- Я все помню, Светлана, - наконец, сказала она. - И про тебя, и про папеньку, и про маму. Не прощу вам этого никогда.


***

Воздух в темном коридорчике возле кухни готов был, кажется, воспламениться в любую секунду, стоит Наде произнести еще хотя бы слово. Но из-за двери вдруг появилась Алена, замешкалась, гадая, наверное, что обе хозяйки делают в здесь, в темноте, но вопроса так и не задала, сказав лишь:

- Там барыня Гриневская приехали, в гостиной ждут.

«Проходной двор, а не дом - ни минуты покоя… Черт знает что!» - взорвалась вдруг Светлана, но тотчас одернула себя, вспомнив. Она ведь сама разослала записки с приглашениями на обед.

И, потом, уж кто-то, а Алина никогда не приносила дурных вестей. Напротив, подруга столько сделала, что Светлане вовек ее не отблагодарить.

И все же она предпочла бы сейчас побыть одной. Ей хотелось подумать, осмыслить сказанное Надей, и делиться этим она ни с кем не собиралась, даже с Алиной.

Однако, услышав бой часов, Светлана поняла, что для обеда еще рано, и, потом, Сержа, судя по словам горничной, с нею нет… Неужто случилось что-то? Светлана ускорила шаг, готовая уже ко всему.

Нет, Алина не металась из угла в угол по гостиной, не теребила перчатки, и, разумеется, не плакала. Однако по тому, как напряженно выравнивала она канделябр на каминной полке - точно по центру - Светлана лишь уверилось в своих подозрениях.

- Ты одна, без Сержа и девочек… - не на шутку разволновавшись, спросила Светлана. - Что-то случилось?

И, лишь сказав, опомнилась. Боже, она ведь едва не застрелила отца этих девочек - разумеется, Алина не допустит, чтобы ее дочери впредь посещали этот дом.

- Сержа увезли в полицию, - ответила, наконец, Алина самым будничным тоном. Она по-прежнему стола лицом к камину. - Этот следователь, Девятов, сказал, что из револьвера, который они забрали у нас, были убиты твой муж и Леонид Боровской. Он считает, что это сделал Серж, раз револьвер нашли у него.

Она продолжала выравнивать канделябр, словно не было занятия важнее. Потом провела пальцем по каминной полке, проверяя наличие пыли и, хотя перчатка не испачкалась, судя по всему, осталась недовольна.

Светлана же, не смея заговорить, стояла за ее спиной. Она не знала, что уместно сказать. Извиниться? Посочувствовать?

- Я… я не думала, что они способны определить, тот ли это револьвер, - выдавила она. - И не думала, что арестуют Сержа - ведь очевидно же, что он не имеет к этому отношения…

- Замолчи, прошу тебя! - Алина повысила голос на полтона и чуть повернула голову. - Ты никогда не думаешь о последствиях! Для тебя имеют значение лишь сиюминутные удовольствия! Ты… ты эгоистка, Светлана! Зачем ты это сделала, можешь объяснить? Ты что, пьяна была или приняла что-то?

Светлана почувствовала болезненный укол при мысли, что ее лучшая подруга предполагает подобное. Впрочем… тактом Алина никогда не отличалась и частенько озвучивала то, о чем думали, шептались, но не смели сказать вслух другие.

Наверное, и прислуга, и прочие соседи думают так же. Что ж, возможно и лучше, если они не догадываются о правде.

- Можно и так сказать, - ответила Светлана, ниже наклоняя голову, будто желая скрыться от Алининого беспощадного взгляда.

- Господи, знала бы ты, как я зла сейчас на тебя!

Должно быть, Алина и правда очень злилась, хотя выразилось это лишь в том, что она сжала губы в тонкую бесцветную полоску.

- Прости… Я не должна была позволять тебе увозить револьвер из моего дома. Но уверена, Сержа отпустят уже к вечеру: он расскажет им правду, и его обязательно отпустят…

- А если он не расскажет им правду? - холодно перебила Алина.

Светлана могла лишь догадываться, как клянет ее про себя лучшая подруга. Да и считает ли еще Алина ее своей подругой - после всего? Напиши она признание сразу, Сержа не забрали бы, Алина не ненавидела бы ее, а над Светланиными близкими не висела бы сейчас смертельная угроза…

Она не сомневалась больше. Дожить бы до завтрашнего дня - похоронить Павла и сделать свои распоряжения его поверенному, а после она подпишет все, что хочет Кошкин. Светлана не знала, что будет с нею дальше: Сибирь, больница для душевнобольных или просто монастырь, но была уверена, что так будет лучше для всех. Возможно, и для нее самой.

- Послушай, дорогая… - голос подруги звучал все так же холодно и свысока. Алина прежде никогда с нею так не разговаривала. - Ты должна понимать, что самое главное для меня это мои девочки. Я не знаю, что взбредет в голову Сержу, но я никогда не допущу, чтобы на их отца пала хоть малейшая тень! Тем более, что обе мы знаем: кто-кто, а он не имеет к этому никакого отношения. Я надеюсь, что ты понимаешь меня?

Светлана торопливо согласилась:

- Понимаю. Мне нужно встретиться с поверенным Павла, распорядиться о некоторых вещах, а после… после я во всем признаюсь, обещаю тебе.

- Хорошо. И я надеюсь, что все же ты понимаешь меня правильно - я прошу тебя только ради своих девочек. Ты сама была матерью, ты должна меня понять!

- Да-да, я понимаю.

Светлана вкрадчиво кивнула. Она испугалась, что если Алина начнет говорить о Ванечке, если станет вызвать и к ее материнским чувствам… она просто не вынесет. Внезапно ей очень захотелось, чтобы Алина ушла. Безразлично, что она о ней подумает: пускай обвиняет, клянет - что угодно, лишь бы оставила ее, наконец.

Но та, добившись, чего хотела, почему-то не спешила уходить. Она вдруг сузила глаза и недоверчиво, с совсем уж неуместной строгостью спросила:

- Ты что же, совсем ничего не помнишь из той ночи?

- Почти ничего. Да и то, что помню, скорее всего, вообразила себе.

Алина как будто раздумывала еще какое-то время, стоит ли верить - но, кажется, поверила. Кивнула задумчиво и только потом несколько смягчилась.

Расстались они сдержанно, словно чужие, едва знакомые люди.

Глава XX

К вечеру, как и день назад, резко похолодало. Домашние, было, уж решили, что снова начнется ливень, но обошлось. В доме настежь раскрыли окна, намереваясь выстудить раскаленные комнаты на ночь, и по залам гуляли теперь, легко касаясь занавесок, струи сквозняка.

Светлане бы радоваться, потому как вечерняя свежесть немного уняла ее головную боль, мучавшую весь этот душный августовский день и не позволявшую связанно мыслить. Ей и впрямь стало немного легче. Однако вместе с прохладой на Горки торопилась опуститься ночь - а наступления ее Светлана боялась, словно кары небесной. Не могла найти места и еще более изводила себя, отыскивая плохие знамения в самых обыкновенных вещах.

На завтра были назначены отпевание и погребение Павла.

«Не пережить мне этой ночи спокойно, ох, не пережить…» - твердила она себе.

Ужинать не хотелось, но Светлана, лишь бы не быть одной, заставила себя одеться - изящно настолько, насколько позволил траур. Собрала в строгую прическу волосы, дополнила наряд жемчужными серьгами и решилась выйти к столу.

Она не смела надеяться и самой себе боялась признаться, что более всего хочет, чтобы за ужином к ней присоединился Кошкин. Потому, когда столкнулась с ним на пороге своих комнат, даже сердце ее зашлось горячо и тревожно, как у гимназистки, которую в первый раз в жизни держит за руку мальчик.

Но он всего лишь, сухо чеканя фразы, отдавал распоряжение своему подчиненному - Светланиному караульному.

- Добрый вечер, Светлана Дмитриевна, - прервавшись, Кошкин одной ей заметным взглядом скользнул по ее лицу и платью и непринужденно поклонился. Взгляд этот был оценивающим и любопытным, но голос Кошкина звучал все так же сухо: - Надеюсь, вам лучше, чем утром - насколько помню, вас мучила мигрень.

О том, что Светлана хорошо выглядит, он не сказал даже из вежливости.

- Да, мне лучше, - солгала она. - Потому надеюсь, что наши… гости, - она подарила почтительную улыбку своему караульному, - присоединятся к нам с сестрой за ужином. Тем более что подадут сегодня совершенно исключительную рыбу. Сиг. Свежий, с Ладожского озера - обещаю, вы такого еще не пробовали.

Это Светлана говорила уже одному лишь Кошкину, а подтверждая ее слова, по дому разливался горячий аромат из кухни, соблазнительный настолько, что, казалось, только каменное изваяние и сможет перед ним устоять.

- Благодарю, мне уже доводилось пробовать сига, - ответил Кошкин все так же сухо. - Рыба действительно хороша, но я не голоден. И, потом, у меня много работы, а утром нам всем рано вставать. - О похоронах Павла Светлана и без него помнила каждую минуту. - Потому прошу вас тоже лечь пораньше.

После он снова поклонился, отправил еще один взгляд своему подчиненному - строгий, будто это тоже был приказ - и, развернувшись, ушел.

А чуть позже выяснилось, что наряжалась Светлана и вовсе напрасно, поскольку Надя, у которой жар несколько спал благодаря лекарствам, совсем недавно сумела заснуть. Будить ее ради ужина Светлана не позволила.

Даже караульного ей пришлось заставить отужинать с собою практически шантажом: тот решительно отказывался, пока Светлана с некоторой издевкой не заметила, что столовая находится на первом этаже и если она, оставшись без надсмотра, вылезет в окно и сбежит - Кошкин будет недоволен. Взвесив все риски, караульный согласился.

Он оказался весьма приятным и вежливым молодым человеком. Только Светлане больно было смотреть, как он страдает над запеченным в сметане сигом, не зная, какой именно нож выбрать, чтобы к нему подступиться.

«Специально, что ли, Василиса запекла рыбу с костями, а не приготовила филе?…» - подумала Светлана.