– Вы... и впрямь так считаете, теть Лиз?

– Я не считаю, я знаю. И мужа своего я никому не отдам, и тебя никому не отдам... Ну все, все, хватит плакать, всю девчачью красоту выплачешь. А нам с отцом тебя еще замуж отдавать...

Ленка хмыкнула, потом чуть растянула губы в дрожащей улыбке, вздохнула глубоко. Отлепившись от ее бока, провела ладонями по щекам.

– Я пойду умоюсь, теть Лиз...

– Ага, давай. Так я не поняла – за новой одежкой в магазин пойдем или нет?

– Ой, а давайте лучше завтра... Я очень спать хочу, я всю ночь не спала, все думала, думала... Так мне страшно было...

– Подслушала наш с Максимом разговор, да?

– Ага, подслушала... Извините меня, так получилось. Правда, я толком не поняла ничего... Решила, что вы с папой разводиться будете.

– Ой, ну какая же ты дурочка, Лен...

– А вы правда не разводитесь?

– Правда, сколько раз тебе повторять нужно!

– И за маму не сердитесь?

– Да делать мне больше нечего, что ли? Сейчас все брошу и сердиться начну!

– Ой, как хорошо, теть Лиз... Прямо гора с плеч...

– Ладно, иди поспи, и не думай ни о чем, поняла? И ничего не бойся. Все будет хорошо, я тебе обещаю! А ты мне обещай, что завтра в магазин за длинной курткой пойдем!

– Ага... И еще, я это... В общем, давно хотела вам сказать... Я вас очень люблю, теть Лиз!

– Спасибо, Леночка... И я тебя тоже очень, очень...

– Ой! А вы что, плачете?!

– Да? – испуганно схватилась она за щеки, ощутив под пальцами горячую влагу. Надо же, и не заметила, как слезы выскочили. Какой сегодня день заполошный – слезы сами по себе льются, и уследить за ними не успеваешь. Зато и событием этот день отмечен – Ленка любовью обласкала, это ли не событие? Жаль, Влад не слышал...

– А в гостиной, по-моему, телефон надрывается... – проговорила Ленка, задумчиво глядя на нее. – Я пойду возьму трубку, теть Лиз?

– Нет, не надо, я сама... Это, наверное, с работы...

Звонила Светка. Услышав ее голос, проговорила испуганно:

– Ты чего носом хлюпаешь? Мне в твоей фирме сказали, ты заболела... Эй, ты и впрямь ревешь, что ли?

– Ага. Я весь день сегодня реву, Светка. У меня тут такое... – испуганно покосилась она на дверь. – Я тебе потом расскажу...

– И что ты с таким-сяким делаешь? Сидишь и оплакиваешь, да?

– Нет, не оплакиваю. Можно сказать, вообще ничего не делаю, потому как ума не приложу, что делать. Плыву по течению, сушу весла. Теперь уж куда волной вынесет...

– Да ничего, куда-нибудь вынесет! Может, потрясет на порогах маленько, но вынесет. Лиз, ты прости, но я Романову про твоего Влада все рассказала... А он знаешь что мне в ответ выдал?

– Что?

– Сказал, что таких, как ты, еще поискать...

– В смысле – таких дурочек?

– Да нет, наоборот, комплиментами рассыпался! Ну, я тебе не буду сейчас повторять все дословно... В общем, он в тебе исключительно замечательный талант обнаружил – достоинство мудрого унижения. Вот же сказанул, да? Не всем, говорит, это дано, для этого, говорит, особая природная вкладка нужна. А я сидела, с умным видом головой кивала, представляешь? Как будто я про такие женские таланты впервые слышу... А про Влада твоего сказал, что он обыкновенный честный кретин...

– В каком смысле – кретин? Идиот, что ли?

– Да что ты все в крайности ударяешься! Себя дурочкой обозвала, Влада идиотом... Он в том смысле кретин, что по его поведению всю подноготную видно. То есть в хорошем смысле кретин. Другие мужики, которые похитрее, обычно как себя ведут, если их вдруг желание на стороне гульнуть-повлюбляться накроет? Они ж изо всех сил пыжиться будут, а свою подноготную под страхом смерти не обнародуют, а будут прыгать и прыгать вокруг жены счастливым зайчиком! А этот сидит, все страдания на лице написаны... Глядишь на него, и лишний раз убеждаешься, что мы, бабы, гораздо умнее мужиков! Уж по нашим-то лицам фиг чего прочитаешь!

– Нет, Светка, не в уме и не в глупости тут дело. Наверное, я его именно за это и уважаю, что не умеет он счастливым зайчиком...

– Ну и зря. Зайчики, они более надежные, знаешь. Попрыгают-попрыгают, а потом одумаются и с любимой жены икону пишут. А кретины бог знает чего могут наворотить!

– Да не хочу я на икону, Светка. В том-то и дело, что не хочу.

– А чего ты хочешь?

– Ну... Чтоб все как раньше было... Только уже не будет как раньше...

– Да ладно, чего в панику ударилась? Мы тут с Романовым ее нахваливаем, а она – в панику!

– Ты просто всей ситуации не знаешь... У меня тут еще и Максим отличился...

– А что Максим?

– Не сейчас, Свет. Извини, не могу об этом говорить, хватит с меня на сегодня, наговорилась уже. Так наговорилась-наоткровенничалась, что самой тошно. Может, потом...

– Да что он такого натворил, твой Максим? Он же у тебя вроде парень спокойный, рассудительный...

– Да. Видимо, слишком рассудительный. Так рассудил, что дальше некуда.

– В смысле – дальше некуда? Ой, загадками говоришь... Да еще и вздыхаешь... Чего ты вздыхаешь так убито?

– Да не хочу ничего рассказывать, правда, отстань.

– Ну ладно, отстань так отстань. Уже отстала. А может, приедешь ко мне?

– Нет. Не хочу. Ничего я сейчас не хочу. Мне надо сначала самой все это как-то принять, по полочкам разложить...

– Ну, Лиз... Вот вместе бы по полочкам и разложили...

– Нет, Светка! Чего ты ко мне привязалась? Сказала же – отстань!

– Да все, все, поняла... Ну, тогда пока, Лизок?

– Пока, Свет...

Положила трубку, нервным движением пальцев потерла виски, сама себе удивляясь – чего это вдруг оборвала разговор с долей явного раздражения? Тем более направленного в сторону Светки... Уж она-то его точно не заслужила и могла бы обидеться на правах близкой подруги.

Ну да, вполне могла бы... А только не обидится. Потому и не обидится, что подруга настоящая. Поймала раздражение на лету и в себя приняла, будто отчерпнула из ее души немного чернухи. Все как по закону сохранения энергии – в одном месте убавилось, в другом прибавилось... А Светке на фоне ее семейного счастья прилетевший кусочек чужой чернухи – это ж тьфу, горстка семечек, разгрызла да сплюнула. Слава богу, обе они это понимают и не церемонятся меж собой реверансами да вежливым пустословием. На то и дружба существует... Редкий дар, бесценный. А в горестные минуты – просто необходимый.

Грустно улыбнувшись, обвела взглядом гостиную – а без расписной плошки будто не хватает чего, всегда глаза за это яркое пятно привычно цеплялись. И черепки с пола надо убрать... А это что? Еще и какая-то фотография вместе с плошкой на пол свалилась...

Да, хорошая фотография – они с Владом вдвоем на фоне какого-то застолья. Плечо к плечу, на лицах одинаковое выражение – хмельной веселостью застывшее. Когда ж это было, чей здесь праздник? Нет, не вспомнить... А лица очень уж хороши в своей счастливой беззаботности. Неужели у них когда-то были такие лица, не обремененные ни тяжестью виноватой влюбленности, ни достоинством мудрого унижения? И за что им все это, господи? Хотя, говорят, нельзя спрашивать: за что? Надо спрашивать: для чего? Но тогда... для чего, интересно? Чтобы и без того нелегкая жизнь медом не казалась, что ли? Или для того, чтобы все сложности усложнить, перессорить мать с сыном, отца с дочерью, разнести с трудом склеенную семью вдребезги? Странно даже спрашивать: для чего?.. Наверное, как-нибудь по-философски это и умно звучит, но для нормальной человеческой жизни – жестоко слишком. Уж пусть лучше будет слезливо-обиженное – за что...

Тут же с готовностью закопошились внутри слезы, и пришлось бежать от них сломя голову – хватит уже на сегодня слез. Хватит! Надо чем-то полезным заняться, от слез отвлекающим. Ужином, например. Привычным делом. Странно, почему большинство замужних женщин так любят жаловаться на время, проведенное у плиты? Оно ж, по сути, благословенно – еду для своих любимых готовить... Ей вот, например, всегда нравилось...

Рука дрогнула, и острый нож скользнул с половинки белой луковицы – отчего же она в прошедшем-то времени думает... Надо себе говорить – нравится! И сейчас нравится, и всегда будет нравиться! И дай бог, чтобы это «нравится» никогда не иссякло, не разнеслось пеплом гордыни, и надо держаться за него из последних сил, как за брошенный судьбой спасательный круг! Да, пусть она такая и есть – совсем без гордыни. Обыкновенная женщина-клуша, дурочка с переулочка. Ну и что? У каждого в жизни свой спасательный круг... А что слезы из глаз все-таки вырвались – это ничего, это не страшно. Это от лука, наверное. Ее семья любит, чтобы в котлетах много лука было...

Протянула руку, включила телевизор – отвлечься от грустных мыслей. Импозантный ведущий на экране тоже взахлеб готовил какую-то вкусную еду, одновременно пытая приглашенную девицу-звездульку о тайнах ее певческого успеха. Надо же, как нынче модно стало интервью брать – наденут на ведущего и на очередную звездульку кухонные фартучки, ложки-поварешки в руки дадут... Забавно! Звездулька жеманится, морщит носик, заглядывает в кипящую кастрюлю, одновременно нахваливая себя, талантливую, на чем свет стоит. Лиза даже увлеклась, слушая ее щебетание, и вздрогнула от звука хлопнувшей входной двери.

Выглянула в прихожую – Влад... Бледный, раздрызганный, сердито похмельный. И растерялась вдруг – не ждала, что рано придет. Хотя... Ему ж теперь не надо около архитектурного института торчать...

Так, а вот случайно-злорадные мысли нужно отбросить. Злорадство – мудрому унижению не товарищ. Тихо, Лиза, тихо... Не говори ему ничего. Улыбнись, иди дальше ужин готовить да звездульку в телевизоре слушать. Тем более котлеты на сковородке подгорают...

Через полчаса осторожно заглянула в спальню – лежит на кровати в одежде, спит. Лицо во сне хмурое, несчастное, на фоне белой наволочки отливает синевой свежей щетины. И сердце зашлось неуместной жалостью – эк тебя сильно приперло, мужик... Закрыла тихо дверь – пусть спит.