— Кажется. И не стыжусь признать, что я в шоке.

— Любовь тебе к лицу, Бренна.

Бренна хмыкнула, услышав брошенные в лицо ее же слова.

— Но пока мне не по себе. Надеюсь, привыкну. Ой, чайник закипел. Я налью.

— Нет, сиди. Ты ему сказала?

— Черта с два. — Бренна испуганно взглянула на Джуд, заваривавшую чай. — Я знаю, у супружеских пар почти не бывает секретов, но…

— Ты не хочешь, чтобы я рассказала Эйдану.

— Да.

— Значит, не расскажу.

Бренна выдохнула с облегчением.

— Спасибо. Я должна что-то предпринять, но сначала надо разобраться, с чего начать. Хотя я хорошо знаю Шона, он не так предсказуем, как я думала до того, как мы… как наши отношения изменились.

— Отношения между любовниками, даже если они были друзьями с детства, — это нечто совершенно иное. Они развиваются по другому сценарию.

— Я это уже поняла. Но я знаю, что без хорошего пинка Шон и с места не сдвинется… в некоторых областях. Я хочу сделать первый шаг к тому, что больше всего беспокоит меня, и, я думаю, это очень важно и для него.

Бренна вытащила из кармана нотные листы.

— Одна из его песен?

— Выклянчила. У него талант, правда, Джуд?

— Думаю, да.

— Почему он им пренебрегает?! Скажи, ты ведь разбираешься в том, как работают мозги.

— Ты спрашиваешь заурядного преподавателя психологии, к тому же бывшего. — Джуд поставила чайник на стол, достала чашки. — И этот бывший преподаватель психологии сказал бы, что Шон боится.

— Чего?

— Потерпеть неудачу в том, что для него важнее всего на свете. А что, если он недостаточно талантлив? Видишь ли, Бренна, нас, таких, кто остерегается подходить к краю пропасти, много. — Джуд начала разливать чай по чашкам. — Ты другая. Ты просто закатываешь рукава и строишь мост.

— Тогда я построю мост через его пропасть. Он подарил мне эту песню, значит, я могу делать с ней все, что хочу. Я хочу послать ее кому-то, кто разбирается в музыке, кто поймет, стоящая ли она.

— Втайне от Шона?

— Совесть меня не замучает, — пробормотала Бренна. — Если не получится, он никогда об этом не узнает, верно? А если получится, разве он сможет разозлиться? Но у меня нет никаких зацепок, может, ты мне в этом поможешь?

— Уговаривать тебя отказаться от этой идеи — только воздух зря сотрясать?

— Ага.

Джуд кивнула.

— Ладно, сэкономлю силы и время. Я ничего не знаю о музыкальном бизнесе, но я могу спросить моего агента, хотя не думаю, что она… — Джуд поймала за хвост мелькнувшую мысль, обдумала. — А если Маги? Он строит музыкальные театры. Он должен знать нужных людей. Может, у него есть какие-то связи.

— Отличная идея!

— Я дам тебе его адрес. Напиши ему.

Бренна погладила нотные листы.

— Это слишком долго. А телефон его у тебя есть?

18

Мощные ливневые потоки стерли воспоминания о недавней легкой мороси. Ураганный ветер, как игрушки, дергал стоявшие на якорях суда. Почти всю неделю рыбаки не выходили в море, не забрасывали сети. От береговой линии до самого горизонта взгляду не за что было зацепиться: одни свинцовые бурные волны с редкими белыми гребнями, такими острыми, что, казалось, им ничего не стоит рассечь похожие на скорлупки корпуса суденышек.

Все, кто жил скупыми дарами моря, с мрачным терпением, отточенным многими поколениями, ждали, когда стихия сменит гнев на милость.

Буря бушевала и на суше, с леденящими душу завываниями билась в окна и двери, проскальзывала в каждую щелочку и трещинку, заталкивала печной дым обратно в дымоходы, костлявыми пальцами срывала дранку с крыш и кружила над деревней, как стая обезумевших птиц. Один кусок кровли спланировал прямо на голову юного Дейви О'Лири, который — с квартой молока и дюжиной яиц — ехал на велосипеде домой. На макушку пришлось накладывать семь швов. Яйца погибли безвозвратно. Судьба молока тоже была плачевной.

Озлобленная зима, уходя, пережевала цветы, благополучно перезимовавшие и полураскрывшие свои нежные бутоны, превратила дворы в грязевые болота.

Туристы отшатнулись от раздираемого бурей Ардмора. Гостиница и пансион опустели. На третий день не выдержали телефонные провода и линии электропередачи.

Дома будто съежились и сбились в кучки, надеясь вместе пережить непогоду. Под многими крышами нарастало нервное напряжение. Маленькие дети изнывали от скуки и капризничали, сводя матерей с ума, и, чем дольше бушевала буря, тем больше лилось слез и отвешивалось шлепков.

Бренна и Мик — в непромокаемых плащах и высоких резиновых сапогах — топтались по колено в грязи во дворе Даффи в тщетных поисках разрыва канализационной трубы.

— Неприятная работенка, — заметил Мик, опершись о лопату.

— Если шторм не утихнет, все дома в низинах потонут в дерьме.

— Будь здесь ассенизаторы из Уотерфорда, мы хоть откачали бы отстойник. Но разве эти лентяи почешутся?

— Когда и если они объявятся, я первым делом окуну их в дерьмо с головой.

— Моя умница!

— Господи, какая вонища… Смотри, пап, кажется, я нашла. — Отец с дочерью присели на корточки и принялись изучать проржавевшую трубу. — Как ты и думал, пап, труба старая и не выдержала дополнительного давления. Вот двор миссис Даффи и превратился в навозную кучу.

— Зато теперь Кейти не понадобятся удобрения. — Спасаясь от невыносимой вони, Мик дышал ртом сквозь сжатые зубы. — Хорошо, что ты предложила на всякий случай прихватить новую трубу. Заменим, и дело с концом.

Они распрямились и вброд потащились к грузовику. Ни непогоде, ни вонючей жиже не удалось нарушить привычную слаженность их совместной работы.

Бренна изредка косилась на отца. Он ни слова не сказал о Шоне. И, хотя она понимала, как переживает Мик сложившуюся ситуацию, не хотела оставлять недомолвки. Невысказаиность вбивала клин между ней и отцом, и необходимо было вышибить этот клин.

— Пап!

— Ха, кажется, поддается. Может, стерва и потрескалась, но соединения крепкие.

— Пап, ты знаешь, я все еще встречаюсь с Шоном.

Мик дернулся, ободрав костяшки пальцев о трубу, гаечный ключ выскользнул из его руки, как обмылок. Не поднимая на дочь глаз, Мик снова ухватился за ключ, обтер его о грязные штаны.

— Да, я так и думал.

— Ты меня стыдишься?

Мик ответил не сразу.

— Бренна, ты никогда не делала ничего такого, чтобы я тебя стыдился. Но дело в том, что с ним ты попала в более зыбкую трясину, чем та, в которой мы ковыряемся. Ты мой партнер, я уважаю тебя и восхищаюсь твоими профессиональными навыками. Однако, с другой стороны, ты моя дочь. Нелегко мужчине обсуждать такие вещи с дочерью.

— Ты о сексе?

— Черт побери, Бренна. — Даже под слоем грязи стало видно, как покраснели его щеки.

— Но ведь секс есть. Куда от него деться? — Бренна вывинтила и отбросила старую трубу.

— Я сейчас сижу в дерьме, только мне совсем не хочется его обсуждать. Мы с матерью растили тебя как умели, а теперь ты взрослая женщина и сама за себя отвечаешь. Ты не можешь просить у меня благословения в таком деле, но и я тебя не сужу.

— Он хороший человек, пап.

— А когда я говорил, что плохой? — Раздраженный, смущенный, жаждущий поскорее закрыть щекотливую тему, Мик улизнул по вонючей жиже к лежавшей поодаль новой трубе.

— Я… я о том, что сказала на той неделе Мэри Кейт. Она злилась, как ведьма, но мы уже помирились. Я не хочу, чтобы ты думал, будто я дешевка.

Эта девочка, как терьер, ухвативший кость. И всегда такой была, подумал Мик. Не отстанет, пока не поставит точку.

— Мэри Кейт не имела права обзывать сестру, и я рад, что вы помирились. Что касается остального… Скажи, он тебе нравится?

— Да, конечно. Да.

— И ты его уважешь? — Не дождавшись ответа дочери, Мик посмотрел ей в глаза. — Ну ладно.

— Я уважаю его. У него хорошие мозги, когда он удосуживается их включить, и доброе сердце. Он не нытик. Это не значит, что я не вижу его недостатки. Я знаю, что он медлителен и беспечно растрачивает свой талант.

— О, тут мне есть что сказать, хотя ты все равно сделаешь по-своему. — Мик распрямился, расправил затекшие плечи. Невозможно отремонтировать мужчину, как старую трубу или дыру в крыше. Ты берешь его таким, как есть, Мэри Бренна, или не берешь вовсе.

Бренна нахмурилась.

— Не обязательно ремонтировать, можно просто повернуть в правильном направлении.

— Правильном для кого? — Мик похлопал дочь по плечу. — Дорогая, нельзя менять что-то одно, потому что нарушится равновесие и вся конструкция рухнет. Тебе ли не знать?

Даже если Бренна, появившись у задней двери кухни в разгар обеденной смены, хотела бы произвести неизгладимое впечатление, вряд ли у нее получилось бы лучше. Она была облеплена грязью от сапог до кепки и такая вонючая, что у Шона заслезились глаза. Даже на расстоянии.

— Матерь Божья, чем ты занималась?

— Канализацией, — бодро объявила она. — Самое жуткое мы вычистили и слили.

— Мне почему-то кажется, вы не все слили.

— Ну, по крайней мерс, мы сделали все, что от нас зависело, чтобы по двору миссис Даффи можно было пройти, остальное ерунда. Но мы умираем с голоду.

Шон предупреждающе поднял руку.

— Послушай, О'Тул, если ты решила, что можешь войти сюда в таком виде, остановись и подумай.

— Я не вхожу. Я пообещала отцу принести сэндвичи, и мы бы не отказались от пары бутылок пива.

— Я сказал, выйди и закрой дверь.

— Вот еще. — Желая поддразнить его, Бренна прислонилась к косяку. — Здесь я никому не помешаю. Давай что не жалко, мы неразборчивые.