Никто не открывал. Мама взяла отпуск за свой счет, но ее иногда вызывали, тогда с Машей сидела Валя. На сестру положиться было нельзя. Я еще раз постучала, чуть громче. Вновь тишина. Бросилась пешком вниз, не стала ждать лифт, может они на детской площадке, а я не заметила? Поднесла телефон к лицу, цифры на экране специально установила большого размера, чтобы видеть время.

В обед Маша обычно спит. Если была возможность, я любила катать ее в коляске, и наблюдать за сладким сном дочери. Осмотрев площадку, родительницу или Валю с коляской не увидела. Поздоровалась со знакомыми мамочками.

— Вы не видели моих? — спросила знакомых девушек.

— Сегодня не видели, — поправляя шапочку малышу, ответила одна из них.

— И вчера тоже, — дополнила другая. Что могло случиться?

— Спасибо. — я стала вспоминать вчерашнее поведение мамы. Может Маша заболела, а они меня тревожить не хотят? Вернулась на лавочку и набрала маме.

Я знала, что волноваться мне нельзя. Врач предупреждала. Предположительно что-то с сосудами и глазными нервами, поэтому зрение начинает падать. Вот и сейчас я заметила, что хуже стала видеть. Надо успокоиться. Трубку она подняла почти сразу.

— Мама, вы где?! — сразу же принялась я выяснять.

— Поля, ты уже сделала МРТ? — не ответила она на мой вопрос.

— Да!

— Что сказали врачи? — в голосе маме я улавливала тревогу. Такое ощущение, что мама знает больше, чем мне рассказывает.

— Ничего конкретного. Отправят результаты лечащему доктору. А вы где?

— Домой иду, в магазине была. — мне даже легче дышать стало. Сейчас я увижу свою малышку. Одну бы в квартире мама ее не оставила. Потерев глаза, встала со скамейки и пошла родительнице навстречу. — ты уже в больнице?

— Нет. Решила заехать… Валя? — увидела сестру, которая чуть не наехала на меня.

— Поля, что ты тут делаешь? — удивилась Валя. Она не рада была меня видеть. Подняв с земли скейтборд, она натянула кепку пониже на глаза. Я сестру хорошо знаю, она что-то натворила и сейчас пытается от меня это скрыть.

— Заехала с Машей повидаться.

— Тебе разве можно больницу покидать? — Валя продолжала озираться по сторонам.

— Меня отпустили, поиграю с дочкой и через час вернусь. А ты откуда едешь? Лучше бы матери помогла. Она и с ребенком сидит, и в магазин сама ходит, и все дела по дому на ее плечах. Неужели нельзя часть обязанностей на себя взять?

— Вот мама идет. — бросила она скейтборд на землю, умело перевернула его ногой, вскочила и уехала.

— Валя, подожди! — она даже не повернулась.

С сестрой было тяжело. Пубертатный период явно затянулся. Уже почти восемнадцать, а мы никак не могли найти с ней общий язык. Вале нравился свободный образ жизни, никакие доводы она слушать не хотела. Красивая девчонка, но вела себя, как мальчишка. Когда Валя обрезала шикарные волосы, у мамы чуть инфаркт не случился. Потом она отказывалась идти сдавать ЕГЭ, еле-еле ее уговорили. И ведь сдала, даже балы хорошие набрала. А теперь вновь мы пытаемся уговорить ее пойти учиться в университет. Не хочет! Доводы глупые приводит. Пропадает целыми днями с друзьями. Прыгает с крыш, катается на скейтборде, гоняет на чужих машинах. Восемнадцати лет Вале еще нет, прав на вождение тоже не имеет, а за руль садится.

Я и забыла, что разговаривала с мамой. Посмотрела на экран телефона. Вызов она сбросила. Увидела я родительницу, когда она подошла ко мне очень близко. Может и раньше разглядела, если бы она была с коляской…

— А где Маша? — спросила маму.

Полина

— Мама, ты почему молчишь? — я чувствовала, как сердце хаотично стучит в груди.

— Ты почему не в больнице? — грубый тон мамы только подтверждал мои догадки — что-то случилось с Машей.

— Где Маша я тебя спрашиваю?! — я перестала себя контролировать, повысила голос. — Ты почему молчишь?!

— Дома поговорим! — она обошла меня и быстро устремилась к подъезду. Я бежала за ней и кричала: — Где моя дочь!

— Не привлекай внимание! — мама заметно нервничала. Она не стала ждать лифт, влетела на нужный этаж. Мои ноги подкашивались, в голове шумела кровь, я задыхалась. Что-то случилось с моей дочкой, а от меня это скрывали. Я так жалела, что оставила ее! Эмоции глушили сознание. Слезы застилали глаза, я почти ничего не видела.

— Где Маша?! — закричала я, как только мы вошли в квартиру. — Куда вы дели мою дочь?! — я забежала в свою комнату, кроватка была пуста. Я подняла ее распашонку и прижала к груди.

— Поля, не кричи, тебе нельзя волноваться. С Машей все хорошо. — на секунду появившаяся надежда угасла, как только я подняла взгляд на маму. Она виновато опустила голову и негромко добавила: — Маша у отца. — ноги перестали держать, подогнулись и я опустилась на пол.

Герман знает о дочери…

- Зачем?! Зачем, я спрашиваю тебя?! — кричала я рыдая. — Как ты могла?! — мама упала передо мной на колени.

— Так надо было! С отцом ей ничего не грозит. Ты же сама говорила, что он хороший человек. — она попыталась меня обнять, но я оттолкнула ее руки.

— Если тебе было тяжело, почему ты не сказала мне? Я бы ушла из больницы!

«Нужно позвонить Герману и попросить вернуть мне Машу?» — раненной птицей эта мысль билась в голове. — «А если он откажет?.. Я умру!».

— Тебе нужно лечиться! — повысила и она голос. — На обследования и лекарства нужны деньги! Деньги, которых у нас нет!

— Ты поменяла Машу на деньги? Мама, ты взяла у Германа деньги?! — упрямо поджав губы, она молчала. — Отвечай! — у меня такое ощущение, что я проваливаюсь в черную бездну, а спасения нет. Никогда в жизни я не испытывала такой душевной боли.

— Да. — это прозвучало, как приговор.

— Сколько?.. Сколько ты взяла? Ему надо их срочно вернуть! — я уже стояла на ногах. Комкая в руках распашонку, требовательно произнесла: — Отдай мне деньги, я поеду и заберу Машу!

— Один миллион рублей. Твой Герман сказал, чтобы мы к его дому не приближались. — вымолвила мама и заплакала. Стало действительно страшно. Я хорошо смогла узнать этого мужчину. Он был добрым, внимательным, заботливым, любящим, но в то же время очень жестким с посторонними. Как он расценил этот поступок, остается только догадываться. Получается, я скрыла от него рождение дочери, а потом ее продала. Продала свою малышку… — я закричала от боли. Мама ладонью закрыла мне рот и стала обнимать.

— Тише, Поля! Сейчас соседи полицию вызовут! Ты же знаешь, какие они! — испугалась родительница за себя, а я задыхалась от боли, когда смотрела на пустую кроватку.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Полина

— Пусть вызывают! Пусть все узнают, что ты продала мою дочь! — никто не может судить мать, у которой похитили ребенка. — Я хочу вернуть Машу!

— Давай, вызывай полицию. Пусть меня посадят! А я ведь это сделала ради тебя! Можно подумать, я Машу цыганам продала! Отдала родному отцу! В его хоромах ей точно будет лучше. И на питание будет хватать и на подгузники! Я зашивалась на работе, чтобы вас прокормить, а тут твоя болезнь! Может потребоваться операция! Где деньги брать? Ты хоть подумала, что у слепой матери ребенка могут отобрать и отдать в детский дом? Ты же представляешь угрозу ее жизни!

Конечно, я это все знала, поэтому и согласилась на лечение, но я даже предположить не могла, что потеряю дочь. Мне нужно успокоиться и обо всем подумать. Голова раскалывалась, перед глазами размытые круги, то ли зрение вновь стало падать, то ли из-за слез.

В больницу я не вернусь, пока не верну Машу. Как же больно, как же обидно! Почему все так? Даже если удастся вернуть дочь, кто будет за ней присматривать, пока я нахожусь на лечение. Матери и сестре я больше ее не оставлю. Остается только умолять Германа, позволить мне быть с Машей. Надеюсь, что он сможет выслушать и понять. Заберу миллион и поеду к нему.

— Верни мне все деньги, что ты взяла у Германа, — потребовала я. Глаза вытерла пеленкой, растерла их, но зрение не возвращалось. Все лечение может пойти насмарку. Как и сказал врач, нервничать мне нельзя, я могу полностью ослепнуть.

— Я заплатила за твое обследование, купила лекарства…

— Хорошо, отдай, что осталось. Я продам серьги бабушки и доложу недостающую сумму. — настроена была решительно, только попробует кто-нибудь помешать мне вернуть дочь. Я никогда не смогу понять родительницу и оправдать ее поступок. Интересно, она бы смогла продать меня и Валей? Отказаться от своих дочек?

— Мама не сможет вернуть тебе деньги? — в дверях стояла сестра, я не видела и не слышала, когда она пришла.

— Что значит, не может? — мой голос сорвался. Какую еще подлость они совершили? Мама отошла к шкафу, вытащила оттуда кошелек.

— Тут только триста тысяч. — вытащила она деньги и заплакала еще громче. — Их я оставила на твое лечение.

— Где остальная сумма? Куда вы ее дели? — я переводила взгляд с матери на сестру. Обе молчали. Оценили мою дочь в миллион рублей. Продали Машеньку, а деньги потратили! Ненавижу их! Как же я их сейчас ненавижу! Мне нужен этот долбанный миллион, чтобы прийти к Герману с чистой совестью. Объяснить ему все, тогда можно рассчитывать на понимание.

— Мама вытащила меня из тюрьмы! — вымолвила Валя. — Прости.

Это словно какой-то страшный сон. Я заснула и не могу проснуться. Герман теперь точно не станет меня слушать. Подумает, что я продала дочь, а когда закончились деньги, решила за ее счет устроиться!

— Простить? Ты не умеешь жить и нам не даешь! Что ты опять натворила?!

— Села за руль Димкиной машины, совершила аварию! Он сам дал ей ключи, а в полиции сказал, что она ее угнала. — произнесла мама. Можно подумать, это хоть как-то оправдывает их поступок. Я не хотела верить, что это происходит в реальности.