***

Получив первый же свой гонорар на службе у Шувалова, Кошкин забрал мать с сестрицей из плохонького домишки на окраине Пскова и увез в Петербург, где арендовал для них хорошую квартиру. Нанял горничную, экономку, а позже и учителей для Вари. Подумывал теперь о том, чтобы отыскать для сестрицы гувернантку - он понятия не имел, на что она ей, но знал, что у барышни должна быть гувернантка.

С тех пор, как Кошкин поступил под начало графа Шувалова, материальное его положение существенно улучшилось. Да и расследуемые дела стали не в пример интересней, чем те вероломные похищения кур и чудовищные кражи белья с веревок, которыми он занимался в провинциальном Пскове. В родном своем городке Кошкин начинал когда-то в полицейском управлении в чине младшего унтер-офицера с месячным жалованием в двадцать рублей. И быть бы ему в этом чине до конца жизни, подобно батюшке своему, если бы случай не свел его с графом Шуваловым Платоном Алексеевичем.

Кошкин отлично понимал, как ему повезло. Понимал, что такой шанс выпадает одному из сотни, если не реже. Только благодаря тому матушка и может хоть сегодня уволиться из театра, а Варя, единственная из всех подруг, будет воспитана как барышня. И ждет ее судьба барышни - Кошкин намеревался хоть из-под себя выпрыгнуть, но обеспечить это сестре.

Промотать этот шанс, этот подарок судьбы, было бы непростительной глупостью. И пускай коллеги считают его карьеристом, если им угодно…

Кошкин пока что не числился официально в Генеральном штабе, но, хотя прямым его начальником и был совершенно другой человек, подчинялся целиком и сиюминутно он одному лишь Платону Алексеевичу. Его считал он своим патроном и покровителем, хорошо сознавая, что его благосостояние - а значит и благосостояние его родных - целиком зависит от воли Шувалова. Потому советы его, не говоря уже о приказах, выполнялись беспрекословно.

А одним из таких советов было непременно обзавестись женою.

- Есть у моего старинного приятеля крестница. Сиротка, - поделился как-то однажды Платон Алексеевич, а Кошкин с жадностью внимал, потому как решил сперва, что речь идет об очередном задании. - Добрая, милая, славная девчушка. Красавица. Только без приданого, к сожалению. Зато роду хорошего. Очень уж хочется мне и доброе дело сделать, и приятелю помочь, вот я и подумал… вы ведь не женаты до сих пор, Степан Егорыч?

- Никак нет, - настороженно ответил тот, еще не до конца веря, что правильно понял Шувалова.

Кошкин ничуть не сомневался, что о его неженатом положении граф осведомлен превосходно, но у Шувалова была странная привычка - задавать вопросы, на которые он и так знал ответы.

Граф ничего не сказал больше и ничего не спросил - лишь передвинул ему по столу заранее приготовленную визитную карточку Матрены Власьевны и сказал, что эта дама все устроит.

Возвращаясь в тот раз от Шувалова, Кошкин размышлял, что, выходит, у графа на него большие планы, ежели он лично хлопочет о его женитьбе. Да не на ком-то, а на девице «хорошего роду». Кошкин, правда, не сразу понял, к чему эти формальности со свахой, но вскоре сообразил, что, разумеется, он не того полета птица, чтобы граф Шувалов лично вводил его в дом этой сиротки и представлял его, как своего приятеля.


***

…Матушка для приготовления ужина наняла повара из кофейни на соседней улице, а Варя надела платье, которое дарил Кошкин. Платье было с огромными буфами на рукавах по последней моде, но, ежели честно, казалось Кошину несколько глупым; да и Варя наотрез отказывалась его надевать - пришлось ставить ей ультиматум. Зато за столом сестра и впрямь выглядела совсем взрослой девушкой и настоящей барышней.

Матрена Власьевна женщиной оказалась добродушной, совсем не чопорной и, спустя четверть часа, они с матушкой уже болтали как старинные подруги. Разговор, правда, так и не касался сути - Кошкин знал, что в светских беседах к делу переходят в самую последнюю очередь.

Это чрезвычайно нервировало его и заставляло то и дело поглядывать на серебряный «Лонжин» [10] с дарственной гравировкой на крышке. Время за тянулось неимоверно медленно. Кажется, с надеждой попасть сегодня в Горки придется проститься…

Варя под столом ударила Кошкина по ноге, и только благодаря тому он очнулся от размышлений о покойном Раскатове и услышал, наконец, упомянутое в разговоре свое имя:

- …Стёпушка ведь в этом году у нас повышение по службе получил - чин Коллежского советника. Стало быть, и личное дворянство он теперь имеет, а там, глядишь, - матушка мечтательно вздохнула, - и до потомственного дослужится.

Кошкин натянуто улыбнулся и отметил в хитром и умном взгляде Матрены Власьевы некоторую заинтересованность.

- А лет Степану Егорычу сколько?

- Тридцать три, - не дав ему открыть рта, поспешила сказать матушка, - а зимою уж и все тридцать четыре будет.

- Великолепный возраст, - со знанием дела кивнула Матрена Власьевна, - для мужчины самый подходящий, чтобы жениться.

«Слава те Господи! Догадалась сваха на кой ее позвали!»

Разумеется, Кошкин понимал, что сия дама вовсе не глупа, но эти условности выводили его из себя.

- Самый возраст, да-да-да, - торопливо закивала матушка, - вот и мы со Стёпушкой так же думаем.

- А есть ли невеста на примете?

Матушка замешкалась и с надеждой взглянула на Кошкина.

- Дворян Сусловых единственная дочка. Сирота, - без толики смущения ответил Кошкин.

Он напрягся, припоминая имя суженой, но запоздало отметил, что так и не спросил его у Платона Алексеевича. Ну да ладно. А во взгляде Матрены Власьевны промелькнул еще больший интерес.

- Сусловых-то? Как же, знаю-знаю. Родитель-то иховый давненько уж Богу душу отдал, а матушка только зимою нонешней, царствие ей небесное. Так вы, Степан Егорыч, стало быть, знакомы с ними были?

- Отнюдь. Совершенно не знаком. Рассчитываю на вашу помощь в этом деликатном вопросе.

Видимо, самоуверенность, с которой говорил Кошкин, сделала свое дело, и сваха, еще сомневающаяся, стала все больше думать, что свадьба и впрямь удастся.

- А отчего же не помочь, коли люди хорошие? - прищурилась она. -Правда, когда о цене сговаривались, я несколько другое имела виду, так что…

- Об этом не волнуйтесь, Матрена Власьевна, голубушка вы наша, - поспешила успокоить ее матушка Кошкина. - Главное, с девицею познакомьте. И поскорее бы.

- Ну… ежели о цене вопрос не стоит, то хоть завтра! - не менее уверенно чем Кошкин отозвалась та. - Я как раз с теткою вашей невесты знакома - вот прямо завтра и ждите приглашения на обед.

- Благодетельница вы наша! - совсем расцвела матушка. - Как же славно-то, ежели завтра! Прикажете чай подавать? У нас и торт имеется - утром во французской кондитерской заказывали, на Невском.

- Да… - помялась сваха, - я бы еще и селедочки вашей откушала. Славная селедочка. Вот только с компотом-то ее не очень хорошо…

- Может, тогда водочки? - Сваха застенчиво улыбнулась, позволяя себя угостить. - Это мы мигом организуем! Дуняша!…

Матушка никогда вслух не говорила о том, что хотела бы видеть сына женатым. Но вздохи, с которым смотрела она маленьких детей, вскользь оброненные фразы и прочие незначительные детали заставляли Кошкина думать, что милости Платона Алексеевича матушка обрадуется куда больше него самого.

Но мать приняла это странно.

- А ты хоть мельком видел-то эту сиротку, Стёпушка, хоть на картинке? - озабоченно спросила та, когда Кошкин впервые сообщил ей о намерении жениться. И, получив отрицательный ответ, добавила еще более странно: - Ну, может, конечно, и впрямь хорошая девица… тебе отказаться-то хоть можно еще?

Однако со временем, пока ждали сваху, матушка успела свыкнуться и теперь все мысли ее были о знакомстве с будущей невесткой.

Водочка была подана, и дамы только-только успели «чокнуться», когда колокольчик у входной двери зазвенел, обрывая разговор на полуслове.

- Это кто же в такой-то час?… - заволновалась матушка и с укором посмотрела на сына.

Действительно, для Кошкиных самым обычным делом было, что даже в те редкие дни, когда сына удавалось вырвать для семейного обеда, в дверь могли вот так бесцеремонно позвонить люди в форменной одежде и увезти его еще до подачи горячего блюда…

И матушкино предчувствие ее не подвело - через минуту в столовую ввалился Девятов.

- Bonsoir belles dames [11], - Девятов, сняв шляпу, приторно улыбался и раскланивался почти что театрально. - Варенька, мое почтение… Степан Егорыч, могу я вас похитить на минуту?

Бормоча слова извинения, Кошкин принялся выбираться из-за стола.

Матушка была мрачна - она ненавидела Девятова уже за то, что он всегда похищал ее сына и, разумеется, не на минуту. А Матрена Власьевна, успев опрокинуть в себя рюмку водки, теперь довольно поморщилась и занята была только тем, что пыталась подцепить с блюда кусочек селедки, щедро присыпанный зеленью.

Кошкин силился по лицу и жестам Девятова разгадать: тот примчался, потому что Боровского задержали? Или потому что Боровской сбежал?… В любом случае, что-то определенно случилось - просто так бы его с семейного ужина не выдернули.

- Ну? Что? - едва прикрыв за собою дверь в столовую, набросился Кошкин с вопросами. - Нашли Боровского?

- Нашли! - с воодушевлением кивнул Девятов. - Немножко неживого, правда, но нашли. В общем, дожевывай скорее, Степан Егорыч, и в Горки едем.

Глава XI

Это действительно был Леонид Боровской, сомневаться не приходилось: личность подтвердил Рейнер, который нашел тело и который теперь стоял поблизости, угрюмый и задумчивый. Молодой человек был убит выстрелом в грудь, а потом тело попытались укрыть, сбросив в воду. Причем подошли к задаче весьма серьезно - к ногам Боровского была привязана веревка с оборванным краем, вероятно, к ней крепили камень, чтобы тело не всплыло.