- Здесь есть поблизости мост или что-то подобное? - хмуро спросил Кошкин у Рейнера.

- Нет, озеро хоть и глубокое, но небольшое совсем - моста здесь никогда не было, - отозвался тот. Помолчал и добавил: - Утопить тело могли, только отвезя его на середину. В лодке.

Кошкин не ответил ему. Он был еще мрачнее и сосредоточеннее чем обычно - того, что найдет своего главного подозреваемого убитым, он никак не ждал. Это полностью рушило его схему: любовник убил мужа - это еще можно понять, но кому, черт возьми, понадобилось убивать и мужа, и любовника?!

Кошкин поднял глаза и тотчас встретился со взглядом графини. Она-то что здесь делает? Та вовсе не выглядела напуганной и, кажется, прислушивалась к каждому их слову.

Впрочем, заметив недовольство Кошкина, Раскатова тотчас тихонько сказала:

- Я буду в доме, в библиотеке, если понадоблюсь.

Удерживать ее никто не стал, а вслед за графиней сразу ушла и ее подруга, Гриневская, хозяйка дачного поселка. Кошкин так и не успел ее допросить, но собирался это сделать в самое ближайшее время.

Девятов кашлянул, привлекая к себе внимание, и вполголоса одному Кошкину сказал:

- Я успел изучить следы, которые мы собрали в лодке днем - на днище именно кровь и ничто иное. А на древесине, напомню, синие нитки. Такие точно были на пороге террасы.

А Боровской, меж тем, одет именно в синий сюртук. В лодке и на пороге террасы убийца оставил не свои следы, а жертвы. Еще одной. Боровской стал свидетелем убийства графа, за что и поплатился.

Была глубокая ночь, а где-то меж сосен небо уже розовело восходом. Люди Кошкина пытались осветить пустынный берег масляными лампами и даже с упорством - по его приказу - искали в траве новые следы… Но он сомневался в успехе предприятия. Слишком темно. Да и что здесь осматривать, если тело вытащили из воды, а убили Боровского явно в другом месте.

- Михаил Алексеевич, проследите, чтобы труп доставили в Петербург, в прозекторскую, - распорядился он. - Мне нужно знать, из одного оружия убиты граф и Боровской или нет… Покамест все. Выполняйте.

Девятов кивнул и сомнением спросил:

- Вы, стало быть, в Петербург не едете?

- Мне нужно Гриневскую допросить, пока она здесь.

Однако не успел Кошкин сделать и шага, как его окликнул Рейнер:

- Степан Егорович, могу я побеседовать с вами наедине? Это важно.

После недолгой заминки Кошкин кивнул, понадеявшись, что Гриневская его все же дождется, и они с Рейнером отошли от остальных. Рейнер даже настоял, чтобы они покинули этот участок берега, отгороженный валунами, и вышли к той скамейке, где днем Кошкин допрашивал сестру Раскатовой.

А теперь на этой скамейке сидел, подтянув к подбородку колени, мальчик лет девяти-десяти и ежился от ночного холода.

- Это Максим, мой племянник, - сказал Рейнер прежде, чем Кошкин успел что-то спросить, - вчера вечером, примерно в то же время, когда произошло убийство, он сидел там, за валуном, и кое-что видел. - Кошкин, оживившись, бросился, было, к мальчику, но Рейнер придержал его за плечо: - Однако я прошу вас… у этого убийцы, судя по всему, нет ничего святого. Ведь Леона он застрелил лишь потому, что тот не вовремя оказался в библиотеке? Я прошу вас… о том, что видел Максим, никто не должен знать.

- Да-да, я понимаю, - поспешно кивнул Кошкин.

Приблизившись к скамейке, Рейнер скинул свой сюртук и укрыл плечи мальчика, быстро сказав ему что-то. Мальчишка при этом разглядывал Кошкина.

- Вы полицейский? - с любопытством спросил он.

- Не совсем, - Кошкин присел на скамейку, - скорее, Чиновник по особым поручениям.

- А-а-а… - в голосе мальчика чувствовалось разочарование. - А у вас пистолет есть?

- Только револьвер, к сожалению, - Кошкин даже улыбнулся этой непосредственности.

Потом, помедлив, вынул из-за полы сюртука оружие, убедился, что курок не взведен и дал мальчику.

- Здо-о-орово… - протянул тот, примеряя в руке увесистый револьвер. - «Смит-Вессон»?

- Нет, швейцарский «Наган [12]», - просто ответил Кошкин, делая вид, что не удивился такому вопросу.

- А отчего не «Смит-Вессон»? У «Смит-Вессона» калибр ведь больше.

- Зато «Наган» легче и надежнее, - всерьез начал рассуждать Кошкин. - И барабан у него на семь патронов, а не на шесть. А за счет того, что калибр меньше - выше скорость пули.

- Ясно… - Максим с еще большим уважением глядел на револьвер. - Просто у батюшки «Смит-Вессон» 1871 года, вот я и думал, что он самый лучший…

Рейнер неловко кашлянул и уточнил, должно быть, чтобы оправдать наличие револьвера в доме:

- Брат держит оружие на всякий случай - он и обращаться-то толком с ним не умеет.

Максим, догадавшись, наверное, что сказал что-то лишнее, быстро отдал револьвер и притих. Но Кошкин поспешил их успокоить:

- Многие держат в доме оружие для безопасности - в том нет ничего предосудительного. Максим, твой дядя говорит, ты был на озере вчера вечером, - не спеша начал сыщик подбираться к главному вопросу. - Это правда?

- Правда, - нехотя согласился тот. - Только гувернеру моему не говорите, а то поедом заест.

Кошкин снова улыбнулся, мальчишка ему определенно нравился.

- Я вон там сидел, за камнем. Меня, наверное, никто не видел. И вдруг смотрю… я сначала вовсе не понял, что это такое… из калитки, что на участке графини, выползает что-то. Черное, большое, горбатое - к озеру… темно было очень.

Кошкин насторожился: уж не выдумывает ли мальчишка? Но поразмыслив, понял, что при богатом воображении и в кромешной тьме запросто можно принять человека, волочащего по земле мертвое тело, за «черное, большое, горбатое».

- И что дальше было? - поторопил он.

Мальчик мялся и отчего-то не желал рассказывать. Пока, наконец, не молвил, глядя в землю:

- Не знаю… я убежал.

Кошкин поверил в это не сразу и, конечно, разочарованию его не было предела. Останься мальчишка на берегу, он наверняка разглядел бы, кто грузит тело в лодку. Хотя бы знал точно, мужчина это был или женщина - одного этого Кошкину было б достаточно. Ему хотелось окончательно исключить Раскатову из круга подозреваемых и начать спокойно работать.

Однако мальчик и сам ужасно стыдился своего побега, Кошкин посчитал нужным его успокоить и почти искренне воскликнул:

- Еще бы! Я на твоем месте сам побежал бы так, что только пятки сверкали.

- Вы бы не побежали - вы же взрослый, - с сомнением отозвался тот.

- По-твоему, взрослые ничего не боятся? - хмыкнул Кошкин. - Я слышал, какие легенды ходят про ваше озеро…

В глазах мальчика снова загорелся интерес, и он недоверчиво спросил:

- Вы верите в чудище, которое здесь живет?

- Все может быть, - пожал плечами Кошкин.

Мальчик кивнул серьезно и по-взрослому:

- А я его видел. Нет-нет, да промелькнет что-то черное на дне - с валунов и особенно ночью, при луне, хорошо видно. Только того господина не чудище утащило - это был человек. Зря я убежал.

- Разглядел, кто это - мужчина, женщина?

- Нет, совсем темно было…

- А время сказать можешь?

Мальчик задумался:

- Я когда домой вернулся, часы вскоре один раз пробили. А отсюда до дома, если по суше, то минут тридцать.

«Если убийство произошло в полночь, - отметил про себя Кошкин, - то в половине первого Максим действительно мог видеть на берегу убийцу. Едва ли кого-то другого».

- А лодка, стало быть, находилась на этом берегу? - уточнил он.

- Я на ней сюда приплыл, когда у нас все уснули. Дядя Грегор не разрешает, - он бросил опасливый взгляд на Рейнера, слушающего его крайне внимательно, - но я почти каждый вечер сюда хожу. Лодку я той ночью оставил здесь… а утром она снова была привязана к нашему причалу.

- Тебя точно не видели? - влезая в разговор, с волнением спросил Рейнер.

- Не видели, - отозвался тот.

А Кошкин опять мрачнел на глазах - потому что для него очевидным было, что мальчик ошибается. Этот человек, убийца, не мог не понять, что если на берегу стоит лодка Рейнеров, то кто-то из этих Рейнеров должен быть поблизости. А если он хоть немного осведомлен об отнюдь не примерном поведении мальчика, то наверняка обо всем догадался. Однако ребенка он не тронул. Пока что.

Усвоив все это для себя и убедившись, что Рейнер понимает, какая беда грозит теперь его племяннику, Кошкин попрощался и поспешил к дому графини. Он надеялся все же застать там Гриневскую.

Напрасно…

Заглянув в библиотеку с террасы, дверь которой и сейчас была распахнута настежь, он увидел здесь только Раскатову. Сперва ему показалось, что она уснула в кресле, и он собрался уж ретироваться, обойдясь без прощаний. Однако в следующее мгновение Кошкин разглядел, что сидит - или даже, скорее, лежит - она больно неестественно: поперек кресла, причем голова была безвольно откинута с подлокотника, а темные, блестящие при свечах волосы свисали на пол.

- Японский городовой! - не помня себя, вскричал Кошкин и тотчас бросился к ней.

Он готовился уже увидеть очередной труп, однако ни кровавых пятен, ни следов удушения не было, что внушало некоторую надежду. Быть может, только в обмороке?

- Светлана Дмитриевна, Ваша светлость!…

Он приподнял ее голову и легонько похлопал по щеке, пытаясь привести в чувства. Не помогало. Но она была жива: грудь под лифом платья вздымалась размеренно и плавно.

Кошкин приметил возле кресла сонетку и потянулся уж, чтобы позвать прислугу - тогда-то графиня слабо застонала.