательным аппаратом? Или ездить по всему побережью, фланировать по набережным, в надежде подцепить кого-нибудь подходящего… Какая гнусность! Слезы навернулись ей на глаза, она смахнула их тыльной стороной ладони и потянула носом. Соседка молча достала и подала ей платок. Липчанская, по-прежнему не говоря ни слова, кивнула и взяла его. Промокнула глаза и… узнала запах. И от платка, и от соседки пахло хорошим мужским одеколоном. И еще чуть-чуть табаком. Соседку звали Рая, она была молода, хороша собой и приехала в санаторий по той же причине, что и она, Арина. «Я всегда стараюсь аналогичные случаи селить вместе…»

– У главврача была? – сделала правильный вывод та. Ко всему прочему она была еще и не дурой, эта Рая. – Да ты сядь, посиди на дорожку-то. Сядь, говорю. Уймись.

Но Арина не могла успокоиться. Продолжая собирать свое имущество, она швырнула в чемодан фарфоровую пудреницу. Та ударилась об окантованный металлом уголок, крышка треснула, пудра облачком вылетела и осела на скомканных кружевных комбинациях, выходном платье, лаковых туфлях на высоких каблуках… Вот, оказывается, для кого она собирала сюда все эти наряды – чтобы ходить в них, как падшая женщина, как продажная тварь… чтобы ею кто-нибудь да соблазнился! Внезапно она зарыдала в голос. Виной тому была отчасти и пудреница – ее было жаль, это был подарок Аристарха Сергеевича к Международному женскому дню, антиквариат. Он так ценил ее… нет, не пудреницу, а свою честную, порядочную жену… «Половой жизнью до замужества не жили?» – вспомнила она вопрос той самой главврачихи. Не жила и сейчас не собирается позориться! Сташа был у нее первым и останется последним. «А как же дети? – тут же подумала она. – Дети… он так хочет детей…» Слезы лились и лились у нее из глаз. Не будет у них детей, и счастья, наверное, тоже теперь не будет. Так же, как и эта пудреница, треснула сейчас до основания вся их безоблачная, налаженная семейная жизнь. Сегодня она вернется домой и скажет… скажет…

– Мне… мне! – зло шептала она, все утираясь платком с ненавистным запахом, который промок уже насквозь. – Жене самого… самой… Липчанской!

– Да сядь же ты! – Раиса бесцеремонно дернула ее за руку. – Угомонись! Это ты там, у себя, жена самого Липчанского. Подумаешь, Липчанская! Сюда и не такие приезжали. Здесь мы все просто бабы. Несчастные бездетные бабы. Нам для счастья чего не хватает? Ребеночка. Вот мы за ним сюда и едем. Слышь, Ад, обед скоро. Ты горячку-то не пори. Пообедай, подумай, а потом, если хочешь, и поезжай.

– Я не хочу есть.

– Ну, я тоже не хочу. А знаешь что, подруга? Выпьем-ка мы с тобой сейчас партейного вина, сядем рядком да поговорим ладком…

Двигалась Рая плавно, красиво, да и телом была такая же плавная – полное тело ее, казалось, состояло не из поставленных друг на друга шаров, как у иных полных женщин, а из каких-то мягких, гармонично перетекающих друг в друга линий. Царственным жестом она достала из тумбочки бутылку портвейна, два тонких стакана, коробку шоколадных конфет. Ловко разлила жидкость, сунула стакан в руки Арине:

– Пей!

Та, длинно всхлипнув напоследок, послушно, как маленькая девочка, отхлебнула.

– Кто ж так пьет! Эх, горе ты мое горькое! Слезки-то утри… вот так… – Рая осторожно промокнула глаза товарки. – Ну давай, подруженька… Ты чего сюда приехала? За ребенком? Ну так давай с тобой выпьем, чтоб уехала отсюда с тем, за чем приехала. Пей до дна… Давай, давай… – подталкивала она соседку под локоть, пока вся жидкость из стакана не перетекла в Арину.

– Мы зачем сюда приехали? За чем приехали, с тем и уедем, – приговаривала Раиса, снова разливая в стаканы «партейное вино». – Ты что, думаешь, я по жизни такая блядь? – Черные глаза Раисы, блестящие после выпивки, уставились прямо ей в лицо. – Или мне приятно по кустам, как шалашовке какой, шариться? Эх, Адка… Жизнь, подруженька, такая штука – или ты ее, или она тебя.

Арина только вздохнула. До сих пор она всего лишь плыла по течению жизни, которая сама, похоже, знала, к какому берегу прибить лодку со своей подопечной. До сегодняшнего дня жизнь сама выбирала за нее… и почти никогда не ошибалась. Быть может, эта Раиса также оказалась у нее на пути не случайно? Как в свое время Леонид Ногаль, бухгалтер Василий Степаныч, бригадир, который послал ее в медпункт, чтобы на дороге она встретила свою судьбу. Но, прежде чем они со Сташей встретились, была боль и от предательства, и от зазубренной стали осколка… Что, если и сегодняшняя боль – только преддверие нового счастья? Внезапно ее захлестнуло острое желание иметь своего, родного, собственного, одной ей принадлежащего ребенка: по всему санаторию были развешаны плакаты, на которых мать с умиротворенным лицом склонялась над мирно спящим младенцем. Она проходила, не замечая этих навязчиво-сладких изображений. Но сейчас вдруг ей показалось, что ничего прекраснее в своей жизни она не видела. Держать на руках маленькое теплое тельце… баюкать его, кормить… Какое это блаженство… Растить продолжение себя самой… свое будущее… Действительно, еще несколько лет, и она постареет, Сташа тоже, и что они будут делать вдвоем в огромном доме? Он так надеется…

– Ты со своим сколько живешь?

– Четыре года, – тихо ответила Арина.

– Это он тебя сюда послал?

– Да.

– И что ты ему скажешь, когда домой явишься? Что он сам виноват? Думаешь, он тебе поверит? Да и не скажешь ты ему ничего! – сделала правильный вывод Раиса, торжествующе хлопнув по тумбочке ладонью.

Арина сникла. Действительно, не скажет она Сташе такое… уж лучше она соврет, что это она не может иметь детей. Но ведь он сам ходил с ней в последний раз к врачу, и та заявила, что Арина вполне здорова… что требуется только отдых и небольшое лечение… И теперь ничего не остается, как…

Раиса сидела напротив и с сочувствием наблюдала, какие нравственные мучения претерпевает эта женщина, соседка по комнате. Нелегко ломать собственную порядочность, если она у тебя есть, конечно… Да и гонору у Адки чересчур много – жена она, видите ли, самого Липчанского! Однако не зря Раиса сделала неслыханную для женщины карьеру – была культмассовым сектором и третьим секретарем райкома, – видела всех насквозь и знала, кому, что и когда сказать.