– Тебе очень хочется побыть одному, да?

– Да при чем здесь?!

И опять – потаенное раздражение в голосе. Господи, да что происходит, в самом деле? Сколько же можно... терпеть? Так же раздраженно ему ответить, что ли? Хотя нет, не при Сонечке...

– Ну, хорошо... Поезжай один, если хочешь. А когда тебя обратно ждать?

– Не знаю. Денька через три, наверное.

– Через три?!

– Ну да... А что такого? Каникулы, длинные выходные... Тем более там работы много. Я давно матери обещал... Надо новые полки в погребе сделать...

– Ладно. Как скажешь. Три так три. Иди, умывайся, обедать будем.

– Пап, а гулять? – тихо, со слезой в голосе прохныкала Сонечка. – Я хочу с горки на санках...

– Так мама тебя прокатит с горки на санках! Правда, мама?

– Конечно, Сонечка... Пообедаем, поспим и пойдем кататься!

И – улыбнулась бодренько, как те, с глянцевой картинки семейного благополучия. Которые – «ты сними, сними меня, фотограф...».

Влад съел свой обед молча и быстро, потом так же молча и по-деловому собрался, махнул от двери ладонью – пока. И ушел. Нет, не ушел, а сбежал. Дверь лязгнула английским замком, будто выставила ее бодренькую улыбку на посмешище. Чего, мол, стоишь, дурища, скалишься радостно, хватит из себя благополучную счастливую женушку строить. Лучше вздохни, да задумайся, да очередной сакраментальный вопрос сама себе задай – что ж это такое, мол, происходит...

А лучше – не задавай никаких вопросов. Просто – живи. Дочку спать уложи, посуду помой, полезными делами займись. Или на диване полежи, книжечку про любовь почитай. Может, чего-нибудь новенькое про эту самую любовь узнаешь. Впереди – долгие каникулы...

И потянулись они чередой – долгие каникулярные дни, одинаково праздные. Завтрак, обед, ужин, Сонечкина горка с санками, нытье беспокойства по поводу поздних возвращений Максима – то он с друзьями в «клубаке завис», то девушку Машу до дома провожает...

Ох, уж эта девушка Маша, одно от нее беспокойство! Нет, сама по себе она замечательная, конечно... Классическая «хорошая девушка», мечта любой потенциальной свекрови. Воспитанная, опрятная, улыбчивая. В глаза смотрит, будто в душу вместе со своей воспитанностью и порядочностью влезть норовит. Очень старается понравиться, порой назойливо, до занудства. И чего старается? Замуж, что ли, хочет? Так пусть пока не мечтает – рано еще... Не созрел Максимка для серьезных шагов, одни «клубаки» на уме...

Ночью разбудил короткий дверной звонок – соскочила, бросилась в прихожую, кто там? Оказалось – Лена вернулась. И чуть не сказанула ей в лоб спросонья – чего, мол, так рано? Собиралась же все каникулы у матери прогостить... Хорошо, вовремя опомнилась. Обняла, расцеловала в холодные щеки, проговорила с искренним укором:

– Ты почему не позвонила, я бы встретила! Ночь на дворе, страшно же одной!

– Да ну, я на такси... Чего меня встречать, невелика персона!

Так. Понятно. Голосок сердитый, сама взвинченная. Что ж, пойдем ночные чаи пить, обиды на мать выслушивать...

– Вы представляете, теть Лиз, она в общей сложности и трех часов со мной не провела... И зачем я поехала, дура такая? Гости в Новый год пришли, она перед ними расстилается и так и сяк, а меня будто нет... Еще и очередную подтяжку себе сделала! Чего она все время рожу свою тянет? Там уж и тянуть больше некуда!

– Не надо так о маме говорить, Лена. Не злись. Ты уже большая девочка, сама, можно сказать, невеста. А у нее своя жизнь...

– Ну да. Вернее будет сказать – свое понятие о жизни. И я в это понятие не вписываюсь. Не нужна я ей. Мешаю. Возраст своим присутствием выдаю. Она ведь меня даже гостям не представила, теть Лиз... Гостей полный дом, а я хожу среди них как неприкаянная... Всем я мешаю, никому не нужна! Вообще никому...

Подтянула косолапо ступни, скукожилась на кухонном диванчике, обнимая себя за колени, опасно задрожала губами. Сглотнула в себя первую слезу, шмыгнула носом, глянула на Лизу коротко. Чего молчишь, мол? Не слышала разве, что я сказала? Никому не нужна, мол... А ты молчишь почему-то...

Милая, дорогая моя падчерица, кокетка ты моя, провокаторша! Конечно, знаешь, что я тебе сейчас говорить буду! Конечно, мол, нужна, еще как нужна, просто до слез необходима! И получишь-таки поток любви по полной программе, и поплачешь на моем плече сладко. В чем нуждаешься, то и получишь. Мне не жалко. У меня этого добра пока хватает...

– Ну, ну, что ты, маленькая, не говори глупостей... Ты очень нужна, тебя здесь все любят... Мы же одна семья, что ты! И в горе, и в радости! Да ты и сама все понимаешь, что я тебе говорю! Ну, иди ко мне...

Ткнулась в плечо с готовностью, расплакалась надрывно, извергая из себя накопленную за новогоднюю поездку обиду. И вот так все время – каждый раз одни и те же грабли... Ну в самом деле, трудно, что ли, той «подтянутой» лицом матерешке дочку раз в полгода приласкать? Чудны дела твои, господи...

– Вы... Вы не думайте, тетя Лиза, я все понимаю... Вы просто ради отца...

– Что? Что ты такое говоришь, Леночка?

– А то... Вы сейчас меня жалеете, а сами... Ради отца стараетесь... Хотите хорошей для него быть...

– Лена... Я понимаю, конечно, как тебе сейчас плохо, как больно... Я даже не обижаюсь... Но поверь мне, пожалуйста...

– Да ладно вам, тетя Лиза! Я давно уже никому не верю! И вы не старайтесь особо, он и так от вас никуда не денется. И без меня... И не говорите мне больше ничего, пожалуйста! И про вашу любовь, и про вашу семью! Все равно я знаю, что никому не нужна! И не говорите мне ничего!

Всхлипнула, расплакалась еще горше. Да, совсем плохи дела с девчонкой. Лучше и впрямь пока с душевными разговорами не приставать. Потом уж, на свежую голову...

– Ладно, не буду ничего говорить, Леночка. Завтра поговорим. Ты просто устала с дороги, я понимаю. Пойдем, я тебя в ванную провожу... Умоешься, под горячим душем постоишь... А я пока тебе постель постелю... Чаю еще хочешь?

– Не-ет...

– Ну и ладно, ну и не надо. Пойдем, солнышко... На, тапочки мои надень... А утром поспишь подольше, все и образуется...

Полночи потом таращилась в потолок, вздыхала тяжко, изо всех сил тащила мудрость на чашу весов, чтоб не заболеть, не дай бог, обидою. Надо же понимать – это всего лишь эгоизм юности, ни больше ни меньше. Мое, мол, горе горше всех, и все в этом виноваты. Умеет юность-эгоистка больно сделать, походя, что ж поделаешь. Ударила и дальше пошла. Но не отвечать же ударом на удар, в самом деле...

А утром проспала. Очнулась от прикосновения Сонечкиной ладошки к щеке, открыла глаза, уставилась удивленно на перепачканную шоколадом дочкину мордашку. Ничего себе, мамаша...

– Сонечка, ты где конфету взяла? Тебе же нельзя!

– Можно, можно! Я на стульчик забралась, а там конфетки...

– А почему ты в пижамке и неумытая? Где Лена, где Максим?

– Нету, нету никого... – повертела Сонечка перед лицом растопыренными шоколадными ладошками. – Макся гулять пошел, а Лена говорит: «Я с тобой пойду...» Я не спала, я слышала... Дверь хлопнула, а потом я на стульчик забралась, а там конфетки...

– Да. Про конфетки я уже поняла, – качнула головой виновато. – Значит, к вечеру диатезных пятнышек нам не миновать. Надо же, как это я так проспала... И вазу с конфетами забыла со стола убрать после ночного чаепития... Что ж делать, сама виновата. Ладно, пойдем умываться...

К обеду приехала мама. Села на кухне, раскрасневшаяся от мороза, возбужденно потерла руки:

– Дай-ка чаю горячего, дочка. Ты чего грустная такая? А где твои? Что-то тихо в доме...

– Мои разбежались кто куда.

– И Лена приехала?

– И Лена.

– Ну, и как на этот раз? Без истерик обошлось?

– Мам... Давай не будем это комментировать, ладно? Приехала, и слава богу. А остальное как-нибудь выправится.

– Понятно, понятно... А вы, значит, одни с Сонечкой кукуете?

– Выходит, что так.

– Ну, и ты куда-нибудь сходи! Я с Сонечкой посижу, а ты сходи, развейся!

– Куда?

– Да хоть к Светке! Позвони да напросись в гости! Посидите, по-бабьи потолкуете. Подружки вы или кто? Если со мной не хочешь... комментировать, так хоть подружке наболевшее нутро вывернешь. Есть ведь оно, наболевшее?

– Нет у меня ничего наболевшего, мам. А вот к Светке я бы и впрямь сходила, давно не виделись.

– Ну так в чем же дело? Давай звони...

Светка приняла ее предложение с восторгом. Правда, через этот восторг упорно пробивалось хныканье шестимесячного Степки – наверняка его на руках держала, пока с ней по телефону разговаривала.

– Давай, давай, Лизка, конечно! Пока ты едешь, и Степка уснет... Я как раз его кормить собралась... И моего Романова дома нет, он в автосервис к мужикам уехал, а это надолго! Давай, жду!

Засобиралась, засуетилась с удовольствием – и впрямь хорошо мама придумала, к Светке в гости... Надо бы по пути еще в супермаркет заскочить, сухого вина купить, хотя бы так, для своего гостевого обозначения. И торт. Вино Светка, как кормящая мать, пить не будет, конечно, а от орехового тортика не откажется – та еще сладкоежка. И ведь, главное, сколько бы она этих тортиков ни поглощала, все равно тонкой-звонкой остается, вот ведь повезло с конституцией! И с характером повезло – такой же тонкий-звонкий, как веселый разухабистый колокольчик. Никому от него вреда нет, а одно сплошное веселье-отдохновение. Бывают такие люди. Все на их звон душой тянутся. Вот и она – потянулась, приросла...

Светка образовалась в ее жизни лет десять назад, совершенно случайно. В доме отдыха познакомились. Они тогда с Владом решили отметить годовщину совместной жизни в доме отдыха, и Светку с Романовым туда же судьбой занесло. Позвали к себе за столик – ради компании...

Помнится, поначалу ей Светка не понравилась. Слишком живая, слишком вертлявая. И эта привычка ее дурная – весело-пристально в глаза собеседнику всматриваться, просверливать потихоньку дырочку в чужую душу. Вот и ей – просверлила. Не дырочку, а дырищу. Как-то само собой получилось, переросло в женскую дружбу их нечаянное общение, так растет в цветочном горшке случайно брошенное наудачу семечко. Глядишь – росток проклюнулся. Потом окреп. А затем вверх-вширь пошел, цветочки к весне образовались. Так и Светка для нее стала цветочком-колокольчиком, незаметно оттеснив из поля зрения старых подруг. Нет, подруги никуда не делись, конечно, просто градус потребности в общении вдруг резко снизился. А к Светке тянет общаться, и все тут.