Мы бродили по парку, не обращая внимания на гром, и я отчего-то удивлялась, почему все люди как будто испарились. А когда хлынул дождь, я это поняла, но было уже поздно. Прежде чем найти укрытие, мы успели основательно вымокнуть, но Альбина была этим нисколько не раздосадована, даже смеялась.

— Давненько я так не промокала!

Мы заскочили в пустую беседку. Лило как из ведра, громыхало и сверкало, деревья тревожно раскачивались и вскидывали ветки, словно в каком-то странном танце, летели оторванные листья и маленькие веточки — гроза была в самом разгаре. Пахло свежестью и сыростью, влажной травой и землёй. Мокрая чёлка Альбины неестественно съехала набок, пробор тоже находился не там, где должен был находиться, и вообще у всей причёски был странный и нелепый вид. Нет, она была не просто растрёпана грозовым ветром, она сместилась куда-то вбок вместе с чёлкой и пробором.

— Что у вас с волосами? — удивилась я.

— Это парик, — призналась Альбина. — И скажу тебе: нет ничего противнее, чем мокрый парик! Уж лучше совсем без него.

Мокрые волосы сползли с головы Альбины, которая оказалась совершенно гладкой, как шар для боулинга. Это повергло меня в лёгкий шок. Проведя по ней ладонью, Альбина усмехнулась:

— Да, я ещё и лысая. Врачи не могут назвать точной причины, почему у меня выпали волосы. Я начала их стремительно терять после того случая. Ничего не помогает — ни витамины, ни мази, ни иглоукалывание с пиявками. Когда я была ещё не совсем лысая, одна моя знакомая посоветовала мне несколько раз подряд побрить голову: это якобы может стимулировать рост волос.

— Ну, и как? — спросила я.

— Результат ты сама видишь, — ответила Альбина. — С каждым разом волос отрастало всё меньше, а потом их вообще не осталось. Я потратила кучу денег на разные средства, но ничего не помогло.

Держа на коленях мокрый и жалкий, похожий на дохлую кошку парик, Альбина сидела на скамейке, нервно трогая гладкий затылок.

— Ну вот… Теперь ты видишь меня такую, как я есть на самом деле, Настенька. Я чудовище… А ты красавица.

Я подошла и положила ладонь ей на макушку.

— Я совсем не красавица. И ты тоже не чудовище. — Погладив её по голове, я добавила: — А мне так даже нравится. Тебе нечего стесняться, у тебя очень красивая форма черепа. Без волос тебе тоже идёт.

Альбина поднялась на ноги, одновременно заключая в объятия мою талию. Её лицо было очень близко, и у меня в животе тепло ёкнуло ожидание: сейчас она меня поцелует. Но Альбина, видимо, решила, что на сегодня с меня хватит впечатлений, и только прижалась щекой к моему виску.

— Такого мне ещё никто не говорил. Что ж, может быть, ты и права… Но в одном ты ошибаешься, малыш. Ты красавица. Ты самая прекрасная девушка, которую я только встречала в своей жизни.

Наверно, я стояла бы так с Альбиной целую вечность, щека к щеке, в кольце её рук, посреди бушующей грозы, но у неё зазвонил телефон.

— Всё нормально, Рюрик. Нет, почти не промокли. Мы в беседке, пережидаем дождь. Придём, как только кончится.

Когда непогода стихла, мы пошли по мокрой, освежённой аллее, держась за руки. Альбина несла вымокший парик в руке, и я поглядывала на её круглую гладкую голову. Меня так и тянуло снова дотронуться до неё, и я погладила её по затылку. Альбина чуть повернула лицо в мою сторону, улыбаясь.

— Мне нравится, когда ты гладишь мне голову. Из твоей руки как будто струится добрая энергия. Мне очень хорошо… Погладь ещё.

Мы остановились, и я несколько раз погладила её по голове, а потом мы снова обнялись посреди пустой аллеи. Вздохнув, Альбина проговорила:

— Я не хочу с тобой расставаться. Скажи, я могу хоть на что-то надеяться?

Я пожала плечами:

— Надеяться не запрещено.

Альбина остановила меня.

— Нет, серьёзно. Наскочив на мою машину, ты ворвалась в мою жизнь, в мои мысли, в мою душу и натворила там столько изменений, что по-прежнему жить я уже не смогу. Я не хочу тебя напугать, не хочу оттолкнуть, но ты видишь, какая я…

— Ты не хуже других, — сказала я. — А может, и получше некоторых. Знаешь, я тобой восхищаюсь. После того, что с тобой случилось, ты не опустила рук, не стала унывать и жалеть себя, ты стала жить дальше и преуспела. Ты просто молодец. А личная жизнь… Она обязательно наладится. Найдётся человек, который полюбит тебя именно такой, какая ты есть, ты обязательно встретишь свою половинку. Ты достойна этого…

— Настенька… — перебила она, кладя руки мне на плечи. — Не надо, не говори всего этого. Скажи мне только одно: ты не будешь против встретиться как-нибудь снова?

— Я не против, — сказала я. — Давай встретимся.

* * *

14 октября

Возле подъезда останавливается знакомый джип. Широкоплечий и коротко стриженый: Рюрик. Задняя дверца: стройная нога в высоком сапоге, блестящая кожа, блестящий металл. Рука в тугой перчатке, чёрная шляпа, зеркальный щиток тёмных очков.

Слыша писк домофона, стаскиваю рубашку, натягиваю джинсы. Нажимаю кнопку:

— Да.

Холодный мужской голос:

— Открывай, это Альбина Несторовна.

По лестнице — шаги двоих. Я натягиваю футболку и, не дожидаясь звонка, открываю дверь. По перилам скользит её рука в тугой перчатке, подбородок приподнят, рука Рюрика страхует под локоть. Она — в чёрных кожаных брюках и высоких изящных сапогах, в кожаном плаще, из-под шляпы видны волосы светло-каштанового парика.

— Всё, Альбина Несторовна, площадка. Дверь.

На ходу стягивая перчатки, она перешагивает через порог, отрываясь от страхующей заботливой руки Рюрика. Замирает, протянув вперёд руку:

— Настенька…

Я прижимаюсь к ней, обнимаю, уткнувшись в пахнущий духами шарфик. Сердце нежно содрогается, истекая сладкой болью.

— Аль, прости меня, пожалуйста.

Её чуткие пальцы зарываются в мои вымытые волосы, губы тепло щекочут висок:

— Господи, малыш, как ты меня напугала! Рюрик, посмотри, что у неё там!

Нимало не церемонясь, верный Рюрик обходит квартиру, заглядывает в ванную и сообщает:

— Тут полная ванна воды и нож рядом. На зеркале записка: «Папа, прости меня. Я очень тебя люблю, но больше так не могу». На кухне пустая упаковка из-под таблеток.

— Что за таблетки? — Её голос сдавлен и глуховат от тревоги, но рука крепко обнимает меня.

Я глажу её плечи, щёки, льну к ней всем телом.

— Это пустяки… Обезболивающее.

— Ты что, проглотила всю упаковку?

— Аля, не волнуйся, ими нельзя смертельно отравиться… Их в упаковке было всего двенадцать. Меня стошнило… И они вышли. Ничего страшного, только немножко спать хочется.

— Ты что… Ты что собиралась сделать?! — Она встряхивает меня за плечи, потом прижимает к себе и гладит по голове. — Господи, дурочка моя… Ох, дурочка. Ну, зачем, зачем? А обо мне ты подумала?

— Аля, прости меня, — всхлипываю я. — Я тебя очень люблю… Я больше не буду.

— Всё, Рюрик, выйди, — говорит она. — Жди в машине.

— Сколько вас ждать?

— Не знаю. Сколько надо, столько и жди.

Рюрик уходит, прикрыв за собой дверь, а Альбина прижимает меня к себе и всё гладит, гладит по волосам. Мы молчим. Я плачу, но это хорошие слёзы: они от любви.

— Ты что удумала, глупышка? Настя, зачем?!

Её голос дрожит: наверно, она сейчас тоже заплакала бы, если бы могла. Я щекочу губами её подбородок, и она обхватывает мой рот своим. Одной рукой обнимая меня, другой она снимает шляпу, я беру её и не глядя кладу на тумбочку, и её освободившаяся рука обнимает меня. Нежность наполняет меня до самой диафрагмы, я снимаю с Альбины тёмные очки, стаскиваю парик и провожу ладонью по её гладкой голове. Она вдруг смущается, прерывает поцелуй и на ощупь забирает у меня свои очки, снова надевает парик, на ощупь поправляя его.

* * *

Флешбэк

Три недели нашего знакомства пролетели, как три дня. Мы созванивались, гуляли в парке, разговаривали, часто держались за руки. Альбина не могла без этого: ей нужно было постоянно держать мою руку, это заменяло ей визуальный контакт, а я испытывала от этого странное волнение — как будто ладонь Альбины соприкасалась не с моей ладонью, а ласкала меня в более интимных местах…

Мы шли по сумрачной еловой аллее: каблуки Альбины постукивали по бетонным плиткам, у меня в руках был подаренный ею букет роз. Сквозь тёмные еловые лапы пробивались вечерние лучи солнца: тихий июньский вечер. Именно в этот тёплый, янтарный вечер меня одолевала мысль: что такое между нами происходит? Кто мы друг другу? Что значат эти встречи? Они не похожи на обычные встречи подруг с трёпом на обычные дамские темы — мужики, дети, тряпки. Если мы подруги, то зачем Альбина дарит цветы? И опять же, если между нами обычная женская дружба, то почему у меня всякий раз ёкает сердце и бегут по спине мурашки, когда я вижу на экране своего мобильного её имя? Почему меня охватывает ураган сладкого волнения, когда наши ладони втискиваются друг в друга с силой соития?..

Водоворот моих мыслей прервал голос Альбины:

— Может, скажешь, о чём твои тяжкие раздумья?

Пожатие её руки стало крепче. Она была, как всегда, элегантно и со вкусом одета, а я сегодня что-то поленилась — напялила джинсы и белый топик. Носки её чёрных туфель поблёскивали из-под широких чёрных брюк, из-под рукава белой куртки выглядывала серебристая полоска браслета, на тёмном щитке очков играли блики — то, что оставалось от солнечных лучей, после того как они продирались сквозь плотный еловый заслон.

— Мне очень хорошо с тобой, Аля, — сказала я. — Просто удивительно.

Она замедлила шаг.

— Ты думаешь не об этом.

— Ты что, умеешь читать мысли? — усмехнулась я.

Она остановилась, повернувшись ко мне лицом, и взяла меня за руки.