— Анастасия! — раздался голос Альбины уже снова сверху. — Открой, или я сейчас позову Рюрика.

Я подползла к двери и отодвинула щеколду, а потом отползла на место. Альбина, шаря перед собой руками, искала меня. Наконец нащупав меня, она вцепилась мне в плечи.

— Зайка, что с тобой? Не молчи, скажи хоть слово!

Её голос дрожал от чрезвычайной тревоги, она почти плакала, при этом ощупывая меня и обнюхивая. Я молчала.

Альбина опустилась на пол рядом со мной, и некоторое время молчала, вслушиваясь в журчание воды. Её рот раздражённо скривился, и она, нащупав кран, закрыла его, а потом стиснула мою холодную руку и крепко поцеловала.

Ещё минуту, длинную, как вечность, мы сидели в ванной и слушали ледяную кафельную тишину. Альбина устало провела рукой по голове, приминая короткий ёжик волос.

— Утёночек мой родной… Верь мне. С Андреем Фёдоровичем у меня ничего нет и никогда не было. Но я его очень люблю…

Это слово — «люблю» — отозвалось во мне пульсирующей судорогой боли.

— Да, люблю, — повторила Альбина. — Он мой хороший друг. Шесть лет назад, когда со мной случилось это… — она дотронулась пальцами до лица, — он очень поддержал меня. Наверно, только благодаря его поддержке я не сошла с ума и не озлобилась на целый свет. Я ему очень благодарна.

В гулкой кафельной тишине послышался мой голос:

— Значит, друг?

— Да, милая, — ответила Альбина. — Лишь друг, и не более того.

Ледяное молчание царило ещё долго. Мы уже сидели на кухне, а Мадина заваривала чай. Боль превратила меня в каменную глыбу. Мыслей по-прежнему не было, они тоже окаменели. Мадина ушла, а мы остались с чашками чая, который остыл, так и не выпитый нами.

— Малыш… Сколько ты ещё будешь сводить меня с ума этим молчанием?

Альбина стояла у окна, вдыхая холодный воздух, струящийся в приоткрытую форточку. Не дождавшись ответа, она вздохнула. Подойдя ко мне, она опустилась на колени, накрыв мои руки своими.

— А он, кажется, относится к тебе не совсем как друг, — проронила я, преодолев странное оцепенение.

Альбина покачала головой.

— Нет. Между ним и мной не может быть ничего, кроме дружбы. Ты мой родной человечек, моя любимая девочка. Никто, кроме тебя, мне не нужен. Ты сделала чудо… — Альбина снова провела рукой по голове. — Вот это. Ты обладаешь какой-то целительной силой. Твои руки… Они чудотворные.

Её губы горячо щекотали мне руки, и от каждого их прикосновения на моём обледеневшем сердце оставался талый след.

— Я люблю тебя, малыш.

Её руки лежали на моих каменных коленях, а лицо приближалось ко мне, но в последний момент я отвернулась. Я не могла целоваться с ней сразу же после того, как её целовал другой человек. Её слепые губы ткнулись мне в щёку. Значит, не одна я могла решиться на поцелуй с ней, вдруг подумалось мне. Этот человек был сильнее меня. Если его руки исцелили мне спину, то они могли бы, наверно, и заставить волосы Альбины снова расти. Но тогда почему он не сделал этого?

— Аля, извини, я лучше пойду домой. Мне что-то нехорошо.

После этих слов её руки ещё минуту лежали на моих коленях. Она сказала:

— Милая, не уходи.

Я ушла. Через час я была дома, варила суп и жарила котлеты. Потом я помыла пол, пропылесосила, почистила туалет, а также вынесла мусор, отвлекая себя тупой, монотонной домашней работой от ледяной боли. Телефонный звонок пронзил мне душу стальным клинком. «Альбина». Я не стала отвечать.

Я заправила суп. Телефон пискнул: SMS-ка.

«Утёнок, я не могу без тебя. Умираю от тоски. Люблю».

Выключив на телефоне звук, я села за компьютер.

Пришёл с работы отец, поужинал супом и котлетами с гречкой. Я спросила:

— Как дела?

— Нормально, — буркнул он.

После чего включил телевизор и лёг на диван. Через сорок минут он уже спал, а я лежала на своей кровати, глядя в потолок. Монитор перешёл в энергосберегающий режим, и недоделанная статья исчезла в его тёмной глубине.

Я находилась во власти боли два дня. От Альбины за это время поступило пять звонков, но я ни на один не ответила. Когда заверещал сигнал домофона, я выглянула в окно и увидела знакомый джип. Домофон поверещал и смолк. Через пять минут я вздрогнула от звонка в дверь, но не двинулась с места, чтобы открыть. Звонили долго и настойчиво, а джип стоял под окнами. Отпрянув от окна, я затаилась в квартире, как мышь.

Просидев дома безвылазно два дня, на третий я была вынуждена всё-таки выйти: в холодильнике закончились продукты. До магазина я дошла, никого не встретив, а когда с переполненным пакетом подходила к своему подъезду, у крыльца стоял джип, но не Альбинин, а другой — чёрный. Он показался мне знакомым, и верно: едва я поставила ногу на первую ступеньку, как из него вышел доктор Якушев в короткой чёрной дублёнке и меховой шапке с козырьком, с огромным букетом в шуршащей обёртке.

— Как удачно, что я вас встретил, Настенька!

Я остановилась и спросила холодно:

— Вы ко мне?

Он приветливо улыбнулся и взялся за ручки моего пакета.

— Позвольте вам помочь.

— Нет, спасибо, я сама!

Попытка высвободить пакет привела к неприятным последствиям: он порвался. На пушистый слой свежевыпавшего снега упал кефир, яблоки, булка хлеба, мороженая курица, макароны, творог, три четырёхсотграммовых стакана йогурта и лимон в целлофановом мешочке.

— Бл-лин, ну вот, — процедила я. — Это из-за вас!

— Ох, простите, я не хотел, чтобы так получилось! — рассыпался в извинениях доктор Якушев. — Теперь мне точно придётся вам помогать, хотите вы того или нет.

Я мрачно покосилась на его улыбающееся румяное лицо.

— У вас нет пакета?

Он стал щупать свои карманы, но пакета там не обнаружил.

— Увы, нет. Но вполне можно обойтись и без пакета. Подержите.

Вручив мне букет, он нагнулся и стал подбирать мои продукты. В его охапке уместилось всё, кроме лимона в мешочке, который он никак не мог подцепить.

— Лимончик сами возьмите, а то у меня уже полные руки.

Таким образом он попал ко мне в квартиру, заменив собой порванный пакет. Не исключаю, что с его стороны это была хитрая уловка, и она сработала: я терпеть не могу, когда рвутся полные пакеты, и это слегка выбило меня из колеи. В прихожей я взяла у него продукты и в два приёма отнесла на кухню. Что я могла сказать?

— Ну… Спасибо за помощь.

Доктор Якушев стоял на коврике в прихожей, глядя на меня не то серьёзно, не то ласково, а может, и так, и этак вместе. Я почему-то почувствовала, что отделаться от него будет нелегко. Он, наверно, прочёл мои мысли, потому что улыбнулся и спросил:

— Чашечкой кофе не угостите?

Это изящное и ласковое нахальство на пару мгновений лишило меня дара речи. Его, по-видимому, позабавило выражение моего лица, потому что он заулыбался ещё приветливее.

— Не сердитесь, Настенька. Я не отниму у вас много времени, мне нужно сказать вам всего пару слов.

Наверно, этот человек действительно обладал некой силой. За то, что он целовал Альбину, следовало бы дать ему в морду — ну, или как минимум выставить за дверь, но я не смогла сделать ни того, ни другого. Вместо этого я пробормотала:

— Проходите на кухню.

Через пятнадцать минут кухню наполнял кофейный аромат. На столе было печенье, а цветы стояли в вазе на подоконнике. Тёплая рука доктора Якушева лежала на моей.

— Настенька, Альбина вся извелась, переживает, всё ли с вами в порядке. Вы не отвечаете на звонки и не открываете дверь. Она волнуется.

Я нашла в себе силы высвободить свою руку из-под его сильной тяжёлой ладони.

— Это она вас послала?

Он взял печенье.

— Нет, я сам вызвался. Не мог видеть, как она изводится.

Минуту мы молча пили кофе. Приветливое спокойствие доктора Якушева понемногу начинало меня раздражать.

— Зря вы с ней так, — сказал он, окуная печенье в кофе. — Она ни в чём не виновата. Уж если кого и винить, так это меня. Я позволил себе лишнее.

Я спросила его в лоб:

— Вы к ней… неравнодушны?

Он улыбнулся, отправил печенье в рот.

— Пожалуй, да. Мы знакомы уже очень давно, до того несчастья я знал её уже года два. Она всегда была сильной. После несчастья она немного замкнулась, но не озлобилась и не пала духом. Она молодец… То, что она предпочитает девушек, меня не смущает. По-человечески она мне всё равно нравится.

— И её увечье вас не отталкивает? — спросила я. — Часто бывает, что таких людей покидают друзья и любимые.

Доктор Якушев бросил на меня краткий серьёзный взгляд и снова опустил его в свою чашку.

— С Альбиной так и произошло. Сразу после этого случая подруга её бросила, и она очень тяжело переживала это. После трёх операций шрамы стали почти незаметны, но зрение восстановлению уже не подлежит. Что касается волос, то она потеряла их в течение всего одного года. Несмотря на все эти удары судьбы, она всё же осталась человеком, хотя и был момент, когда она приблизилась к грани утраты всякой веры в людей. Но она выкарабкалась.

Я заметила:

— Она сказала, что это ваша заслуга.

Доктор Якушев улыбнулся.

— Ну, это она слегка преувеличила… Но не скрою, мне приятно это слышать. Однако если сказать по справедливости, ваши заслуги куда заметнее моих. Вы воскресили её веру в любовь. Будет очень жаль, если вы из-за того маленького инцидента перечеркнёте всё. Альбине будет очень больно. Её уже предавали.

Большой острый нож вонзился в мёрзлую плоть курицы, кромсая её на части, а больно было моему сердцу. Доктор Якушев некоторое время наблюдал, как я расправляюсь с тушкой, а потом встал.

— Ну что ж, спасибо за кофе. Не буду злоупотреблять вашим гостеприимством… Я только позвоню.