– У нее было большое потрясение, вот и все. Она немного подумает и вернется. Увидишь.

Стиви представила себе, как Мэделин уезжала из Хаббард-Пойнта, не оглядываясь назад, и подумала, что в данном случае тетя ошибается.

– В эти три недели я собираюсь не встречаться с этой семьей. Я хочу быть отшельницей.

– Сомневаюсь, что Нелл это одобрит, – сказала Аида.

– Нелл?

Аида кивнула:

– Она ведь была первой, кто начал эту игру.

– Придя ко мне домой, – сказала Стиви.

– И высказав свою точку зрения, дав знать тебе и своему отцу, как ей нужна ее тетя. – Старушка улыбнулась. – Я очень верю в любовь племянницы к своей тетке. И наоборот.

– Я тоже, – сказала Стиви, сжав ее руку и думая о том, что же делать ей с Нелл и ее семьей.

Они вышли вперед, облокотившись на каменный парапет и всматриваясь в восток. Свежий бриз всколыхнул листья вокруг них, охлаждая их лица. Холмы спокойно склонялись к проливу. Город был скрыт деревьями. Стиви услышала, как тетя вздохнула, и обернулась к ней.

– Что с тобой? – спросила она.

– О, со мной на этой неделе общался очередной застройщик, – сказала Аида. – Он хочет строить здесь отель и курорт и на условиях совместного управления предлагает превратить замок в конференц-центр.

– Я надеюсь, ты послала его куда следует?

Тетя помедлила, и Стиви увидела, что она прикусила губу.

– Я не сделала этого… пока.

– Но ведь собиралась?

– Налоги теперь так высоки, и налоговая служба прислала что-то насчет переоценки. Я слышала от Августы Ренвик, что ее налоги за этот год возросли вдвое! Я не могу себе позволить содержать замок так, как это было до сих пор. Меня беспокоит, что некоторые дети прокрадываются сюда и могут провалиться в трещины каменной кладки.

Стиви была ошеломлена. Впервые ее тетя серьезно отнеслась к предложению застройщика. Из купы деревьев раздался крик совы. Они слышали хлопанье ее крыльев, когда она пролетела над ними.

– Если ты согласишься на условия кондоминиума, – спросила Стиви, – куда же улетят совы?

Тетя попыталась улыбнуться.

– Это текст Стиви Мур, лауреата премии Калдекотта. «Куда же улетят совы»?

– Я серьезно, тетя, – сказала Стиви. – Ты ведь не можешь застроить склон. Тетя Аида?

– Это головоломка, – ответила тетя через минуту. – Потому что я не могу себе это позволить.

– Должен же быть способ достать деньги, – сказала Стиви. – Может, открыть замок для публики на один или два дня в неделю?

Тетя Аида печально улыбнулась:

– И зачем они будут сюда приходить? Посмотреть на романтичную, но совершенно бесполезную прихоть моего дорогого мужа?

– С каких пор ты стала верить в то, что романтичное бесполезно? – Стиви обняла ее. – Ты, тетя, последний из великих романтиков. Потому ты держишься за эту землю так долго, как только можешь. И Генри и я знаем, что для тебя было бы полезней жить круглый год во Флориде, но ты же не можешь покинуть это место… потому что оно напоминает тебе о дяде Вэне.

– Это так, – прошептала тетя, вытирая слезы. – Я и теперь ощущаю его здесь, рядом с собой. Если где-то и есть духи, то это тут.

Сердце Стиви болело, она думала о своей тете, которая любила так сильно, что жертвовала столь многим ради того, чтобы быть рядом с душой любимого.

– Ты никогда не должна чувствовать себя одинокой, – сказала она.

– Я и не чувствую.

Стиви кивнула, глядя поверх деревьев.

– Ты тоже найдешь кого-нибудь, – сказала ее тетя, – и перестанешь чувствовать себя одинокой.

Стиви покачала головой.

– Я имела шансы, – сказала она.

– «Улыбка летней ночи», – сказала тетя.

Стиви взглянула с любопытством.

– Был такой фильм Ингмара Бергмана, вдохновленный «Ночной серенадой» Сондхайма.

– В музыке к нему была песня «Запишись в клоуны», – сказала Стиви. – Это история моей жизни и любви.

Тетя засмеялась:

– Это о человеческих слабостях и ошибках в любви. Но большинство из нас делает их, дорогая Стиви. Пока мы это знаем, мы живы! Ты далека от того, чтобы быть одинокой.

– Я делала больше ошибок, чем многие, и гораздо худших.

Тетя покачала головой, но уже не смеялась.

– Ты добивалась любви тела и души, – сказала она. – Ты верила в нее, нуждалась в ней так сильно, что испробовала три шанса… В пьесе великая герцогиня говорит, что летней ночью луна улыбается три раза… Ну а сегодняшней ночью я хотела бы, чтобы ты думала обо мне, как о великой герцогине.

– У меня уже были три раза, – сказала Стиви.

– Нет, милая. Я имею в виду не это. Подумай сейчас, сегодня и подумай как следует. Время и события летом измеряются по-другому, и особенно в ночи полнолуния.

В этот момент луна показалась из моря далеко на востоке. Она всплывала медленно, огромным обожженно-оранжевым диском, поднимавшимся над горизонтом, перевернутым вверх дном, как будто разлившееся по воде золото.

– Первая улыбка, видишь? – спросила тетя Аида, когда луна сияла, огромная и широкая, гримасничая, как Чеширский кот.

Она была ошеломляющей, запомнила Стиви.

Они ждали в тишине, луна медленно поднималась, становясь меньше и бледнее, пока не стала чисто белой, сияющей высоко в небе. Ее лик был испещрен кратерами, и Стиви лукаво улыбнулась.

– Ты что?

– Я сейчас вспомнила, – сказала Стиви. – Когда мы были очень юными, я и мои подруги Эмма и Мэделин называли ее «лунной девочкой». Посмотри, она смеется.

– Вторая улыбка, – сказала тетя.

Стиви и сама широко улыбалась. Она вспоминала свои пятнадцать лет со своими подругами, счастливые и дерзкие, они заявляли о своей собственности на луну.

– Когда же мы увидим третью улыбку? – спросила Стиви. – Ты же великая герцогиня ночи, ты должна знать!

– Ты увидишь ее, если у тебя хватит храбрости постучать в правильную дверь, – сказала тетя.

Стиви быстро взглянула на тетю, готовая поддразнить ее, но она увидела, что тетя Аида была совершенно серьезна. Она рассматривала Стиви печальными глазами. У Стиви что-то дрогнуло внутри. Ее тетя обдумывала серьезные вещи: продажу своего холма, своих деревьев, птичьих убежищ. Из глубины леса крикнула сова, и вторая отозвалась ей, она была совсем близко.

Вглядевшись, Стиви увидела силуэт большого филина, сидевшего на вершине башни. Его голова выглядела жуткой в лунном свете, его глаза и клюв сверкали желтым светом. Дрожь пронизала Стиви, когда он взлетел и скрылся за деревьями.

Теперь, взглянув на луну, она увидела, что луна плетет сеть на воде. Лучи лунного света мерцали и плясали на волнах. Глядя на это, Стиви представляла себе каждого, кого она когда-то любила. Она видела, как на это смотрит тетя Аида, и знала, что она думает о дяде Вэне.

Сердце Стиви колотилось. Постучать в правильную дверь… Она подумала о Нелл, стоявшей на ступенях лестницы с разодранными коленками. И она подумала о себе, ожидавшей приглашения у двери дома Джека и Нелл. Она вспомнила Мэделин, поднимающуюся на холм со своими двумя бутылками шампанского. Луна свела их вместе в ее памяти, и Стиви внезапно поняла.

Она поняла, что она должна сделать, где это сделать, чтобы постучать в дверь.

Нелл так устала, что у нее слипались глаза. Пока все внимательно следили, луна выплыла из воды и поднялась в небо. Нелл было уютно, прижавшись к боку отца, чувствовать его тепло, когда ночь стала холоднее. Потом, позже, Пегги подняла ее на ноги, чтобы «танцевать в лунном свете» с Энни и Элизой. Плеск волн заменял музыку, и девочки танцевали босиком на песке до тех пор, пока их родители не сказали, что пора идти домой.

Все семьи прошли вместе до дамбы. Она была очень мощная, сложенная из огромных камней, и защищала дорогу от моря. Пегги с семьей попрощались с ними и отправились с фонариками через марши.

Нелл с отцом прошли через пляжную автостоянку, позади бухты с лодками. Нелл слышала, как в темноте поскрипывают и позвякивают лодки, когда вода поднималась и падала. Проходя мимо, она зевнула и споткнулась, отец подхватил ее и поддержал.

– Это было забавно, – сказала она.

– Да, забавно, – согласился он.

Нелл чувствовала себя утомленной от свежего воздуха, окружавшего их, и от общего возбуждения ожидания момента, когда полная луна взойдет из моря. Ей понравилось быть с большой компанией, собирающейся вместе на песке.

– Как хорошо иметь большую семью, – сказала она, сжимая руку отца.

Он не ответил. Она ощущала под ногами дорожное покрытие, еще теплое от солнца.

– Мне это нравится Мне нравится, когда все, как у нас, – ты и я. Но нравится и когда вокруг другие люди.

– Ну, это как раз про нас, – сказал он. – Мы скоро уедем с побережья, через пару недель. Но потом ты сможешь писать Пегги.

– Из Бостона? – спросила она, не уверенная, вернутся ли они опять в Массачусетс или домой в Джорджию.

– Не из Бостона, – сказал он вызывающе-весело – нерешительно, подумала она.

Что-то было необычное в голосе отца.

– Мы поедем в Атланту?

– Нелл, ты знаешь, как танцуют флинг?

– Что это?

– Это шотландский танец.

– Шотландский? Под волынку?

– Да.

– О-о-о, – сказала Нелл, вздрагивая, – тетя Мэделин рассказывала мне о том, как она ездила в Шотландию, когда была маленькой, и слушала волынку повсюду. Ей это нравилось, но мне – нет.

– Почему нет?

– Потому что я ненавижу волынку, – сказала Нелл, – потому что она играет, как в церкви у мамы… – Она чуть не сказала на похоронах.

Она вспомнила, как какой-то мужчина, встречавший ее мать в Диксоне, в тюрьме, где она работала добровольцем, офицер то ли гвардии, то ли полиции, умевший играть на волынке, стоял у алтаря, играя «Амазинг Грейс».

– Ну, в Шотландии есть много всего, кроме волынок.

– Верно, но если я услышу их даже один раз, это разобьет мне жизнь. Они ужасны. Я их ненавижу. Не говори мне больше о них, ладно? Потому что у меня тогда будут ночные кошмары.