Первая бутылка шампанского закончилась так хорошо, что Мэделин с трудом дожидалась, когда можно открыть вторую. Это было не слишком весело – пить в одиночку, особенно когда Стиви сосала свой имбирный эль. Мэделин решила не обращать на это внимание.

– Расскажи мне о себе, – сказала Мэделин. – Ты живешь здесь круглый год?

– Нет, – ответила Стиви. – Зимой я уезжаю в Нью-Йорк, а сюда приезжаю в конце мая.

– Я догадываюсь, как это прекрасно быть художником – свобода. Я-то работаю в строительной конторе Брауна из-за денег.

– Провиденс – большой город. Я кончала там школу, школу дизайна Род-Айленда, Там я познакомилась со своим первым мужем.

Мэделин не хотела расспрашивать Стиви о ее мужьях, но была рада, что она заговорила сама. Она тянула свое шампанское.

– Кевин был такой яркий и талантливый, – продолжала Стиви. – Мы полюбили друг друга в первую же неделю на первом курсе. У него был такой природный талант… никто не мог давать очертания, как он. Так просто и строго… он отбрасывал все ненужное. Школа была прогрессивная, авангардная…

– Выпускники преподносят сюрпризы, – сказала Мэделин.

– Да, – кивнула Стиви. – Это было дико и удивительно. Но Кевин делал свои работы почти в классическом стиле. Он любил рисовать фигуры; он работал углем на бумаге. Его лучшие работы напоминали Пикассо. Не кубизм, но очертания…

– И вы поженились?

– Да. Хотя мы и были еще в колледже. Мы сбежали…

– Я помню, ты писала нам про это. Думаю, это было последнее письмо, что я получила от тебя.

Стиви вздохнула:

– Вообще-то, это верно. Я была в поисках…

– Поисках чего?

– Мастерства и любви.

Мэделин засмеялась:

– Я думала, ты нашла и то и другое.

– Я была рождена и с тем, и с другим, – Стиви покачала головой. – Думаю, что с большинством людей это так. Но потом мы растрачиваем то, что нам дано. Мои родители так любили меня. Я была не то чтобы избалованной, но, полагаю, аффектированной. У меня были такие большие ожидания. Думалось, что жизнь может быть всегда и будет всегда. Даже после смерти матери мой отец был…

– Всем для тебя, я помню.

– Да, был. Он так любил меня. Всегда я у него была на первом месте, он давал мне почувствовать, что я могу делать все, что мне угодно. Он вдохновлял меня на то, чтобы я стала действительно независимой, верила в себя, но всегда сомневалась. Он говорил мне: «Стиви, художники смотрят на то, что есть, что они могут видеть, и они рисуют это. Поэты никогда не полагаются на внешнее. Они учатся смотреть внутрь и верят в то, что им сразу не видно».

– То, что им не видно… – повторила Мэделин.

– Я смотрела на Кевина и видела красивого, блестящего художника. И только много позже, когда мы уже были женаты, я посмотрела внутрь… Я увидела неуверенного человека, завидующего всем. Он был так ожесточен. Однажды один из наших однокурсников устроил выставку, и Кевин назвал его предателем, работающим на продажу. Он возненавидел его. А потом я начала работать над детскими книгами…

– И имела большой успех, – добавила Мэделин.

– И с этого началась его ненависть и ко мне. Это было так тяжело – жить с этим, – сказала Стиви, глядя вниз на море напряженным взглядом. – Я тогда подобрала Тилли – она была котенком, родившимся у нью-йоркской уличной кошки позади нашего дома. Она стала радостью для меня – муж был таким отчужденным, он едва говорил со мной. Мы уже никогда не спали вместе. Но у меня появилась Тилли.

– Любовь, которая не ставит условий.

– Да. Именно это. Я часто думала над словами отца… Я все еще не смотрела внутрь – глубже внешнего. Я помнила, какой счастливой сделала меня любовь, когда я была юной, и я понимала, что любить только кошку недостаточно, хотя я была безумно рада, найдя ее. И вот я пошла на лекцию в Вудхолл и там встретила Лайнуса.

– Лайнуса?

– Моего второго мужа. Я ушла от Кевина к нему. К тому времени Кевин совсем спился. Я даже не уверена, что он это заметил.

Мэделин глотнула своего шампанского. Спился – это ее не касается. Она отпила еще.

– Лайнус орнитолог. Он англичанин, такой яркий и интересный. У него есть сын от первого брака – я любила его, став его мачехой. Я действительно думала, что нашла то, что мне нужно. Он исследовал разные виды птиц в Англии и за ее пределами, знал всех инспекторов – каким-то образом нам удалось избежать карантина, необходимого для домашних животных. Он сказал мне, чтобы я не волновалась из-за Тилли, что инспектора пропустят нас. Так и вышло.

– Достаточный повод, чтобы полюбить мужчину!

– Совершенно верно, – засмеялась Стиви. – Мы жили в Оксфорде, в каменном доме недалеко от средневековой церкви Его сын жил в Лондоне, но приезжал к нам на уик-энды и выходные. Мои картины лились рекой – это было то время, когда я продала права на съемку «Малиновки»… Я хотела ребенка…

– Ты? – спросила Мэделин. – Я тоже хотела…

– Но не родила?

– Нет. – Мэделин покачала головой, – Я не могла забеременеть. Мы несколько лет пытались, и даже два раза из пробирки. Но ничего не получилось. Но ничего, у меня есть… – Она умолкла, не в силах сказать «Нелл». Стиви ждала, когда она закончит свою мысль, но Мэделин пожала плечами и улыбнулась: – У меня был Крис.

– А я забеременела, – сказала Стиви.

Ее голос был спокойным, но щеки вспыхнули.

– У тебя есть ребенок?

– Нет. У меня был выкидыш.

– О, Стиви! Я так тебе сочувствую.

Стиви закрыла глаза:

– Я никогда не думала, что это может быть так ужасно. До этого, когда я слышала о женщинах, с которыми это случалось, я думала: «Они могут попробовать опять» или «Это же еще не настоящий ребенок». Но все оказалось не так. Это был настоящий ребенок.

– На каком сроке это случилось?

– Три месяца. Я сказала моему отцу и тете. Это была девочка.

– Девочка… (как Нелл). Что же случилось?

– Я была страшно расстроена. Я хотела дать имя, похоронить. Лайнус отказался. Он считал, что это просто смехотворно. У него было к этому научное, медицинское отношение. Он говорил об «этом» как о болезни, возможно, не понимая, что «это» – продолжение его жизни, и он начал объяснять мне что-то о Дарвине, естественном отборе и выживании сильнейших. Я говорила ему, что она достойна большего, чем все это. Я назвала ее Кларой, как мою маму. Я устроила ей настоящие похороны. А потом я ушла от Лайнуса.

– Как грустно, – сказала Мэделин. – Грустно, что он не смог понять, как тебе это необходимо.

– Это было так, – сказала Стиви.

Они сидели молча несколько минут. Мэделин думала о том, как это больно – потерять девочку. Она думала о Нелл и знала, что Стиви думает о Кларе. Внезапно Стиви усмехнулась.

– О чем ты?

– Вспомнила, как Эмма постоянно дразнила меня – говорила, что я вечно нуждаюсь в привязанностях. Она была права. Я была уверена, что мне необходим человек, с которым у меня всегда будет все в порядке. Я смотрела на Кевина, на Лайнуса – и видела в них то, что мне хотелось. Я выходила за них замуж, надеясь – и нуждаясь в этом, – что они дадут мне то, на что они на самом деле были не способны. Прекрасно соединиться с тем, кто был бы реальной родственной душой, любил детей… надежный друг, понимаешь?

– О, очень хорошо понимаю.

– Я вернулась в Нью-Йорк на грузовом корабле. Мы с Тилли были в отдельной каюте. Мы вышли из Саутгемптона. К тому времени, когда мы дошли до Азорских островов…

– Ты выпрыгнула с корабля?

– Нет. Влюбилась в капитана.

Мэделин засмеялась, за ней Стиви.

– Это было длинное путешествие. Грузовое судно не похоже на круизный лайнер. Оно не идет прямо от одного порта до следующего. Оно ходит от одного порта в другой, пока не совершит большой круг, половину кругосветного путешествия. Месяцы прошли. Я подписала контракт, желая посмотреть на море, подумать и разобраться в ситуации.

– Может, времени на море было слишком мало?

– Да. И слишком много крепких напитков. Это был шведский корабль, и там было очень много лосося – жареного, копченого, консервированного – и лососевой икры… все с большим количеством спиртного. Шампанское тоже подавали, в первое время, когда мы уходили из портов, а портов было много.

– Так из-за этого ты бросила пить?

– Да, но это произошло далеко не сразу, – сказала Стиви. – Я была на море, мы шли под парами на Азоры, Тенериф, Кейптаун, Рио, Майами с большими прогонами между ними, и у меня было много времени, чтобы подумать. Я была дважды разведенной, я падала в цене в свои тридцать семь…

– Ты хотела ребенка.

– Да.

– Итак, ты вышла замуж за капитана?

– В итоге он не мог сам совершить обряд над собой, – сказала Стиви и засмеялась. – Пришлось это сделать первому помощнику.

– Как изобретательно!

– Да, вроде того. По счастью, это не имело законной силы. К тому времени, как мы вошли в доки Манхеттена, я поняла, что попала в беду, и в серьезную. Мой отец встретил корабль, он нашел мне юриста, который добился для меня аннулирования брака – если это можно было назвать законным браком.

– Что сделал капитан?

Стиви посмотрела вниз на берег:

– Он разозлился. Но за то короткое время, что я провела с ним, после нашего «Согласны», я увидела, что он зол всегда. Должно быть, по пьянке я приняла его злость за страсть. Я поняла, каков он на самом деле, когда он пнул ногой Тилли.

– Он ударил твою кошку?

– Пытался. Но я бросилась ее защищать, и тогда он вместо нее ударил меня в челюсть.

– Ублюдок.

Стиви кивнула и вздохнула. Мэделин потянулась к ее руке и сжала ее. Так они сидели несколько минут, и Мэделин думала, насколько она признательна Крису за их жизнь. Позади террасы летали чайки, плавая в восходящих потоках воздуха с пляжа. Обе женщины тихо смотрели на их полет, во время которого птицы даже не взмахивали крыльями. Тилли сидела перед дверью-ширмой, следя за ними сверкающими глазами.