Сьюзен Льюис - Слезы счастья

Вызвав у всех улыбку, Дэвид закончил стихами Джона Уилби:

— «Люби меня не за учтивые манеры, не за красивые глаза или лицо. Смотри на меня трезвым взглядом, но все-таки люби, не знаю лишь за что. По этой же причине веской пускай в груди от обожанья будет тесно».

С веселым блеском в глазах Лиза посмотрела на Хизер, и та кивнула, чтобы они переходили к словам, которые написали сами.

У Дэвида пересохло в горле, но слова уже вертелись на кончике языка:

— Лишь ясным образом очей моих коснулась, и чистая любовь, как птица, встрепенулась. Любил другую и любил душою, но сердцем неразлучен был с тобою.

Глядя ему в глаза, Лиза сказала:

— Тогда любила и теперь люблю; а годы, что меж тем, — дорога, кружившая без цели и конца. Но все проходит, и прошли мои блужданья. Вот моя гавань — быть с тобой.

Следующие строчки должен был говорить Дэвид, но они вдруг вылетели у него из головы.

— В этот день, день нашей свадьбы, — сказала за него Лиза, — пусть наши близкие бросают рис и конфетти. Пусть взмывает к небу фейерверк, шампанское льется рекой и звучит музыка; пусть встречаются старые и новые друзья и собираются родные. Пусть видят все, что я становлюсь твоей...

Дэвид почувствовал, как она сжала его руку, подсказывая, что пришла его очередь говорить:

— А я твоим, — сами собой произнесли его губы.

— И знают, что наши клятвы сказаны от сердца, — добавила Лиза.

— Дэвид, — сказала Хизер, снова выступая вперед, — берешь ли ты по доброй воле и согласию Лизу в жены и обещаешь ли ты всегда любить, чтить и окружать ее заботой?

Глядя на Лизу и чуть не дрожа от облегчения, что самая трудная часть осталась позади, Дэвид сказал:

— Да.

— Лиза, — продолжала Хизер, — берешь ли ты по доброй воле и согласию Дэвида в мужья и обещаешь ли ты всегда любить, чтить и окружать его заботой?

Зная, что это последнее удивит Дэвида, Лиза с лукавым блеском в глазах процитировала строчку из «Улисса» Джеймса Джойса:

— «... и тогда он спросил меня, не хочу ли я “да” сказать... И да, я сказала: “Да, я хочу. Да”».

Когда по рядам гостей прокатился смех, Лиза увидела в глазах Дэвида столько чувства, что ее улыбка стерлась под его мощным натиском.

Хизер кивнула Лоуренсу, который все это время почти не сводил с нее глаз, ожидая сигнала. Когда он выступил вперед с двумя отполированными до блеска платиновыми кольцами на черном бархатном подносе, его непроницаемый взгляд по-прежнему был прикован к ней, на случай если от него потребуется сделать что-то еще. Сидя на почтительном расстоянии, за ним наблюдала Люси. Все ее внимание было приковано к мальчику, а вовсе не к модному ошейнику, который на нее сегодня надели, и конечно же не к свежесрезанным цветам, украшавшим беседку.

Когда Лоуренс занял свое место, Хизер сказала:

— Лиза и Дэвид, эти кольца символизируют любовь, которая объединяет ваши души. У них нет ни конца, ни начала, ни единого слабого места. Пусть таким же будет ваш союз, и пусть великая радость благословит ваш жизненный путь в окружении любви.

Она подождала, пока Дэвид возьмет меньшее из колец и наденет его Лизе до половины безымянного пальца.

Он заговорил, но его голос оборвался, поэтому Хизер помогла ему, прошептав нужные слова.

— Я даю тебе это кольцо, — повторил за ней Дэвид, глядя на Лизу, — в знак своей любви.

Он надел его до конца, и Лиза сказала:

— Я принимаю твою любовь как величайшее из сокровищ.

Выдержав паузу, чтобы прочувствовать это соединение, Лиза взяла с подноса Лоуренса второе кольцо и, надевая его на палец Дэвида, сказала:

— Дэвид, я даю тебе это кольцо в знак своей любви.

Явно тронутый, что она назвала его по имени, Дэвид ответил ей тем же, сказав:

— Лиза, я принимаю твою любовь как величайшее из сокровищ.

Хизер раскрыла руки, обращаясь к гостям:

— Возблагодарим же этот союз, собравший нас в любви и радости!

Почти хором, все сказали:

— Благодарим!

Хизер перевела взгляд на верхнюю террасу, где готовились запеть Шила и Баз. Уиллс и Тео, ждавшие этого сигнала, принесли в беседку стулья, чтобы Дэвид и Лиза могли наслаждаться представлением сидя.

Из колонок грянул Берлинский филармонический оркестр. Но музыка нисколько не умалила эффекта, когда зычный тенор База вывел первые ноты одного из самых любимых дуэтов Лизы — «O Soave Fanciulla» из оперы Джакомо Пуччини «Богема».

Вскоре слушателей заворожила музыкальная драма, наполнившая сад и всю долину восторженным крещендо, которое, достигнув пика, подхватило на мощные крылья голос Шилы и породило такой великолепный сплав, что чувства переполнили сердце Лизы и брызнули слезами из глаз.

Дуэт никогда не считался растянутым, но теперь показался до обидного скорым, когда музыка начала затухать на словах: «Amor! Amor! Amor!» Услышав это магическое заклинание, Майлз понурил голову, не в силах больше держать ее прямо. Хейли за его спиной пыталась улыбаться вопреки собственной буре эмоций, пока Нерине окончательно не засмущалась и не всхлипнула и той же простительной слабости не поддалась вслед за ней Полли.

Тронутые выступлением, Лиза и Дэвид поднялись на ноги и повернулись Лицом к Хизер, чтобы выслушать ее заключительные слова.

— Я желаю, чтобы отныне счастье и верность были вашими спутниками, — проговорила та, беря их за руки. — Пусть ваша любовь всегда питает вас и поддерживает ваши силы, неизменно даря вам радость. Прошу, примите мое благословение. Ступайте с миром. Живите в радости, ибо вы теперь муж и жена. — Она ласково улыбнулась и, наклонившись ближе, шепнула: — Можете поцеловаться.

Когда Дэвид повернулся к Лизе, та подняла на него мокрые, беспокойные глаза. В следующий миг его губы прильнули к ее губам, скрепляя их союз в нежном, но страстном поцелуе, и все ее тревоги и досада, что он забыл слова, улетучились, как будто их и не бывало.

Прошло чуть больше недели с тех пор, как Дэвид с Лизой отправились в свадебное путешествие, оставив Эми и Тео развлекать своих заморских гостей, а Розалинд изо всех сил старалась делать вид, что ничего особенного не случилось.

Наблюдая, как она прячется за стеной молчания, Джерри чувствовал, что пропасть между ними растет. Со дня свадьбы они почти не разговаривали, поэтому оставалось только догадываться о ее чувствах, после того как он вернулся домой и популярно объяснил, как смотрит на гадкое сообщение, которое она отправила Лизе.

Когда он высказал все, что думал, Розалинд только и сказала:

— Почему бы тебе не вернуться? Лоуренса не стоит оставлять одного, а я не хочу выслушивать, как ты ее защищаешь.

Когда он привез Лоуренса домой, было за полночь и Розалинд уже лежала в постели. Поскольку настроения поговорить у нее явно не появилось, он потихоньку залез под одеяло рядом с ней и выключил свет, радуясь, что она не станет допрашивать его, как прошел день. Тот факт, что он нашел общий язык с сестрой и зятем Лизы, вполне мог оказаться последней каплей для их жалкой пародии на брак. А если нет, то на нем наверняка поставило бы крест убийственное открытие, что Полли, одна из ближайших подруг Лизы, приходится троюродной племянницей Оливии. Как вообще могло прозвучать в разговоре имя его любовницы, обязательно захотела бы знать Розалинд. И, признайся он, что сам его назвал, как только Полли сказала, что выросла в Кейптауне, это окончательно убедило бы Розалинд, что он не перестает думать об Оливии.

А он и в самом деле думал, и теперь как никогда часто.

Джерри искренне верил, что со временем станет легче, что спустя восемнадцать месяцев тоска притупится, а сокрушительное чувство вины затихнет до невнятного ворчания совести. Живы ли его чувства к Оливии просто потому, что Розалинд не способна его простить, или он просто слаб и боится разорвать брак, хотя держаться в нем уже не за что?

Эти гнетущие мысли жгли его, будто каленым железом по открытым ранам. Хотя Розалинд ничего не делала, чтобы ему захотелось остаться, а Оливия готова была принять его с распростертыми объятиями, уйти из семьи значило бы уйти от сына, и, пусть казалось, что он ничего не значит для Лоуренса, Джерри сомневался, что когда-нибудь сможет его бросить. С другой стороны, у Лоуренса всегда будет Дэвид, и, возможно, если он, Джерри, уйдет, Розалинд приложит больше усилий и наладит отношения с Лизой, хотя бы для того, чтобы отец остался в ее жизни.

Все эти и многие другие мысли вертелись в голове у Джерри, когда он поставил машину на долгосрочную парковку в аэропорту Хитроу и зашагал в пункт сбора донесений терминала 5. Казалось, не успевало его решение оформиться, как прилив сомнений опять отбрасывал его назад, а к тому времени как начинал вырисовываться новый путь, трещины в его совести разверзались и заглатывали его. Джерри был уверен, что, если бы не он летел сегодня в Кейптаун, его растерянность не усугублялась бы чувством, будто решение нужно принимать сейчас же и окончательно, иначе... Иначе что? Он не мог ясно этого выразить, но его пронизывало ощущение, что нужно скорее что-то делать, пока не стало слишком поздно для всех.

Их свадебное путешествие явно не дотягивало до звания лучшего медового месяца всех времен и народов. Честно говоря, ему было настолько далеко до этого высокого статуса, что оно вполне могло побороться за звание худшего. Казалось, почти ничего не складывалось как надо — еще с той минуты, когда они в первый день свернули с М-6 и Дэвид сорвался, потому что не мог вспомнить, куда они едут. Как можно было забыть, куда они едут в свой медовый месяц?!

— Но ты наверняка записал это где-нибудь, — возразила Лиза. Из-за дождя, который начался в районе Бирмингема и до сих пор не прекращался, ее тон уже тогда был достаточно раздраженным. И если бы оказалось, что им негде остановиться на ночь, она бы разозлилась не на шутку.