Глава 4

Понадобилось три дня, чтобы убедить Нелл в том, что она может продолжить отдых на побережье: как это будет весело, и в плавании можно поупражняться, а отец каждый день ждал бы на променаде, когда она выйдет из воды. Возможно, психологические упражнения, которые ей наскучили, помогли бы ей легче засыпать. В памяти телефона Джека был номер доктора Гэлфорда, но он не хотел его вызывать. Он надеялся, что у его дочки все же будут настоящие, веселые, свободные от психологов летние каникулы.

Итак, теперь они направлялись вниз, к концу пляжа, Нелл прекрасно разыгрывала роль несчастного арестанта. Она стояла за спиной Джека, когда он представлял ее Лорел Томпсон, добровольному инструктору по отдыху на побережье. Это была красивая семнадцатилетняя блондинка, она заглянула за спину Джеку и улыбнулась Нелл. Нелл вынуждена была спрятаться за другим боком Джека.

– Как дела, Нелл? – спросила Лорел весело.

– Она смущается, – сказал Джек.

– О, это ничего, – произнесла учительница. Высокая и тонкая, она сияла улыбкой, обращенной в сторону Нелл. – Многие дети сначала смущаются. И сегодня я помогу тебе это преодолеть, Нелл.

– Ты слышишь, Нелл? – спросил Джек, надеясь, что Нелл согласится. Он не слишком на это надеялся, наблюдая, как она роет ногой мокрый песок. – Ну, Нелл!

– Ммм-м, – пробормотала она.

– Мы развеселим ее, – сказала Лорел.

– Я встречу вас в двенадцать, – сказал Джек, опуская руку на голову дочери. Ее коричневые волосы нагрелись на солнце. – На променаде.

– Папа, – заявила Нелл, когда вокруг них стали собираться дети, – я не останусь.

– Привет, Нелл! – крикнула вдруг веснушчатая рыжеволосая девочка, приветливо улыбаясь. – Помнишь меня? Мы разговаривали с тобой на моем полотенце несколько дней назад! Я Пегги!

Нелл кивнула:

– Я помню.

У Джека часто забилось сердце в ожидании реакции дочки – улыбки или хмурого выражения, или какого-то другого знака, показывающего, что все в порядке, что он может оставить ее здесь с новыми друзьями.

Пегги схватила ее за руку:

– Ты будешь моим партнером по эстафете Мы вместе, ладно, Лорел?

– Отлично, Пегги и Нелл. Пошли, все вместе встанем в линейку на твердом месте.

Взяв Пегги за руку, Нелл бросила на отца прощальный взгляд. Эта не была спокойная улыбка, но, можно сказать, почти спокойная. В ее глазах он видел глаза ее матери. Когда умирала Эмма, без сознания в больничной постели, Джек брал в руки ее лицо и умолял ее не оставлять его. Она не оставила его, проявившись в их дочери.

Оставив Нелл в прогулочной группе Хаббард-Пойнта, Джек пошел назад по берегу, не совсем ясной его целью был дом, где жила лучшая подруга жены. Он смотрел на коттеджи, стоявшие вдоль скалистого уступа, наполовину скрытые соснами. Он пытался определить, который из них тот самый. Ведь Нелл нашла его.

Нелл это всегда удавалось: ее как магнитом притягивало к малейшим подробностям, касавшимся ее матери. Незадолго до смерти Эммы Нелл одолевала свою тетку расспросами о их детстве, воспоминаниях, тайнах, любимых песнях. Мэделин даже привила Нелл музыкальные вкусы Эммы, напевая «Лимонное дерево». Нелл пела эту песню при каждом удобном случае – в ванной, в машине, безошибочно подражая интонациям взрослой женщины, только более высоким голосом.

Может, это и объясняло, почему она заглянула к Стиви Мур. Джек определенно не упоминал о ней при Нелл до этого времени – он вообще даже не помнил ее имени. Она была из тех подруг детства сестры, которым он вообще не уделял внимания, кроме, разумеется, самой Эммы.

У Джека защемило в груди; он обернулся, чтобы быть уверенным, что за ним никто не следует – Нелл не могла идти за ним. Ну и хорошо. Он должен придумать для нее какое-то занятие на несколько часов каждый день. Ему необходимо было время для деловых планов, а если постоянно быть с Нелл, то он не сможет ничего делать.

Он посмотрел на часы: девять двадцать. Значит, у него около трех часов свободного времени. Сначала можно погулять, а уж потом заняться делами. Он перешел по мосткам через ручей и поднялся по каменным ступеням в лес.

– Эй, не роняй!

– Я и не роняю, это у тебя руки дырявые.

– Может, вы оба заткнетесь и принесете лестницу? Черт возьми, я разве тебе не говорил, что ты должен сделать?

– А вдруг она наложит на нас проклятие?

– Идиот, она же не настоящая ведьма.

– Она добрая ведьма, как волшебник из «Страны Оз».

– Потому что она любит птиц? Но у птиц крепкие острые когти и клювы, которыми можно выклевать глаза. Слышишь, Билли? Теперь тебя будут звать Птичий парень. Как ведьму – Птичьей теткой. Она ненормальная. Мама говорит, что она никогда не водится с нормальными людьми.

– Она вообще днем не высовывается. Она весь день спит, а ночью колдует.

– Нет, – сказал Билли Мак-Кейб, мать которого читала ему и сестрам книги Стиви, когда они были маленькими. Он нес коробку из-под печенья, в которой бился птенец. – Она хорошая.

– Как же! Она похожа на ведьму, которая в дурацких фильмах пожирает детей…

– Пожирает? Ведьмы не пожирают. Это акулы пожирают.

– Кино «Челюсти ведьмы»!

– Ты дурак набитый.

– А ты большой и умный Джереми, который говорит «набитый».

– Ты сам так говорил.

– Мне уже двенадцать.

– Ну и что? А мне одиннадцать.

Мальчишки быстро пересекли задний двор. Они несли с собой вещи, необходимые для задуманного предприятия, – лестницу, фотоаппарат и свечи. Они называли себя клубом БОВ – «Безымянные охотники на ведьм». Билли нес коробку, которая совсем не была частью их экспедиции: в ней был вороненок, которого они нашли под кустами. Наверное, мать хотела его научить летать, и он выпал из гнезда. Билли спас его, это задержало проведение мероприятия. Когда они закончат слежку, он отнесет вороненка к ветеринару – Рамер Ларкин жил через два дома от Стиви Мур.

Они срезали путь, пройдя мимо старого охотничьего домика, окинули взглядом обе дороги и перебежали к стене белого с черной крышей дома. Скальный уступ, на котором стоял дом, полого спускался вниз к пляжу – устойчиво поставить лестницу было сложно. Джереми Спринг упер ее одним концом в землю, Раф Морган подложил плоский камень под другой, чтобы выровнять, и верх лестницы тяжело лег напротив дома. Остальные мальчики протиснулись в кусты. Все задержали дыхание, ожидая, что вот-вот из окна высунется злобное лицо, Билли согнулся под корявым тисом, прижимая к себе коробку. Нет, не надо было идти сюда, мать просто убьет его, если их поймают. Ну и что им делать, если даже они увидят, как она выходит наружу?

– Надо это кончать, – шепнул он, наблюдая за окном.

– Мы уже зашли слишком далеко, – сказал Раф.

– Что мы вообще хотим увидеть?

– Она должна колдовать голой, – сказал Джереми.

– Откуда ты знаешь?

– Я так слышал!

Двое ребят держали низ лестницы, а за право быть первым наблюдателем соперничали Джереми и Юджин Тайрон. Победил Юджин. Поскольку дом был построен на уступе скалы, эта его сторона была немного ниже. Мальчишкам не пришло в голову самим заглянуть в окно – узнать, что там: ее жилая комната, спальня, комната для колдовства или камера пыток. Они все смотрели на Юджина, ожидая его сообщения о том, что он видит.

– Эй! Что она делает?

– Скажи нам!

Джереми легонько толкнул основание лестницы. Юджин щелкнул левой рукой в воздухе, призывая к тишине. Все замерли, задрав головы. Было не видно, что в это время делает Юджин. Неподалеку от дома рос тощий дуб, низкорослый из-за штормовых ветров, и Раф с Джереми было попытались вскарабкаться на него, чтобы посмотреть, что там высмотрел Юджин.

– Ты ее видишь? – спросил Раф.

Юджин кивнул. Он не говорил. Лицо его было нахмурено. Теперь он покачал головой, как если бы он увидел что-то не понравившееся ему, и начал карабкаться вниз.

– Она голая?

– Рубит хвосты саламандрам?

– Может, ты видел ее коллекцию сушеных голов? Это именно то, что она делала с детьми, которые заглядывали ей в окно, – сказал Билли.

Все говорили шепотом, но он сказал это нормальным голосом. Раф содрал горсть зеленых желудей с ветки, висящей над ним, от возбуждения он разозлился, и желуди послужили артиллерийскими снарядами. Билли выронил свою коробку из-под печенья, вороненок выскочил, и когда Билли бросился, чтобы его поймать, он наткнулся на лестницу. Она медленно качнулась и с грохотом упала на землю.

Стиви не понимала, что с ней происходит. Она сидела у мольберта, уставившись на бумагу, и не могла рисовать. Она была одета в стиле, который один ее прежний возлюбленный назвал «Приглашением в черную дыру Вселенной»: это был поношенный кремовый атласный халат с темно-синим китайским рисунком, замечательный тем, что его носила за кулисами Джоан Морган, восходящая звезда Метрополитен-опера, страдавшая от гибельного романа с известным тенором, который покончил с собой непосредственно перед исполнением «Мадам Баттерфляй». Тронутая этой роковой любовью, незадолго перед разводом с Лайнусом Стиви купила это одеяние в благотворительном магазине при театре на Восточной улице, 23.

Сидя у мольберта, она пыталась сосредоточиться на рисовании, когда услыхала шум. Она его проигнорировала. Несколько дней прошло со дня визита Нелл. Она посвятила два из них рисованию крапивников, а теперь вернулась к колибри. Вьющийся подоконник на северной стене привлекал их, словно магнитом. Она внимательно наблюдала за ними несколько недель – самочки были тускло-зелеными, самцы с рубиновыми горлышками сверкали изумрудом.

Но все, о чем Стиви могла думать, были Эмма и Нелл. Она хлебнула чай из своей чашки – щербатой, с синими розами, одной из плохо сохранившейся коллекции китайского фарфора своей бабушки – и вспоминала о том, как они – пляжные девочки – проводили здесь свои «чаепития». Они делали лимонад, и пили его из этих чашек. Одна из них была любимой чашкой Эммы. При мысли об этом ее глаза наполнились слезами.